Дракон из Каэр Морхена

Глава № 63. Явление Великого Солнца. Восстание Фальки

Прим. автора: очередная прода послезавтра в полночь.

1145 год Новой Эры.

За 67 лет до рождения Геральта из Ривии.

Континент. Неподалёку от Ард Скеллиге.

Спустя какое-то время.

Меринелтератсин, он же — Мерлин.

Кха…

Кха.

Да уж… Это было максимально хреновым боем — старый красный дракон это ни разу не мягкотелые каннибалы, которых можно было сжигать с помощью пламени. Этот плевать хотел на большинство прямых магических воздействий, не говоря уже о драконьем пламени.

Да и раны оказались более серьёзными, чем казалось во время боя из-за пышущего адреналина и желания любой ценой укокошить оппонента.

Обращение в человеческий облик дало более-менее показало, насколько я сильно пострадал — сейчас моя человеческая форма могла легко притвориться трупом… И никто, даже самое параноидальное разумное существо не сможет принять это за нечто живое.

За исключением вампиров и драконов, пожалуй.

— М-да… — выдаю я, осторожно, не прикасаясь, осматривая развороченную грудину. По ней словно когтями медведь-росомаха прошёлся, распоров всё в клочья.

Тут и там свисали остатки кожи, обнажая алую плоть, которая кое-где тоже не была цельной, и виднелись белые штуки с красными пятнами крови — со стопроцентной вероятностью это были рёбра.

Хорошо что ещё кровь не хлестала, держась в организме благодаря драконьей биологии, иначе был бы серьёзный риск сдохнуть просто из-за кровопотери.

Вот смеху было-то…

С животом ситуация была получше — в него мы почти не целились друг другу из-за мешающихся задних лап, так что можно было не опасаться выпаданием требухи. Рукам тоже было не очень — он хорошечно по ним прошёлся, всюду порезана кожа до мяса, само мясо тоже имело гигантские раны, которые выглядели воистину страшно… И боюсь, ежели бы не мой метаморфизм в человека и обратно, меня бы выпотрошили окончательно — мне совершенно недостаёт опыта реальных сражений в настоящем облике.

Право слово, не с Нимуэ же мы будем рвать друг друга в клочья, чтобы приобрести столь нужный опыт?.. А бегать и летать, ища сородичей для экстремального спарринга… Нет, нас и так мало, чтобы добавлять ещё опасностей в жизнь драконов.

— М-мерлин?.. — раздался весьма и весьма обеспокоенный голос Артурии, что встретила меня после обратного возвращения.

К счастью, вряд-ли находящиеся на Ард Скеллиге заметили сражение на острове Фаро… А, хотя, могут быть другие островитяне… Хм-м-м… Отделаться тем, что создал иллюзию золотого дракона? Нет, это как-то… О, вот! Даже почти правда! Я позвал отца Тиригосы!..

— Я не умираю. — быстро отвечаю ей, разводя руками и даже не особо морщась от боли. — Тем более вам тоже досталось, Ваше Величество… — отмечаю я глубокую рану на её груди, видную через щёль немалых размеров, расположившуюся с правой части нагрудника… И ведь надо же!..

Кто-то умудрился пробить её доспех. Что там за умелец там такой взялся? Я ведь не халтурил и не жадничал на защите воспитанницы…

Впрочем, ладно. Раз нашёлся тот, кто чуть не выпотрошил меня, значит найдётся и тот, кто ранит Артурию.

Но как и у последней, у меня тоже имелась повышенная регенерация, только не от Авалона, а естественная, врождённая.

— Берсерк. — коротко бросила воспитанница, по поводу воспитания которой мне надо будет поговорить с Морганой.

— И-и-и?.. — тяну я, тем не менее, стараясь особо не напрягать лёгкие. И так пострадали со всей грудиной, не стоит осложнять процесс залечивания. Он, безусловно, может спокойно залечивать даже такие раны, но сам по себе процесс… Долгий.

Полагаю, даже придётся уйти в спячку… Лет на двадцать. Чтобы с гарантией… Но сначала завершу первостепенные дела, и чтобы не смущать своим видом окружающих… Я начинаю концентрироваться на создании подходящей иллюзии целой одежды, за которой не будет видно ран.

