— Не сегодня, — ответил я, отмахиваясь.
— Ты меня расстраиваешь! — послышался требовательный голос.
— Не поверишь, я сам себя иногда расстраиваю, — насмешливо вздохнул я, видя, какие нескромные женские взгляды Джоана бросает на меня.
Я усмехнулся. Да, я и сам себя расстраиваю. Расстраиваю тем, что не могу перестать думать о ней. О её руке, впившейся в мою, когда я вводил в неё пальцы. О том, как она сжималась, будто пыталась удержать меня внутри.
«Серафина, — пронеслось в голове имя из ее досье. — Серафина Дельмеер. До замужества. Двадцать четыре года…»
— Так мы не встретимся? — послышался обиженный и удивленный голос, когда я уже спускался по лестнице.
Раньше меня заводило, как Джоана бросала взгляды. Сейчас я чувствовал лишь пустоту — ту самую, что остаётся после того, как коснулся чего-то настоящего.
Джоана — красивая оболочка. Но та, в лесу, была огнём под кожей. Её тело кричало: «Ещё».
— Нет, — ответил я.
— У тебя что? Появилась другая?! — в голосе Джоаны слышались капризные нотки ревности. — Быстро отвечай!
— Да, — честно ответил я, глядя в ее синие глаза, от которых сходили с ума все, кроме ее мужа.
Вот зря я вспомнил про охотничий домик.
Стоило лишь коснуться этой мысли — и внизу живота вспыхнул жар, будто там всё ещё горела её плоть. Я почувствовал, как штаны натянулись, и сжал челюсти. Чёрт. Даже теперь, в коридоре дворца, в компании секретаря и бывшей любовницы, моё тело помнило её. Помнило, как она дрожала. Как выгибалась. Как стонала в мою перчатку — не стыдясь, а сдаваясь. Сдаваясь мне.
И это сводило с ума. Потому что я не просто хотел её снова. Я хотел, чтобы она ненавидела меня за то, что заставила её испытать это. За то, что показал ей: даже в аду можно почувствовать наслаждение.
— Я ведь вычислю, кто это! — слышался голос Джоаны. — Ты меня знаешь! Я умею убирать соперниц!
Я сжал пальцы, словно хищник проверяет когти.
Уже на выходе меня догнал Эрдингер.
— Распоряжения отдал. Уже выдвинулись. Первый отчет будет завтра утром, — отчитался он. — Будут еще распоряжения?
— Да. Будут. Барона Лендона обязательно вместе с супругой отправить с какой-нибудь дипломатической миссией куда-нибудь подальше. Вот прямо подальше-подальше. Так, чтобы они неделю тряслись в карете.
— Будет сделано, — кивнул Эрдингер, с вожделением глядя на Джоану, которая расцеловалась со знакомой дамой.
— Держать меня в курсе дела! — мрачно произнес я. — Майербрука убрали?
— Да, — кивнул Эрдингер. — Вчера вечером, в его собственном доме… Работа чистая. Даже слуги уверены, что у господина был очередной приступ. Вас интересуют подробности? Они есть в отчете! Все как положено.
— Уволь от подробностей. Мне не интересно, — отмахнулся я, садясь в карету.
Я знал: она там. В сокровищнице. Дрожит. Плачет. Ненавидит меня.
И всё равно — моя.
— В условленном месте не было письма? — спросил я.
— Пока нет. Проверили два раза. Там тайно дежурит наш человек, — послышался отчет Эрдингера, который едва ли не засунулся в карету.
— Ждите, — приказал я, а Эрдингер закрыл дверь.