Рассвет ещё не посмел коснуться окон замка. Лишь серая утренняя мгла, густая и вязкая медленно ползла по стенам, обволакивая всё в комнате сухим шепотом забвения.
Я проснулась раньше него — не от холода, не от кошмара, а от тишины, слишком живой, чтобы быть пустой.
Она дышала. Она следила.
И в этой тишине, как алтарь посреди древнего храма, возвышалось кресло, а в нём — он. Спящий. Маска слегка съехала вбок, обнажив красивую линию скулы, прорезанную белым шрамом, будто след от поцелуя лезвием. Его грудь вздымалась ровно, но в этом ровном ритме чувствовалась не усталость — бдительность даже во сне, как у зверя, что не доверяет миру даже в минуты покоя.
Даже сейчас от его огромного сильного тела исходила угроза.
Рука в чёрной перчатке покоилась на подлокотнике… а рядом — нож. Не спрятанный, не убранный. Просто лежал, будто знал, что в любую секунду его позовут пить кровь.
Моё сердце стучало не от страха — нет, от чего-то более мучительного: от желания знать. Кто ты? Кто прячется под этой маской, за этими жёлтыми глазами, что смотрят на меня так, будто я — не пленница, а последнее, что осталось на земле от света?
Всё внутри сжималось от противоречий: одна часть меня — та, что ещё помнила Лизу, мастера по ресничкам, — умоляла не шевелиться, не дышать, притвориться мёртвой, пока монстр спит. Другая — та, что уже принадлежала ему, хотя и не хотела признавать этого, — жаждала прикоснуться, сорвать эту маску, увидеть его лицо, даже если оно окажется лицом самой смерти.
Я поднялась с постели, почти не касаясь пола, как тень. На цыпочках, задержав дыханием, будто сам воздух может выдать меня.
Каждый шаг — вызов судьбе, каждое движение — молитва, обращённая не к богам, а к собственной дерзости.
Он спал. Или притворялся.
Но я больше не могла ждать.
Пол под ногами не скрипнул, но каждая клетка во мне кричала: «Стой, дура! Он убьёт! Он разорвёт тебя на части!» Но я уже не слушала. Я видела только маску. Только этот бархатный намёк на лицо.
Мои пальцы дрожали, когда я приблизилась, когда протянула руку к маске — не чтобы сорвать, нет, сначала — лишь коснуться, почувствовать её ткань, её тайну. Но в тот же миг, почти помимо воли, мой взгляд упал на нож.
«Убери его, — прошелестело в голове. Хоть на миг. Хоть на одно прикосновение — отдели оружие от руки. Пусть он будет беззащитен, как беззащитна я, когда он касается меня».
Я потянулась. Медленно. Почти нежно. Пальцы уже ощутили холод металла — и в ту же секунду жёлтые глаза распахнулись.
Не моргнули. Не мигнули.
Просто открылись — как врата ада перед грешником, как зрачки хищника, что уже часами наблюдает за добычей, лишь притворяясь спящим.