— И он был опаснее остальных. И… — замялась Пендрагон, кидая взгляд на поле боя позади себя. Там, где рыцари добивали уже убегающих островитян-викингов. — Он назвал себя Свальблодом. Насколько я знаю, это одно из местных божеств, но я сомневаюсь, что это так. Я бы, наверное, не сумела победить божество… Ибо оно… Божество… — молодая женщина развела облачёнными в сталь ладонями.

— Боги не настолько могучи, как думают их последователи… — слабо хмыкаю я, едва не продолжив, мол, по себе знаю.

— Возможно. До сих пор мне не довелось встречаться с ними, чтобы делать какие-либо выводы. — правительница прикрыла глаза насыщенного салатового цвета, слегка обеспокоенно сжимая рукоять Экскалибура, по-прежнему приковывая взгляд своей совершенной, пусть и метафорической чистотой, так выделяющуюся на фоне столь же метафорической грязи окружающегося мира. — А у тебя что с тем… Красным драконом?..

— Удалось позвать на помощь отца госпожи Тиригосы. — киваю в сторону дочери, которая с азартом гонялась за отдельными убегающими отрядами островитян, которые вот ничего не могли сделать летающему огнемёту в её лице. Они ведь не монголы, и даже не Тристан, чтобы во время бега (на лошадях, но тем не менее) умудряться отстреливаться в неприятеля. — Но сил я на телепортации потратил крайне много, чем на последнем издыхании красный дракон и воспользовался, обеспечив то, что вы видите на мне сейчас. Но противника мы уничтожили…

— Вот как… У тебя всегда интересные знакомства, Мерлин… — отстранённо улыбнулась молодая женщина, слегка опуская взгляд и прикрывая глаза веками.

На некоторое время я замер, рассматривая столь же замершее в какой-то лёгкой печали выражение лица воспитанницы, после чего тряхнул собственной головой и избавился от нахлынувшего наваждения.

Ну в самом деле, не могла же она заподозрить меня в чём-то, если я её почти никогда не обманывал и вообще… Ладно, перейдём к более практическим моментам.

— Есть такое. — улыбаюсь в ответ, разводя руками. — Иначе я был бы недостоин быть вашим придворным магом, Ваше Величество.

— Недостоин?.. — издала королева слабый смешок, устремляя взгляд теперь в небо. — Это впору мне говорить такое, а не великому волшебнику.

— Я смотрю не на чужую силу, а на характер человека, иль эльфа, иль краснолюда. — прикрываю глаза, опираясь на притянутый телекинезом посох. — Достаток в нашем мире сильных существ, но вот характером выделяющихся — дефицит жуткий, и от них прок куда больший. И в этом плане вы куда более достойная личность, чем я сам.

— Впечатляющая самокритичность. — явно процитировала мои собственные слова Артурия, наконец-то упирая в меня взор своих отчего-то печальных глаз.

Неужели её так впечатлили первые масштабные потери среди рыцарей? Как-никак, три десятка трупов из тех, что я только заметил. И это с учётом того, что все силы они стянуть не успели, большинство отправилось после налёта на Камелот по иным, менее защищённым побережьям иных королевств.

— Полагаю, самокритичность будет лучшим качеством, нежели всеобъемлющая гордыня, не позволяющая глядеть дальше своего носа. — разумно отмечаю я, покосившись глазом на бегущую ко мне ученицу. Запыхавшуюся, потную, но невероятно довольную.

Всё-таки ей дали повзрывать и посжигать противника, а это особа, в кое-то веки оторвавшаяся от скучных дней купеческой дочери и попавшая под влияние злобного Элементаля Огня, очень любила.

— Я достаточно общалась с послами и аристократами иных стран. Теми, кто рождён править. И они определённо заявили бы, что у тебя нет гордости, как для обладателя такого положения. — с едва различимой в положении губ усмешкой ответила мне королева-рыцарь. — Леди Инверс. — обратилась она уже к добежавшей к нам рыжеволосой девушке.

— В-ваше Величество… Ха-а-а… — пользуясь положением моей ученицы, по-простому кивнула ей Лина. — Учитель… Ты не представляешь… Госпожа королева, она сделала тако-о-ое!.. Вжух… Сверк… И потом ещё раз вжух!.. А потом бам, и тот монстр!..

