Лес сменился полем, а потом дорогой, уводящей вдаль.
Я не помню, сколько мы скакали, как вдруг я увидела пропасть справа. Зажмурившись, я вздрогнула, пугаясь того, как конь уверенно движется по узкой дороге.
И тут я увидела замок. Словно опомнившись, я сжалась в комочек и зажмурилась, когда конь проскакал, отбивая копытами лед, как вдруг остановился. Только сейчас я увидела, что дальше дороги нет. Она просто обрывается перед огромной пропастью, от одного вида которой закружилась голова.
Незнакомец стянул перчатку — и я увидела широкую мужскую ладонь с кольцом в виде чёрного дракона, обвивающего палец. Камень в его глазнице пылал тусклым красным.
Убийца хрипло произнёс несколько слов на языке, в котором не было гласных — только шипение змей и грохот обвалов.
Конь задрожал — не от страха, а как вещь, возвращающаяся к истинной форме. Его тело расплылось в воздухе, превратившись в клубы чёрного дыма, который втянулся в кольцо с тихим свистом, будто душа, возвращающаяся домой.
Я пошатнулась, чувствуя, как воздух стал плотным, насыщенным магией.
Горный ветер поднимал мои волосы.
Незнакомец снова надел на руку перчатку и… отошел на десять шагов.
Его силуэт дрогнул, как отражение в воде. Я услышала рёв и хруст костей. Воздух задрожал, и передо мной возникло не чудовище — а древняя ярость в плоти. Дракон. Тот самый, что вырезан на гербе, что шептали прислуги в страхе… И теперь он смотрел на меня.
“О, боже мой!” — пронеслась мысль, когда я попятилась, чувствуя, как от одного вида этого чудовища у меня подгибаются колени и путаются мысли. Огромный жёлтый змеиный глаз смотрел на меня с той же жадной страстью, а я в панике стала осматриваться, не зная, что он задумал.
Через мгновенье меня схватила огромная лапа, и я увидела, как то место, на котором я стояла, удаляется всё дальше и дальше.
Под нами — острые зубы скал, покрытые туманами, словно пытаясь скрыть ужасы бездонной пропасти.
Замок приближался, а перед глазами всё плыло от страха и паники.
Земля ударила по пяткам, но он не дал мне упасть.
Не человек, ещё не совсем… Только что был драконом, а теперь — мужчина с крыльями, которые тут же втянулись обратно в его спину. Он схватил меня, как трофей, как добычу.
Мои пальцы царапали его кожу, но он не замедлил шаг. Я была не женщиной. Я была трофеем.
Стоило ему приложить руку, как по старинной двери пробежала волна магии, и дверь открылась.
Мы шагнули во тьму.
Холодный камень стен, сырость, запах пепла и забвения. Я задыхалась — не от усталости, а от ощущения, что воздух здесь другой: плотный, как вода, пропитанный чужими воспоминаниями.
Я лихорадочно осматривалась по сторонам.
Меня пронесли через огромный мрачный тёмный холл, свернули в коридор, с ноги открывая дверь.
Похититель усадил меня в старое кресло — с облупившейся кожей, с вырезанным драконом на подлокотниках. Я смотрела в темноту, пытаясь угадать очертания. Кровать. Шкаф. Зеркало в серебряной оправе — треснутое по диагонали, как лицо после удара.
Здесь давно никто не жил.
Незнакомец немного сдвинул маску, и струя пламени вырвалась у него изо рта, поджигая дрова в камине.
Огонь разгорелся, весело потрескивая.
Маска тут же вернулась на место. Он поправил её, словно не желая, чтобы я видела его лицо.
Сейчас я чувствовала странное отупение, которое обычно наступает после слёз и истерики. Словно я так долго беззвучно кричала внутри себя, что охрипла от этого крика.
И теперь наступила тишина. Ленивая. Пустая тишина. Монотонная, как непрекращающийся звон струны.
Я ничего не хотела делать. Просто сидеть в одной позе и смотреть в угол комнаты.
Предательство мужа, страх, погоня, паника — всё это снова начало вертеться в моей голове, словно ужасный сон. Но самым неприятным чувством был стыд. Стыд за то, что случилось в охотничьем домике. Стыд за то, что я позволила этому случиться. И за то, что мне это понравилось.
Я сглотнула, понимая, что у меня не было выбора.
Графиня не дрожит от чужого дыхания на шее. Графиня не стискивает зубы, чтобы задержать стон наслаждения от незнакомого мужчины. Графиня не чувствует жара там, где должен быть только лёд…
А я — не графиня. Я — дичь. И дичь не выбирает, кому позволено её коснуться.
Я корила себя за это чувство, внезапно появившееся внутри, распекала, стыдила. Я не должна была так себя вести! Я должна была сопротивляться, бежать, кричать и вырываться!
Но я этого не сделала.
А ведь тело помнило — не страх, нет. Оно помнило тёплый звериный пульс его ладони, давление пальцев, будто возвращающих меня к жизни, когда я уже замерзала не только снаружи, но и изнутри.
Это было не желание — это было пробуждение, как удар током в сердце мертвеца. И за это стыд пожирал меня: я ощутила жизнь в тот момент, когда должна была чувствовать только смерть.
— Твой муж сказал, ты помогла сбежать одной пленнице, — хрипло произнёс он, не снимая маски.