Это не было плавным превращением, каким его описывают в балладах. Это был взрыв. Взрыв плоти, воли и магии, который снёс крышу над нашими головами.
В один миг Даррион стоял перед троном — человек, пусть и исполненный ярости. В следующий — его фигура исказилась, поплыла, вытянулась вверх с оглушительным треском рвущейся ткани и звяканьем падающих на мрамор доспехов. Из его спины вырвались и расправились с грохотом, напоминающим ураган, огромные, кожистые крылья чёрного, как ночь, как сама бездна, дракона. Они были так велики, что с лёгкостью проломили каменные своды зала. Обломки с грохотом посыпались вниз, придворные с визгом бросились врассыпную, но огромная голова дракона, увенчанная грозными рогами, уже была повёрнута к нам.
Это был Даррион. Настоящий. Его чешуя была не просто чёрной — она была как полированный обсидиан, впитавшая всю тьму мира, и в то же время отливающая глубоким багрянцем, словно под ней пульсировала раскалённая лава. Глаза, больше моей головы, горели знакомым золотым огнём, но теперь в них не было ничего человеческого — лишь первобытная, всесокрушающая ярость и безраздельная власть.
Всё произошло быстрее, чем сознание могло осмыслить. Риан, державший меня, на секунду остолбенел, парализованный ужасом. Этой секунды хватило.
Чёрная тень метнулась вперёд с нечеловеческой скоростью. Я не увидела движения — лишь ощутила вихрь, сбивающий с ног, и услышала короткий, обрывающийся крик Риана. Лезвие ножа отбросило от моего горла. Сильные, но аккуратные когти, размером с мою руку, отшвырнули Риана прочь, как тряпичную куклу. Он врезался в колонну и затих.
Дракон не остановился. Его огромная голова повернулась к толпе перепуганных придворных. Он втянул воздух, и это был не просто вдох, а целое землетрясение, вбирающее в себя тысячи запахов. Его взгляд, плавящий золото, выхватил из массы одну фигуру — Альдора, который, бледный как смерть, пытался скрыться за спинами других.
Снова мелькнула тень. Хвост дракона, гибкий и мускулистый, как плеть, обвил Альдора, не причинив тому вреда, но намертво сковав. Альдор издал жалкий, завывающий звук.
И тут раздался исступлённый крик. Меланиса. Её маска, моё лицо, сползла, не выдержав накала её собственных эмоций. Её черты исказились в гримасу чистого, безумного бессилия. Она подняла руки, и между её пальцами вспыхнул сгусток магической энергии, ослепительно-белый и смертоносный.
— Умри! — завопила она, и это был уже не мой голос, а её собственный, пронзительный и полный ненависти.
Сгусток энергии, вихрь из ледяных осколков и магического огня, помчался прямо на меня. Я зажмурилась, поднимая руки в беспомощном жесте.
Но удар принял на себя он.
Дракон двинулся, закрывая меня своим телом. Сгусток магии со страшным шипением и грохотом врезался в его плечо, в то место, где чешуя сходилась с остатками разорванной человеческой одежды. Раздался звук, похожий на раскалывающийся камень, и запахло горелой плотью и озоном.
Дракон взревел. Это был звук, от которого содрогнулся весь дворец. Но это был не крик боли, а яростный рёв победителя.
Магия Меланисы иссякла. Она стояла, опустошённая, беззащитная. Её схватили подбежавшие стражники, но она не сопротивлялась. Она лишь смотрела на Дарриона с немым ужасом и рыдала, выкрикивая проклятия, в которых смешались и моё имя, и его.
— Ты… ты никогда не была достойна его! Никогда! Я!.. Я!..
Но её голос потерялся в общем хаосе.
Я не слышала её. Я видела только его. Дракон медленно повернулся ко мне. Его огромная форма начала мерцать, сжиматься. Чешуя таяла, крылья втягивались, кости с хрустом меняли форму. Через несколько секунд на коленях передо мной стоял Даррион. Он был бледен, как полотно, на его плече зиял страшный ожог, из которого сочилась тёмная кровь. Его одежда висела лохмотьями, но в глазах, снова человеческих, горел тот же огонь.
— Каэлина… — его голос был хриплым, он дышал с трудом.
— Молчи, — приказала я, падая перед ним на колени. Мои пальцы сами потянулись к ране, но я боялась причинить боль. — Не говори ничего. Всё хорошо. Всё кончено.
Я сорвала с себя плащ стражницы и прижала его к ране, пытаясь остановить кровь. Его кожа была обжигающе горячей.
— Ты… цела? — прошептал он, его взгляд выискивал на моём лице следы пореза от ножа Риана.
— Цела, — кивнула я, и слёзы наконец потекли по моим щекам — слёзы облегчения, ярости и чего-то ещё, огромного и необъятного. — Благодаря тебе.
Он попытался улыбнуться, но это вышло скорее гримасой боли.
— Обещал же… поймать их всех.
— И поймал, — я вытерла слёзы тыльной стороной ладони, оставляя на лице полосы от грязи и крови. — А теперь слушай меня внимательно, Даррион Обсидиан. Ты отправишься в покои, и я лично буду ухаживать за тобой. А потом… потом я накормлю тебя таким супом, от которого любая рана заживёт в мгновение ока. И никаких возражений.
И тогда он улыбнулся. По-настоящему. Широко, по-юношески, заставляя морщинки разбежаться у глаз. Эта улыбка, такая неожиданная и сияющая на его бледном, искажённом болью лице, отозвалась в моей груди горячим, сладким трепетом. Она была прекраснее любого драконьего превращения, любого проявления силы. Она была обещанием. Обещанием того, что за стенами его крепости, за маской императора, живёт человек. И, возможно, этот человек начинает нуждаться во мне не только как в союзнице, но и как в женщине.
Он слабо кивнул, и его рука нашла мою, сжав её с силой, которая не оставляла сомнений.
— Как прикажешь… моя императрица, — прошептал он, и в его глазах я прочитала всё: боль, усталость, триумф и то самое чувство, имя которому мы ещё не решались произнести. Но оно уже было здесь, среди обломков и хаоса, тёплое и нерушимое, как сама жизнь.