— Отдышись для начала, ученица моя дражайшая. — отзываюсь я, старательно поддерживая иллюзию из оставшихся сил. Не надо впечатлять не видевшую пока что особо много крови особу, видом своим страшным… Кхм.

В общем, одно дело видеть смерти издалека, как испепеляются в невероятно жарком огне другие люди, а другое дело убивать их лично. Артурия в этом плане намного, намного более стойкая личность, не раз и два, не десяток и не сотню раз убивавшая других людей.

Собственно, если бы не ряд заклинаний из разряда косметических и придуманных обычными чародейками с Аретузы, желающими хорошо выглядеть. Мне потребовалось всего за пару дней их немного переработать, и вуаля, кровь практически не задерживается на одежде и доспехах Артурии.

Обычным рыцарям я также добавил такую возможность, чтобы потом было легче чистить, а в ходе боя отверстия в шлемах не забивались засыхающей жидкостью.

— Как скажете… Ха-а-а… — выдохнула хозяйка Элементаля Огня, после чего начала уже куда менее восторженным и сбивчивым голосом: — Её Величество… — зырк в сторону Артурии, которая в это время осматривала своё воинство. — Она…

И тут последовал весьма подробный, хоть и наполненный всякими восторгами и впечатлениями рассказ о сражении, фактически дуэли Артурии и местного жителя, некоего Кнута Свирепого, бывшего лидером берсерков. Ну надо же… Прямо-таки Куликовская битва!..

Дуэль перед обеими воинствами, только не русских и монголов, а условных викингов с условными же бриттами… Забавно, но волнует меня другое. Божество… Если объявилось божество, то это нельзя так просто спускать с рук… И так… Что мне сейчас мешает пойти в Форнхалу, кажется, и расфигачить там всё, чтобы у Свальблода не возникло более возможностей отомстить за смерть своих берсерков?..

— Хм-м… — задумчиво протянул я, оценивая подобную возможно. — А почему бы и нет… — продолжаю, слегка морщась от осознания того, что после этого мне точно придётся лет на двадцать впасть в летаргический сон, дабы все повреждения заросли без осложнений.

Если сейчас без этого можно обойтись, то вот после масштабного применения магии, необходимого для уничтожения поселения берсерков… Да, точно в спячку.

Ну да ладно, если что — разбудят меня на поздних этапах.

Только как туда добраться без возвращения в настоящий облик?..

…Тут мой блуждающий взгляд невольно падает на стоящую неподалёку и заляпанную в крови тигрицу, потомка Амурзина — личного ездового тигра Францески Финдабаир…

Что-ж. Пора девочке прокатить меня также, как прокатывал её уважаемый прадедушка. Главное, чтобы она за такую наглость не попыталась откусить мне конечность, да-а-а…

Ну а теперь можно поведать Артурии свои планы касательно того, как я хочу разделить после войны кланы островитян, и можно отправляться.

Позднее.

Ард Скеллиге. Форнхала.

Расположенная на горном хребте, известном среди островитян как Рука Снежного Великана, что находилась в исконных владениях клана Друммонд, Форнхала была необычной деревней.

Деревней, что состояла из нескольких десятков полуразрушенных домов и землянок. В деревню можно попасть двумя обычными способами, где и заняли оборону услышавшие о итогах сражения берсерки — поднявшись из долины ферлундского леса, либо же перебравшись через гору со стороны Каэр Мюра, условной столицы клана Друммонд.

На подъезде к сей деревне с обеих сторон воздвигнуты большие и гротескные обелиски в виде оскаленных медвежьих голов.

Помимо этого в центре деревни располагался Медвежий круг — большая и вместе с тем круглая выложенная камнем площадка с полным крови и мяса алтарем и такими же обелисками. В одном из самых больших домов находился спрятанный под медвежьей шкурой ход, который ведет в систему пещер во всё том же горном хребте, а также к другому алтарю в виде огромной статуи медведя.

Именно оттуда и возвращались в деревню свежеиспеченные берсерки.

Это место не было обычной деревней.

Здесь мужчины не заводили семей.

Не плодили детей.

Здесь лишь приносили жертвы, и жаждали силы и мощи, богом-медведем даруемой.

Кровавые жертвы возносили ему, на милость жестокого божества уповая.

Ритуалы древние совершая, эльфов местных наследие продолжая.

И то извращая, силой себя в животных превращая.

