Жена-беглянка. Ребенок для попаданки

Глава 12

Похлебка получилась отменной. Хоть и без мяса.

Корешки разварились, ну точь-в-точь как картошка. Суп забулькал, лопая с чавканьем пузыри густого варева.

Запахло приправами, да так вкусно, что слюнки потекли.

Грибы придали похлебке лесной аромат и тонкий приятный вкус.

А мелко порубленная свежая зелень украсила наше незамысловатое варево.

Марта, хоть и поела до этого яиц, а все же с жадностью накинулась на этот суп.

Я ее миску наполнила до краев, и она ела торопливо, не дожидаясь, пока остынет, обжигаясь.

Я свою порцию яиц отложила, не стала есть.

Я не так голодна, как Марта. Ей нужнее.

Уснула она, не доев и не дождавшись чаю.

Прямо за столом, так и сжимая ложку в темной натруженной руке.

А я, заварив снова чаю из ягод, накрыла ее старой шалью и уселась за столом, подумать, как быть дальше.

Тяжелые мысли одолевали. Хотелось ухватиться руками за голову и бежать, бежать прочь.

Только вот куда?

Может, мельницу восстановить?

Я осмотрела висящие под потолком хижины травы и сухие коренья.

— На это не то, что мельницу, — пробормотала я, — даже этот домик не восстановишь. Все же, придется просить помощи у родных.

Но идти к ним не хотелось… по ряду причин.

Мать, когда выдавала Нику за Натана, была очень счастлива.

Такой гордой я-Ника ее никогда не видела.

Эти воспоминания жгли меня, слепили.

Для нее породниться с герцогом было большой честью.

А если я явлюсь к ней сейчас…

Реакцию ее боюсь предугадать. Кричать — это самое малое, что она будет делать.

Вероятно, попробует поколотить меня.

Но одно я знаю точно: мое скромное приданое, что она собирала, герцогу она не отдала. Да какое там приданое — он сам за меня заплатил. Дорогими подарками, украшениями и платьями.

Так что я вправе потребовать свое приданое. Оно мое. Мне предназначено.

На первое время, чтоб не умереть с голоду, хватит. А потом посмотрим.

Тяжело вздохнув, я поднялась.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, решила немного прибраться.

Ведь жить в таких условиях невозможно.

А еще и беременность…

Эта мысль окатила меня словно кипяток.

Ребенок!

Ему-то в сырости, грязи и холоде и вовсе жить нельзя!

К тому же, мне не пустой похлебкой с грибами надо питаться, а хорошими и свежими продуктами!

— Значит, надо постараться и выбраться из этой нищеты!

Марта у стола храпела, раскрыв рот.

Я сняла свое роскошное ожерелье из рубинов, вынула из ушей серьги.

Оторвала от юбки лоскут, завернула драгоценности и припрятала их за потолочной балкой. Там надежнее будет.

От ручья притащила ведро воды. Часть ее плеснула в большой котел — греться.

А сама принялась метелкой из лесных веток выметать сор и пыль из дома.

Обмела все стены и потолок, убирая паутину и пристроившихся там пауков.

Щеткой тщательно соскоблила всю въевшуюся в стены пыль, копоть от печи, золу.

Саму печь тоже тщательно обмахнула своим веником. Почистила оранжевую кирпичную кладку щеткой. Смела золу и обломки дров.

От старости кирпичи стали округлыми, как свежевыпеченные буханки хлеба, утратили острые углы и края.

Они были нагреты, и касаться их руками было приятно.

— Побелить бы, — пробормотала я, сгребая мусор в большой совок. — Ну, да не все сразу. Потом обязательно побелим!

Вымела сор из всех углов, с деревянного пола, — солому, обломки сухих трав, — и кинула в печь.

Вода в котле закипела, я долила ее в ведро с холодной водой.

Снова оторвала от юбки небольшой лоскут ткани и плеснула горячей воды на подоконник.

