Сила слабых

Глава 49

— Что за дурость? - возмутился Руслан.

— Мне нужно побыть одному и подумать.

— Так бы и сказал! Что за разговоры про заключение?

— Я пытаюсь ограничить себя.

— А вместо этого лучше взял бы оружие и сразился с кем-нибудь.

— С кем? - вздохнул Лошадкин.

— Всегда где-то есть кто-то, на кого нападают другие гады, или кто-то, кого жрет Ысынгун.

В этом он был прав, конечно, но выходить наружу Лошадкин не стал. Дела наладились, живые успокоились, кипели работы по восстановлению, над системой Цайг витал печальный дух раскаяния в случившемся. Все эти "ах, был бы я умный сразу, то не допустил бы такой ошибки", и Лошадкин, следует признать, тоже поддался ему.

Благо, было за что.

Не следовало давить, а если и давить, то не так, или вообще, заняться детективной деятельностью и вычислить шпиона, заранее догадаться, что это свой же, кого никто не подозревал. Главный закон детективов, убийца тот, кого меньше всего подозревают, а еще лучше, подключить Варвару и Саида и проверить все несоответствия.

Но для этого требовалось заподозрить своих, а Лошадкин этого не сделал.

Попытка выпихнуть сожаления прочь, оставить прошлое в прошлом привела к тому, что мысли его переключились на будущее. То самое, к которому он летел полным ходом, на Энтонце - два. Можно было не сомневаться, что без Лошадкина ДОРН засохнет и зачахнет, еще просуществует какое-то время, но без прежней энергии и затем распадется.

Именно это давило на разум и совесть, вдруг понял Лошадкин. Его собственная дурость, которая привела к тому, что из-за нее теперь откладывалось освобождение страдающих в неволе живых. Уйти и лично продолжать ДОРН, да, это был выход, но он же означал - отсутствие поддержки Земли. Вроде и руки развязаны, не давит система наблюдения и оценок, действуй как хочешь, без оглядки на законы, но и поддержки нет. Кораблик... купить на личные креды, ладно, старая команда, несколько живых, ну десяток, сколько он с ними навоюет?

Навоюет ли вообще, с такой мизерной силой, без технологий и силы Земли и союза систем?

Разум искал оправданий, пытался найти точку, в которой удалось бы сказать, что Лошадкин не виноват, и вообще, все ради дела. Ничего нового, в прошлой жизни все вокруг этим занимались, каждый был виноват, только не сам живой. Нет, смел оправдания в сторону Лошадкин, виноват так виноват, нечего тут. Таня бы точно не одобрила, да и что Таня, ему самому было противно так мелко юлить и оправдываться.

Но раз виноват, значит должно последовать наказание, и кто сказал, что оно будет заключаться лишь в потере рейтинга, кредов, статуса? Нет, ему доверили власть и работу с обществом, а стало быть, и наказание ужесточалось соответственно, с умножением на рейтинг. Больше власти - больше ответственности, теперь Лошадкину предстояло столкнуться с этой стороной нового мира.

Невольно вспомнилась все та же Нгуен с сектой "Доброго мира", и мысли его перескочили на посещенную, словно в прошлой жизни, планету-тюрьму. Думать о том, что его просто аннигилируют или пустят на биомассу для синтезатора не хотелось, но мысли пробегали. Осознанное нанесение вреда, узурпация власти, пусть даже никто вокруг особо не сопротивлялся, эскалация конфликта, гибель живых, и так далее. Да, во имя благой цели, но, если бы не добился? Нет, если тут не работало, цель не оправдывала "любой ценой", но как тогда проводить границу между условным приказом на войне и командами Лошадкина здесь, в ходе скрытой войны с диверсантами и вредителями?

В то же время, какая-то часть его уже словно рвалась туда, на тюремную планету, и Михаил даже понимал, почему. Масса свежего воздуха и труда там же, умение владеть собой, постепенное возвращение в норму или попытки вернуть в нее, работа в коллективе таких же заключенных, нет, все это было не при чем. Просто там Лошадкин стряхнул бы с себя всю ответственность, два вагона которой теперь висели на его плечах. Стряхнул, по чужой воле, с наказанием за дело, и поэтому можно было бы спокойно жить там, отбывая это самое заслуженное наказание. Совершенствуя себя, перевоспитываясь трудом и помощью другим в суровых условиях, когда для выживания требовались коллективные усилия, и не думая об ответственности. Все, никакого ДОРНа, решений за других живых, живи и отвечай только за себя и немного за соседей, все как раньше.

Никаких мыслей о побеге, наказание ведь заслуженное, а стало быть, и никакой ответственности с движением, спасением и прочими делами. Самоуспокоение за счет наказания, причем заслуженного. Вроде, как и не виноват, хотел бы продолжить движение, да не смог, поломался, навредил, сел. Физические тяготы труда и перевоспитания - мелочь, ничто по сравнению с этой невидимой ответственностью, как там было у самураев "долг тяжелее горы, смерть легче перышка"? Что-то такое.

