Резким движением граф сорвал с жены маску и бросил ее на пол.
Я увидел бледное красивое лицо женщины. Ее испуганный, затравленный взгляд.
Она не смотрела на меня. Она смотрела на гостей, которые обступили ее, словно звери.
— Ого! — пронеслось среди них. — На графиню мы еще не охотились!
Я видел, как слуги сорвали с нее платье, диадему, заколки, туфли, оставив ее в рубашке, почти обнаженной прямо в центре зала.
Рыжие волосы прикрывали плечи, в глазах — ужас, руки дрожали, стыдливо сжимая рубашку на груди.
Я почувствовал, что дракон внутри шевельнулся.
— Хассен… — прошептала она.
И в этом имени — не мольба. Последний вопрос: «Ты — человек или зверь?»
Он колебался. На миг.
Я видел, как дрогнули его пальцы. Как сжалась челюсть.
Но он уже принял решение.
Потому что он не герой. Он — скот в человеческом обличье. А животное всегда выбирает выживание. Даже если для этого нужно принести в жертву то, что еще недавно грело тебе постель.
Это не жертва — это сделка, выверенная до последней капли крови. Он знал: если не отдать жену — его самого сожрут. А если отдать её… он выживет.
И даже выиграет. Потому что графиня — не просто тело. Она — символ. Символ его уважения к присутствующим.
И её падение — его триумф.
Он отошел от нее в сторону, и… я понял, что графиня обречена.
Графиня смотрела на них — на своих «друзей», «гостей», «достойных людей», которые теперь слизывали её взглядом, как слуги — десерт с хозяйской тарелки.
И это прозвучало так гладко, так изящно… так лживо, что мне захотелось сорвать с него кожу и повесить её на стену вместо охотничьих трофеев.
Когда заместитель председателя совета в маске волка — тот самый, что подписывает указы о милосердии днём и насилует прислугу ночью — схватил её за плечо, я почувствовал, как под кожей зашевелилась чешуя.
О, как мило. Убийца, подписывающий указы о защите морали, теперь мечтает сорвать с неё последнюю нить приличия.
Её плечи дрожали. Руки сжимали ткань, будто это последняя нить, связывающая её с человечностью.
А я… я почувствовал боль.
Не свою. Её.
Неожиданно для самого себя, дракон внутри взревел от ярости.
Как они смеют?
Она — не их игрушка!
И это меня разозлило. Потому что я не должен был замечать её. Я пришёл за своей вещью, а не за женщиной.
— Разумеется, вы можете делать всё, что хотите. Я ничего не запрещаю, — ответил граф. — Правила охоты не меняются. Даже в виде исключения. В этом-то и вся прелесть охоты!