Вот вновь стоял жрец, жертву приносящий, да к Свальблоду взывающий.

И в шкуру медведя облачённый.

Но всё когда-то кончается.

В это на островах верили особенно, и стар и млад в полной мере верил в неизбежный Конец Всего, Раг нар Роог.

…Но для конкретной части этих самых островов, конец наступил гораздо раньше, чем для всего сущего.

Раздался стук посоха деревянного, магией пышущего и взывания жреца прерывающего… При этом младому беловласому юноше принадлежащего.

Берсерки, в ритуале участвующие, зубы свои звериные оскалили — и мощь божества своего призвали, дабы наглеца покарать, на их священное действо покусившегося.

— Я не буду объяснять вам, за что вы будете истреблены. — коротко бросил он, сверкнув глазами златыми, со зрачками вытянутыми.

И почувствовали тогда они звериными инстинктами своими, что пожаловал к ним зверь более чудовищный, нежели чем предполагать они смели.

— Грр-р-р-р-р-р… — раздался их слитный ответный рык, и безумие их смыло страх.

Ведь их божество было богом не только сражений, но и сумасшествия, того, при котором смерти уже не боятся ничуть.

— Диких зверей необходимо… Усыплять. — вновь сверкнул вытянутыми зрачками монстр в обличье беловласого юноши. — Но в данном случае мы будем их… Испепелять. Dewch, Chi Gwywo Haul, Sy'n Llosgi Pobl, Sy'n Sychu Moroedd, Sy'n Llosgi Tiroedd, Sydd Wedi Bod Yn Hongian Yn Y Ffurfafen Ers Canrifoedd, Gan Roi Bywyd… Dewch ymlaen, Haul! Llosgwch bopeth i ludw, dangoswch eich casineb, dicter a gallai tanllyd, gadael dim ar ôl, troi popeth yn lludw. Swyn yr Haul, Llewyrch Yr Haul, Dinistr Yr Haul! — из его рта послышались едва знакомые слова Старшей Речи, основой послужившей для речи островитян местных.

Не знали они, что означали эти предложения, но инстинктами чуяли своими, что ничего хорошего не ждёт их.

Но поздно — не успели они, внезапным слишком нападение было, возмездием зовущееся.

Опалил их шкуры жар с небес, а потом ослепил их глаза вспыхнувший свет.

Замерли они, на чудо чародейское взирая — словно само Солнце явилось с небес, над горным хребтом зависнув.

Но не успели насладиться теплом его в холодных горах, ибо шапки их снежные растаяли тут же, водой испарившейся обратившись.

И рухнуло тогда Солнце.

Дома и хижины напрочь испепеляя, шкуры и плоть берсерков сжигая.

Камень испаряя, алтари уничтожая, наследие древнего божества изгоняя.

Позднее звать это пришествием, явлением Великого Солнца считать будут, паломничества с Юга на острова устраивая.

Но здесь и сейчас не было от него милости никаким из верующих, лишь испепеление всего и вся, без жалости, без промедления, без злости или милосердия. Солнце было выше таких понятий, оно просто светило и было таким, каким было.

Таким же было и драконье чародейство, его в миниатюре воссоздавшее… И Форнхалу дотла изничтожившее.

Континент. Редания.

Восемнадцать летспустя.

Принцесса Фалька.

Фалька была… Первенцем.

Это и определяло её характер прежде всего — она была тем ребёнком, что должен был унаследовать всё, как и было заведено — ведь она была первой.

Но при этом она была бы готова даровать большую часть этого наследия отца своему младшему брату, ежели бы тот появился на свет.

В конце-концов, так было всегда и во всех королевствах, даже, по слухам, древние эльфские короли, к одному из которых она восходила по линии матери, поступали подобным образом.

Это было естественно. Это было для неё правильно.

Но что было для неё неправильно, так это действия собственного отца, поступившего в высшей мере неестественно.

Не укладывалось в её голове то, что король может развестись с законной супругой, дщерью благородного рода, и отправить её вместе со своим первенцем с глаз долой. Даже из страны прочь выгнав, и напрочь забыв о первом своём наследии — о ней, о Фальке.

Никому она не была нужна здесь, в Ковире.