Михаил вздохнул и встряхнул головой.

Легче всего сбежать от ответственности, забиться в угол и сидеть там, да что там, просто стряхнуть с себя все. Но за этим ли он возвращался со звезд? За этим ли основывал ДОРН? Нет и еще раз нет! Да, промахнулся, да, погибли живые, но сколько их умерло бы, добейся Джонатан своего?

Оправдания не помогали, мысли то и дело возвращались к будущему осуждению и заключению. Ведь его предупреждали, прямо говорили, что будет больше ответственности, больше внимания. Кому больше дано, с того больше и спросится, один из столпов нового мира, а Лошадкин? Как всегда, пропустил мимо ушей и глаз, стремясь получить права и не думая об обязанностях и последствиях.

Но разве не было очевидно, с самого начала, что так и будет?

Нет, опять не то. Предвидел он или не предвидел последствия, пытался их предотвратить или нет, не имело значения. Прошлое в прошлом. Сделал, что сделал, и не было возможности "потренироваться на кошках", что выйдет, если поступить вот так.

Тем больше ответственности, твердило подсознание, сильнее наказание, и сдавал же экзамены! Какой из него дипломат, если не пытался все урегулировать, как положено? И плевать, что тут условная детская песочница, системы союза с благосклонным отношением и репутацией у людей. Репутацию, которую зарабатывали другие, а он обрушил, продолжал бичевать сам себя Михаил.

Воспользовался и сломал, и после десятка подобных инцидентов, никакого доверия дипломатам с Земли уже не было бы. Но что тогда, бездействовать? Он действовал и взял ответственность, ошибся, но не ошибался только тот, кто ничего не делал.

Лошадкин опять встряхнул головой, ощущая, что его мысли, как та старая слепая лошадь, толкающая колодезный ворот, ходят и ходят по кругу. Бессмысленно ходят, съедая время, силы и создавая видимость углубленных размышлений и рефлексии.

Действовать, а не тонуть в попытках все предусмотреть.

Действовать, потому что больше некому.

Действовать и брать на себя ответственность, чтобы не охаметь от безнаказанности.

Ничего такого сверхъестественного Лошадкин не придумал, ничего такого, о чем бы он ни задумывался ранее, еще когда только начинал просто свое движение, не ДОРН даже. Говорил обо всем этом самому себе, но все равно, предварительная подготовка разлетелась вдребезги при столкновении с практикой.

Разлетелась и теперь Лошадкин собрал все обратно, закрепил и открыл глаза.

— Прибытие в систему Энтонц через пять минут, - сообщила Варвара.

— Хорошо, - поднялся Лошадкин. — Значит, сбежать не успею.

Варвара только хмыкнула, открывая двери, но в шутке была лишь доля шутки. Сбежать от ответственности или, наоборот, побежать ей навстречу, оба пути манили Лошадкина и одинаково не подходили ему. Бездействие, ожидание суда и решения других живых, а потом все остальное.

Здесь начинался переход в стадию "все сложно", которую Лошадкин так и не смог разрешить мысленно. Защищать и выгораживать себя всеми силами, оправдываясь, что он нужен движению, означало лгать, вертеться и вести себя, как в прежней. Просто покорно ожидать решения и подчиниться ему претило всему тому, что Лошадкин усвоил и освоил за последние года. Ему хотелось бы избежать планеты - тюрьмы, но не ценой предательства всего остального.

Как вести за собой людей и смотреть им в глаза, если ведешь себя, как второй Нессайя?

В то же время, если ты ведешь живых, ошибки будут, и что теперь, от малейшей из них сразу сдаваться?

— Заключение не пошло тебе на пользу, - поцокал Кайманов, - постарел на десять лет, и отощал!

— Десять лет без еды, пришлось питаться самим собой, - усмехнулся в ответ Лошадкин.

"Легионер" опустился на посадочную площадку рядом с Легатией, рядом уже приземлялся "Слово и Дело". Два десятка кораблей на поле, живые, обслуживающие бригады, роботы, но никакой суеты и ажиотажа. Где-то внутри Лошадкин даже немного обиделся, что не прислали роту мобильных пехотинцев, арестовывать его.

Иррациональная обида, показывающая, насколько его штормило эмоциями, несмотря на внешнее спокойствие.

— Лети домой, - сказал он Троргу, - там тебя ждут.

— И тебя тоже, командир.

— Я отправлюсь в дипкорпус, - поджал губы Лошадкин.

Он чуть не поддался слабости, не сказал, что отправится туда пешком. Растянуть время, словно это хоть как-то помогло бы.

— Суд могут провести и удаленно, - заметил Руслан.

— Могут, раз уж явился, так не сбегу, наверное.

