Глава 37

Я невольно подалась вперед, чувствуя, что тело отвечает ему. На этот раз я чувствовала, как он сдерживается, как подрагивают от вожделения его пальцы.

“Он — чудовище, а я — сумасшедшая!” — пронеслось в голове, когда я смотрела в его глаза.

Я чувствовала, как надулись его штаны, как натянулась на них ткань.

Дракон усадил меня в кресло и вдруг замер, потом резко щёлкнул пальцами — и воздух вокруг моих запястий сжался, как змея. “Ты играла слишком долго, мышонок. Теперь моя очередь”.

Он взял бокал с вином и капнул мне на ключицу, отогнул маску, и тут же я почувствовала, как по коже скользнул его язык, слизывая стекающую каплю. Еще одна капля — чуть выше груди. Он поймал ее языком, касаясь моего соска.

Еще одна — на живот. Я чувствовала движение его языка, а тело отвечало. Он давал мне возможность насладиться видом стекающей капли, чтобы потом повторить ее путь языком.

— Какая страстная девочка, — послышался задыхающийся шёпот, когда на стол встал пустой бокал. — Что же мне с тобой сделать теперь?

Он опустился на колени, гладя мои бедра.

Я боялась, что эта игра заставит меня забыть, кто я была. И начать верить, что я — его. Только его.

Его руки раздвинули мои ноги шире. Он сдвинул маску, и я вдруг почувствовала жадный поцелуй, касание его языка и его почти животный стон.

Его язык коснулся меня. Я стисла зубы, но бёдра предали меня, сами подавшись вперёд, будто мое тело помнило, что именно здесь, в этой точке, начинается наслаждение.

— Ммм… — стиснув зубы, простонала я, чувствуя, как мое тело дрожит от касаний его языка.

Я чувствовала, как мои руки скользят по моим бедрам, которые сами приподнимались навстречу его страстной, голодной ласке.

Я понимала, как это стыдно. Но ничего не могла с собой поделать.

Мне снова было стыдно за то, как бессовестно выгибается мое тело, как жаждет его прикосновения. Оно уже не просто выгибается ему навстречу, потеряв контроль.

— Что ты делаешь, мышонок, — услышала я голос. — Как же тебе нравится… Я прямо чувствую, как ты течешь… Так сладко течешь… Ах, мой мышонок…

— Пожалуйста, — шептала я, чувствуя, как он снова прильнул жарким поцелуем.

— Я хочу, чтобы ты сама попросилась. Чтобы ты сказала, что хочешь, чтобы я вошел в тебя, — услышала я голос, понимая, что он чувствует, когда я вот-вот приближусь к той самой грани. И за секунду он сбавлял темп.

Я не могла о таком просить. Но тело просило, оно бесстыже умоляло его дать мне закончить.

— Я попрошу, когда ты снимешь маску, — прошептала я, глядя ему в глаза.

— Боюсь, что если я сниму маску, тебе будет еще страшнее, — послышался смех.

Он оставил на моем животе горячий поцелуй.

— Ты сводишь меня с ума, — шептал он, целуя мой живот, пока его пальцы гладили меня между ног. — Ты знаешь об этом? Только попроси… Просто прошепчи: «Да…».

— Нет, — задрожала я.

— Хорошо, я продолжу… — послышалась усмешка. И снова я изнемогала, натягивая веревки.

— Ты хочешь, чтобы я потом умерла от стыда? — прошептала я.

— Да. Но сначала ты умрешь от желания, — я слышала, как голос задыхался. Он наслаждался этим. Ловил каждую мою дрожь, каждое движение бедер. Это было невыносимо.

— Это очень жестоко, — задыхаясь, прошептала я. — Не надо…

— Нет, это не жестоко, — медленно произнес он, вставая и кладя руку на свою вздувшуюся ширинку. — Вот это очень жестоко. А я смотрю, ты решила поиграть со мной?

Я жадно смотрела, как его рука скользит по штанам. У меня дыхание перехватывало. Что-то внутри меня безумно хотело этого. Но гордость не позволяла просить. Мне казалось, что если я попрошу, я проиграю.

Я стиснула зубы, чувствуя, как он снова опускается вниз. Я сдерживалась до дрожи в руках. Держалась до последнего, глотая стон за стоном, как вдруг почувствовала, что мое тело взорвалось и забилось в экстазе.

— Вот зараза… Если бы ты знала, какая ты восхитительная, — послышался смех. Он отогнул маску и поцеловал мой вздрагивающий живот. — Как представляю тебя с раскинутыми ногами, у меня штаны рвутся…

Я тяжело дышала, чувствуя, как веревки медленно сползают с меня и растворяются в воздухе.

Он отстранился, будто сжёг губы. На миг его пальцы дрогнули — не от страсти, а от того, что он ненавидел себя за то, что не может остановиться. Он наказывал меня за то, за что наказывал себя: за слабость.


Загрузка...