Её мать попрекали тем, что та не смогла сжиться с королём целой Редании, подвела надежды своей родни… И естественно, такое же отношение перекинулось на нелюбимого старшего ребёнка Короля, который по всем законам должен наследовать трон.

Находиться в окружении советников, учителей… А не прозябать в полузаброшенном особняке близ Драконьих Гор.

— Вздумали избавиться от нас?.. — шипела каждый раз Фалька, считая, что от них вовсе желают избавиться.

Не просто выгнать с глаз долой, не-е-ет. Родня её матери желала, чтобы её с матерью сожрал какой-нибудь дракон, в честь которых и был назван этот горный хребет.

Она варилась в своей ненависти ко всем, кто посмел от неё избавиться — и планы мести строились каждый битый час, каждую секунду она проводила в представлениях о том, что будет с теми, кто посмел пренебрегать ею.

В один-прекрасный момент раздался звук, будто нечто трескается, будто образовывается трещина, из которой полился женский, донельзя убедительный и нежный голос:

— Фалька… А, Фалька… Доколе терпеть ты это будешь, Соколица славная?.. Доколе попирать твою гордость будут, дева храбрая?.. Доколе права твои законные низводить до небытия будут?..

Но умом принцесса обделена вовсе не была, хоть и направляла его остроту на стремление и представленья мести сладкой — и шёпоту внимать не спешила. Не желала, чтобы окружающие в дополнение ко всему прочему ещё и безумной её прозвали.

Нет!

Она будет идеальной.

Идеальной дочерью.

Идеальной принцессой.

Идеальной наследницей престола.

И что, что она не была мужчиной? Более у её матери и отца детей не было — а сама Фалька уже умела обращаться с мечом не хуже всяких мужчин. И потребовался ей для этого лишь преданный матери наставник, выросший с ней в Ковире и отправившийся за своей тайной возлюбленной в Реданию, в Третогор, а затем обратно в Северное Королевство.

Она терпела.

Сдерживала в себе гнев ко всем обидчикам — в конце-концов, когда она станет королевой, у неё будет возможность всех их покарать за оскорбление монаршей особы. И какая разница, если эти оскорбления были совершены в бытность её пребывания принцессой?..

Голову с плеч, и вот ответ!..

Ей было плевать, что у отца появилась вторая жена, Церро, ха-ха, Прекрасная.

Пускай забавляется.

Наследницей престола-то всё равно является она, первенец от первой жены. По всем законам Редании она была первым претендентом на трон, ведь дети от второй жены всегда шли после детей от первого брака — ведь взять вторую жену до смерти прежней было… Неодобряемым действом в аристократическом общества почти всех государств Севера — о таинственном Камелоте никто ничего не слышал.

Но Фалька знала, что там правила уже сколько десятилетий целая Королева!

И она была такой же, какой Соколица хотела стать — могучей королевой-воительницей, что не просто украшение в пышном платье, но умеющая держать меч и ходящая в мужских одеждах особа.

— Сын? Значит эта шлюха родила отцу сына?.. — раздалось из уст юной девы, вернувшейся с тренировки, на которой до неё дошла новость о рождении единокровного брата — Гельмульта.

— Фалька! — тут же возмутилась матушка её, Беатрикс. Глаза сумасшедшей отшельницы, волосы утопленницы и рот ящерицы — вот как её тайком описывали ковирцы. — Не говори так о…

— Ха! — презрительно выдохнула молодая девушка, из-за подобного вынужденно соглашавшаяся с мнением родни матери.

Беатрикс была слишком слабохарактерной дурёхой — вот так о ней думала дочь, пошедшая красотой не в свою человеческую кровь, но в Старшую. Отчего уже привлекала внимание тех немногих ребятишек из находящихся неподалёку деревень, с которыми проводила много времени… Порой даже обучая владению мечом — ей понадобятся верные люди, ведь потом ей придётся приехать в не самую дружелюбную Реданию.

Воспитать своих рыцарей также, как это по слухам сделала королева далёкого Камелота.

…Когда у отца родился и второй сын от прекрасной Церро, беспокойство вновь коснулось сердца выросшей в красавицу девушки.

И шёпот женский явился ей вновь:

— Видишь, Соколица Славная?.. Видишь, сколь отдаляет тебя от трона отец твой… А, Фалька?..

Сомненья поселились в её душе, и дабы развеять их, Фалька взяла наставника своего, да мальчишек деревенских, в оруженосцев превратившихся.