— Сейчас здесь будет светло и уютно…

Пока намывала окно, протирая на десять раз стекла, проснулась Марта.

— Что это ты такое творишь? — подозрительно спросила она.

— Разве не видишь — мою твой дом, — весело ответила я.

— Ох, — Марта всплеснула руками. — Давненько у меня чисто не было…

— Ничего! Сейчас будет! — пообещала я. — Раскрой-ка дверь пошире, пусть проветрится.

— Тепло все выдует, — сварливо заспорила Марта.

— Еще натопим. Я присмотрела большую кучу валежника. Позже схожу туда, нарублю дров.

Окно я отдраила так, что оно засияло на солнце.

Деревянная рама оказалась из черного благородного дерева с красивыми разводами. На широком подоконнике можно было б горшки с цветами ставить.

Закончив с окном, я переместилась на стол.

Убрала грязную посуду, развела немного щелока и плеснула на столешню.

— Сейчас отмоем так, что будет как новенькая!

Марта неуклюже засуетилась.

— А я-то, — бормотала она. — А мне-то что делать?

— Ты знаешь что, — я даже остановилась, перестала яростно тереть щеткой стол. — Собери-ка в корзинку травки. Да каждую увяжи в тряпицу! Потом скажешь мне, где какая, я подпишу. И завтра пойду, продам их.

— Ох, да мало их, мало! — бормотала Марта, снимая сухие травы.

— Может, покажешь, какие травы можно сейчас рвать? Я б сходила, набрала еще.

— Ну да, можно и нарвать, — ответила Марта, копошась в корзине.

Я оттерла стол, лавку, старый деревянный стул, похожий на трон, сколоченный из серых досок.

С мелким песком помыла пол, несколько раз сбегав к ручью за водой.

И тот оказался не серый, а приятного коричневого цвета.

Доски были покрашены крепкой морилкой.

Старый протоптанный порог я мыла особенно тщательно, через порог выбрасывая вон все беды. Примета такая.

Обмела его щелкой, все щели повымела. Промочила водой со щелоком и тщательно промыла чистой водой.

И в доме стало очень хорошо.

Свежо, а не холодно.

Я перемыла посуду в кадке под окном. Всю. Даже ту, которой мы не пользовались, и которая, судя по всему, стояла и пылилась на полке давно.

Отыскав старенький топор Марты, сходила к валежнику и нарубила огромную охапку сушняка. Перевязала ее веревкой, взвалила на спину и почувствовала, что тяжело.

Немного надавило на живот.

Но новое тело было крепким.

Я с радостью отметила, что не почувствовала ни единого знакомого признака, который говорил бы о выкидыше.

Я просто сильнее ощутила свою… заполненность.

Именно так.

Теперь я почувствовала себя полноценной женщиной.

— Ого, — усмехнулась я. — Надо бы поберечься. В следующий раз это будет вязанка полегче.

Я неторопливо вернулась в домик, где поджидала меня Марта.

Старуха сидела у выскобленного стола, сложив руки на коленях, и чуть не плакала.

— Ну, что теперь-то? — удивилась я, скидывая вязанку у печи. — Замерзла? Сейчас разведем огонь, согреешься. Да не так уж холодно теперь. Просто свежо.

— Я думала, — еле вымолвила старуха, — что ты меня оберёшь и бросишь. Думала — последнее отнимешь. А ты вон обо мне заботишься…

Дальше она не смогла говорить. Слезы ее душили.

— Ну что ты, — и мой голос дрогнул. — Как это — оберёшь? Я же сказала, что за кров над головой отплачу. А если что и возьму, то заплачу за то. Работой или деньгами, но отдам. Я же не вор, и не разбойник.

Марта только рукой махнула и слезами залилась.

— Что ж ты плакса такая!

Я обняла ее и почувствовала, как она вздрагивает.

— Ну все, не плачь. Давай лучше травами займемся, — сказала я как можно более беззаботно. — Завтра ведь мне с ними на рынок идти!