Загнанная для дракона

Глава 59

Мне казалось, что жить мне осталось пара минут.

Клетка из плетения зеленоватых прутьев сжималась с каждым моим вдохом. Будто подстраивалась под ритм уходящего времени — не пытаясь убить, нет, она медленно давила и стирала меня, как волну о камень: не в один рывок, а в сотню мелких укусов, пока не останется ни следа, ни крика, ни даже памяти о том, что я когда-то была человеком.

Грудная клетка уже не расширялась — она подчинялась, сдавалась, вдавливалась внутрь, будто пытаясь укрыть сердце в последнем, всё ещё тёплом уголке тела. Дышать стало тяжело. По щекам текли слезы.

Каждое прикосновение отзывалось ожогом, будто я касалась не прутьев, а чужой воли, застывшей в форме ловушки.

Мышцы спины дрожали от напряжения, но не от усилия — от отчаяния. Я не билась. Я старалась не шевелиться. Не дышать. Еще пара мгновений, и прутья клетки сожмут мое тело так, что я не смогу вздохнуть. Я знала это и ждала. С ужасом и пониманием.

И всё же… Внутри, глубоко под рёбрами, где теперь жила чужая сила, что-то пульсировало. Не сердце. Что-то древнее. Что-то, что не хочет исчезнуть.

Я кричала — не в надежде на помощь, нет, я кричала, потому что крик был последним, что ещё оставалось от меня самой.

Эхо моего крика напоминало: «Ты всё ещё чувствуешь. Значит, ещё не умерла».

Но я умирала. И самое страшное, что я знала это.

Я визжала — не от гордости, не от сопротивления, а по-звериному, по-животному, как существо, загнанное в угол, которое ещё не знает, что оно уже мертво, но чувствует, как последние нервы рвутся от напряжения, от безысходности, от осознания: никто не придёт.

Никто не услышит.

И в тот самый миг, когда жгучие магические прутья впились в рёбра, когда кожа на спине едва не порвалась от давления, когда я уже почти смирилась с тем, что моим последним ощущением будет эта обжигающая боль…

... дверь распахнулась.

Распахнулась так, будто её вырвало из стены ударом, будто сама тьма за ней не выдержала и разорвалась в клочья.

В сокровищницу влетел мой похититель.

В чёрном плаще, с перчатками на руках, с маской, за которой горели жёлтые глаза, будто два угля, что остались от пожара, который когда-то пытался сжечь в нём всё человеческое — и не успел.

Он не сказал ни слова.

Просто поднял руку — и магия, что жила в прутьях, застонала, как раненый зверь, и развалилась.

Клетка не раскрылась. Она разорвалась — на части, на осколки, на искры, которые упали на пол и погасли, будто стыдясь того, что посмели коснуться меня.

Я не поднялась.

Я не бросилась к нему, не обняла его ноги, не застонала от облегчения.

Я просто упала.

На каменный пол, в позу, которую принимают только тогда, когда больше нечего терять, кроме собственного тела — и даже оно кажется обузой.