Все они были давно влюблены в свою предводительницу, и оттого покуда её сердце не будет принадлежать ни одному из них — верны все они будут. Даже наставник стареющий быстро изменил своей любви давней, и вместо прежних ночей с матерью Фальки, заглядываться на последнюю стал.

Но не важно это было ей, она торопилась права свои подтвердить, в Третогор направившись.

Явилась она к отцу своему, назвавшись принцессой Редании, Фалькой из династии батюшки своего — наследницей его законной.

Но…

Однорукий король со стареющей, но всё ещё впечатляющей красотой посмотрел на неё лишь с недоумением, словно не понимая, кто перед ним на колене стоит.

— Фалька… А, Фалька! Дочка Беатрикс… — щёлкнул пальцами мужчина, на троне восседающий. — Точно, помню-помню… Красотой ты пошла не в мать, это хорошо… Хм-м… Быть может, твои дети станут хорошими женами или мужами моему наследнику, иль его брату младшему…

— Наследнику?.. — напряженно вырвалось тогда из её рта.

— Ах да, ты, наверное, на своём севере об этом так и не услышала, Фалька… Это Гельмульт — мой сын и наследник, а это Дэнхард — его младший брат. — он указал на фактических копий своего отца, пусть и малолетних — двух мальчишек, стоящих неподалёку от трона.

— Но… — в горле у девушки пересохло. Вскинувшись, она продолжила более твёрдым тоном: — Но я твой первенец, отец!.. — не обращая внимания на презрительные взгляды аристократов на её эльфские уши, Фалька заговорила вновь: — От первого брака! По законам Редании…

— Законы лишь передают волю короля, несносная девчонка!.. — осознав сказанное дочерью, её отец тут же взорвался приступом негодования, кои у него случались со времён поражения тому самому Камелоту. — Женщине не место на троне!.. Ты не моя наследница, и никогда ею не будешь! У меня есть законные сыновья, и дяди, ты же, принцесса, будешь подчиняться своему королю!..

Фальку словно пыльным мешком по голове ударили.

Либо же деревянным тренировочным мечом — ощущения были схожие.

Она не помнила, как вырвалась из дворца, пылая вспыхнувшей вновь ненавистью ко всяким своим обидчикам.

Ярость на отца, на этого ублюдка, бросившего её мать и собственную дочь, она затмила все прошлые обиды — и потому Соколица вернулась не абы куда, а обратно в Ковир.

Где вновь её настиг тот же самый женский шёпот, утихавший по мере отдаления от Северного Королевства.

— Видишь, Фалька?.. Он такой же, каким и является всякий твой обидчик… Ты отомстить ему желаешь, славная Соколица. Права попранные вернуть… Права… Древние права… Древнейшие…

— Да… Теперь я осознаю — ты всё это время была права… А я была наивной дурой, надеявшейся на благоразумие отца. На верховенство крови. — покачала головой сидящая на крыльце дома матери, Фалька. — Нет, вся эта мишура про кровь — бред. Говорили, что крови не было достойной у той же королевы Камелота — но нет ей равных среди этих глупцов, отцу подобных! Плевать на кровь. Плевать на всё. Я верну своё, то, что принадлежит мне.

— Да, Фалька… Вперёд. Отомсти. Сожги всё. Верни своё. Древнейшие свои права заполучи… И я… Я всегда буду на твоей стороне… Я… Твой надёжный союзник…

— Но кто ты?.. — уже всё решившая для себя Соколица задала последний вопрос, давно её терзавший.

— Я — это ты. — нежно, приятно, так как её мать никогда не умела, рассмеялся таинственный голос. — А ты — это я. И этого достаточно.

Тогда она всё решила.

И обратилась за помощью в восстановлении справедливости к соотечественникам своей матери, которые издавна не любили Реданию, которой когда-то подчинялись и выплачивали дань. К тому же для покрытия своих празднеств с Церро, подарившей ему двух сыновей Вриданк Эльф ограничил экспорт реданского зерна на Север, что значительно повысило его цену.

В то же время была перекрыта граница вдоль северной реки Буина, что препятствовало переправлению контрабанды в Ковир, также позволяя Редании озолотиться, но отягощая ковирскую знать.