А вот Огар сбежал, выдумав какой-то предлог, с Морданной. Напоследок та преклонила колено перед Лошадкиным и поклялась донести все увиденное и услышанное до правителей пяти народов. Лошадкин кивнул, делая вид, что не заметил, как перекосило Огара и они отбыли.

— В армии Закрасты ты вел себя иначе! - появилась Карраха, веселая и неунывающая, как всегда.

Вот уж кто сражался со всем пылом и усердием, бил и демтархов, и зваздианцев, и отвешивал людям, когда те паниковали и бежали не туда, куда нужно.

— В армии Закрасты я и не подумал бы сдаваться, и пальцем не пошевелил бы, чтобы останавливать ссору. Но мы больше не в армии Закрасты, и это наши живые, такие же, как те, кого мы собираемся освобождать.

— Конечно, командир, как скажешь, - легко согласилась Карраха. - А можно освобожденных по праву освободительницы?

— Нет, - отрезал Лошадкин. - Только добровольно.

— Хорошо, - расплылась в самодовольном оскале Карраха.

Ну да, кто бы устоял перед таким зубастым, клыкастым и шерстистым обаянием, да еще в боевой форме и с оружием в руках? Уж точно не освобожденные ей живые!

— Неужели тебе не хватает просто поклонников? - проворчал Лошадкин и тут же понял.

Очередная грань общего комплекса вузланок - показать свое превосходство. Освободить и отдоминировать.

— Ладно, тренируйтесь, пока меня не будет.

Никто и не подумал никуда идти, и телохранители отправились вместе с Лошадкиным и Луисом. Натана послала Лошадкину воздушный поцелуй на прощание и пожелала чистой связи.

— Да что я вам, фарфоровая кукла? - продолжил ворчать Лошадкин, заметивший, что за ними следует боевой катер с "Легионера".

Три мобильных пехотинца, на три больше, чем требовалось на Энтонце. Даже Чечух тут предпочитала действовать скрытно и издалека, не грубой силой.

— Мы охраняем тебя от тебя, командир, - заявил Руслан под общий дружеский хохот.

— Вдруг ты опять решишь добровольно заточить себя? - добавил Трорг.

— Мне надо было подумать, причем так, чтобы не давила обстановка и я не наделал глупостей, - возразил Лошадкин.

Их "процессия" привлекала внимание, прохожие останавливались, перешептывались или что-то слали друг другу. Многие были связаны с дипкорпусом и строили тревожные предположения, некоторые просто узнавали Лошадкина и указывали на него. Пришла слава, с мрачной иронией подумал Лошадкин, представив, как усилится эта "слава" после недавних событий.

У комплекса зданий дипкорпуса его уже ждал Штербул, крутивший пальцами сложенных рук.

— Всякое бывало, - заявил он без обиняков, - но такое!

— Ответственность полностью на мне, - повторил Лошадкин.

— Да знаю, знаю, читал рапорт, кто его не читал? - отмахнулся Юджин.

Посмотрел на телохранителей, еще раз махнул рукой как-то обреченно.

— Только слова — это одно, а дело - другое.

Лошадкин вдруг понял, что подвел и его. Юджин все еще числился куратором "молодого дипломата", то есть Лошадкина, который пошел вразнос и наломал дров. Наставник Луис А Хонг, куратор Юджин Штербул, система контроля, проверок и обучения, Лошадкин все сломал, спеша к своей цели.

Ему стало немного стыдно. Немного.

— Я уже прошел проверки, и вы не контролировали меня, - попытался подбодрить он Юджина.

Тот посмотрел, мол, не дурак ли ты, Лошадкин? Значит, учтут все случившееся и штрафы будут, ведь слова это одно, а дело - другое, понял Лошадкин.

— Тебя, дурака, жалко! - всплеснул руками Юджин. - Такие перспективы!

— У дурака? - рассмеялся Лошадкин, входя в здание. - Да ну что вы, Юджин, какие еще перспективы у дурака, разве что дурацкие?

Штербул не поддержал шутку, продолжил смотреть зло. Похоже, тоже возлагал какие-то надежды на Лошадкина, надежды, оказавшиеся тщетными. Фоном промелькнул Гопкинс, подавший какой-то знак, но ничего не сообщивший по сети. Странно.

Коридоры и переходы комплекса зданий казались бесконечными, и Лошадкин подумал, что нечего было тянуть, следовало лететь прямо в нужный зал, не растягивая "удовольствие". С чего он вообще решил, что явиться сюда вот так официально - хорошая идея? Мог бы тихо прилететь или пообщаться удаленно.

— С иволаками то решилось? - спросил он у Штербула.

— Что? А, да, все нормально, остались только формальности.

— Хоть что-то хорошее, - хмыкнул Лошадкин, входя в круглый зал с высокими потолками.

Двери захлопнулись за ним, отсекая друзей и телохранителей.