Я шла медленно. После того случая в подъезде темнота меня пугала.
Раньше я никогда не боялась темноты. И даже гордилась этим.
Поэтому в тот злополучный день, когда на первом этаже перегорела лампочка, я бесстрашно шагнула внутрь.
Если бы я боялась ее, как многие, я бы подождала бы немного, зашла бы с кем-то… Сходила бы в магазин. Но нет. Я ее не боялась. И это меня погубило.
Даже сейчас я чувствовала, как темнота обступает. И мне до сих пор чудится, что из нее кто-то выпрыгнет. Как тот псих ненормальный с ножом в подъезде.
В замке мужа было не страшно. В нем всегда было светло и многолюдно. А там, где было темно, туда я не ходила.
Но сейчас этот страх рос в груди, словно ком, а я уже думала повернуть обратно и вернуться в комнату. Что-то в мозгу переклинило, что там безопасней. Хотя я понимала, что здесь нет безопасности.
Длинный коридор, множество дверей. Почти все открыты, кроме одной. Она заперта.
Я смотрела на ручку, не видя на ней пыли. Значит, ее недавно открывали.
Я коснулась рукой ручки, немного надавила, но дверь не открылась.
Ладно, будем знать.
Я шла дальше. Комнаты справа, комнаты слева. Когда-то в этом замке кипела жизнь. Наверное, здесь было много людей… Иначе зачем столько спален?
Я спустилась по узкой лестнице, видя еще один коридор. Я прошла по нему, открывая комнаты и заглядывая в них. Неужели здесь нет ни души?
Даже странно…
Я шла дальше, понимая, что коридоры похожи друг на друга. Портреты, серый камень. Кажется, я где-то видела эту даму в белом с розой в руках. Или это была не она? Может, просто похожая?
Один портрет висел вверх ногами. Я знала, что это означает. Как только кто-то из членов семьи переступил черту семейного терпения, его портреты переворачивают. Чтобы все видели глубину презрения.
Я толкнула неприметную дверцу и попала к винтовой лестнице, уходящей вверх. Я решила подняться по ней. Тишина. Я не слышала ничего, кроме моих шагов и дыхания.
Какая-то башня…
О, боже!
Я увидела орудия пыток, и у меня волосы зашевелились на голове. Ноги вдруг стали ватными, когда я представила, какие ужасные крики доносились из этой башни. Шипы, ремни, тиски — все это вызвало неприятное чувство слабости в груди.
“Он будет меня пытать!”, — задохнулась мысль.
Я прижала руку к лицу, представляя, как визжу от невыносимой, нечеловеческой боли, а он наслаждается моими криками.
Обняв себя двумя руками, я попыталась взять себя в руки, видя на стене приспособления, от которых фантазия разыгралась не на шутку.
“Он — не просто убийца. Он еще и маньяк!”, — вздрогнуло что-то внутри, когда я подошла к окну.
Я шла так, чтобы не прикасаться ни к чему, что хранило след чужой боли. Клетка в углу с толстыми проржавевшими прутьями служила напоминанием о том, что когда-то в ней бился узник.
“Боже мой, боже мой”, — съежилась я, глядя на какие-то старые схемы на стене, как расположить человека на “тренажерах нервов”. Где голова, где тело… Как фиксировать руки.
Я подошла к окошечку и выглянула, чувствуя, как ветер подхватывает мои волосы и треплет их.
Вокруг были горы. Вдалеке — лес. Внизу — пропасть.
“Мне некуда бежать!”, — отчаяние сдавило грудь.