Которая пусть и из корыстных побуждений, а не тех, что вели вперёд саму Фальку, решили всё-таки начать спонсировать её восстание.

Не войсками, но ковирскими бизантами — самой дорогой валютой в мире, которую очень хотели принимать в качестве оплаты различные профессиональные наёмники. Которые к тому же издавна служили щедрым правителями Ковира и Повисса, чьи владыки были не против, если те на время перезаключат контракты с законным претендентом на трон — в конце-концов, её легитимность была высока в глазах знати других королевств, не столь не любящих эльфов, как реданцы.

И желающих видеть на троне более слабого правителя — как из-за пола, как из-за расы, как из-за проживания вне Редании, так из-за общего положения среди своей родной страны.

Но они все обломают зубы.

Так считала сама Фалька, так её поддерживал голос — который девушка стала называть Соколицей, в честь своего собственного имени.

И словно по мановению судьбы, в лице Соколицы оберегающей свою избранницу, к ней поступило ещё одно неожиданное сообщение.

От Темерии.

Темерии, которая желала взять реванш, отомстить за былые унижения Редании. Но уже не золотом, а добровольческими соединениями профессиональных солдат, которые были нужны были ей как воздух — наёмником было слишком мало, и сражались они не за идеалы, а лишь за деньги.

Темерцы же, как и Фалька, выступали из-за простого и понятного всем мотива — мести.

Последняя также привела в её стан естественных союзников, крестьян. Закрепощенных и угнетённых, желающих изменить положение дел.

Играя с детьми крестьян в детстве, она прекрасно понимала, как мыслят низшие слои общества.

И она призвала их на свою сторону, перед союзниками представив это как обычный набор ополчения, подобного тому, какое обычно поднимают другие монархи.

Они сомнеевались.

Но в конце-концов она смогла их уговорить — харизмой Фалька обделена не была, а приз — лояльный монарх Редании — был слишком заманчив для дворян.

Они выступили.

— Мы восстановим справедливость! Истинное положение дел! То, как и должно быть, а не то, как есть сейчас! — кричала она на каждой остановке перед всем честным народом, привлекая красивым голос и красивой внешностью.

Ведь, как порой смутно догадывалась сама Фалька, в истории то и дело появлялись девицы, которые вели к победе толпы оголтелых фанатиков.

Но также она неясно, инстинктами понимала, что, кроме силы духа, всех этих героинь отличала яркая красота, поскольку косые, щербатые или рябые обычно не собирают тысячи сторонников. Соколица, Фалька, за которую люди сейчас шли в огонь и в воду, в этом смысле тоже не была исключением. Ладная девица со волосами цвета вороного крыла, темными бровями, большими глазами, сочными губами, полной грудью и округлыми бедрами в самый раз подходила для того, чтобы стать иконой восставших.

Иконой её восстания.

Восстания Фальки.

…Ежели мужчине дать правильное побуждение, особенно в форме соблазнительной женской задницы, то следуя за оной он истинное чудо мужества явить может. Если же оной задницы нет, борец за свободу быстро вспоминает о жатве, собственной бабе и баклажке самогону, припрятанной в хлеву.

На счастье Соколицы, всё это у неё более чем было.

И чем дальше они шли, тем больше крестьян присоединялось к их шествию.

Профессиональный костяк из темерцев и наёмников был окружен многократно превосходящими их крестьянами — но Фалька, шедшая вперёд и только вперёд, не замечала опаски в глазах профессионалов. Её вела вперёд одна лишь месть, и только лишь она.

С каждым новым поражением неорганизованных, несобранных в единый кулак, осколков реданской армии, сожженным приграничным фортом или разграбленным магнатским замком всё больше и больше крестьян присоединялись к её походу возмездия, походу на Третогор.

По наитию Соколицы, и согласившейся с её голосом Фальки, разъяренные бунтовщики из простого народа сожгли древнюю цитадель чародеев — город-крепость Мирт, где по слухам, пытаясь спасти библиотеку крепости, страшной огненной смертью погиб один из членов Капитула ― Радмир из Тор Карнедда.

Но ей было плевать.

Да, таким образом, она действительно разрушала старый порядок, отвергнувший её саму, но не давала взамен ничего, кроме пламени и крови.

Но ей было плевать.

Её волновало только пламя и кровь.

Только пламя и кровь.