Воздух в Малом тронном зале наутро после моего возвращения был густым и сладким, как испорченный мёд. Придворные, собравшиеся на утреннее собрание, перешёптывались, бросая на меня украдкой взгляды, полные любопытства и страха. Слухи о моём «исчезновении» и внезапном возвращении уже успели обрасти самыми невероятными подробностями.
Я стояла рядом с троном Дарриона, облачённая в латы и шлем рядовой стражницы. Железо было холодным и неудобным, а узкая прорезь для обзора искажала перспективу. Но под этой металлической оболочкой я чувствовала себя невидимой и сильной. Каждый вздох, отдававшийся эхом в шлеме, был напоминанием: сегодня всё закончится.
Даррион сидел на троне, невозмутимый и холодный, как всегда. Но я, стоявшая так близко, видела едва заметное напряжение в его пальцах, сжимавших рукояти массивного кресла. Его взгляд, тяжёлый и оценивающий, скользил по залу, выискивая малейший признак нервозности.
И вот дверь распахнулась.
Вошла она. Я. Или то, что выглядело точь-в-точь как я.
У меня перехватило дыхание. Меланиса в моём облике была поразительна. Та же походка, те же жесты, даже выражение лица — смесь усталой покорности и тлеющей искры неповиновения. На ней было то самое изумрудное платье, в котором я танцевала на балу. Оно сидело на ней безупречно. По залу пронёсся сдержанный гул. Все знали, что императрица должна была быть здесь, рядом с императором. Что за новый каприз?
«Каэлина» прошла по залу, не склоняя головы, и остановилась в нескольких шагах от трона. Её глаза, мои глаза, горели странным, лихорадочным блеском.
— Доброе утро, супруг, — её голос был моим голосом, но в нём слышались чужие, ядовитые нотки.
— Леди Ортан, — Даррион кивнул, его тон был ровным, но в зале повисла напряжённая тишина. — Вы опоздали.
— Я задержалась, размышляя, — парировала «я», и её губы растянулись в улыбке, которой на моём лице никогда не было. — Размышляя о том, как долго мы все будем терпеть это.
Шёпот в зале стих. Даже воздух, казалось, перестал двигаться.
— Терпеть что? — спросил Даррион, и в его голосе впервые прозвучала опасная мягкость.
— Это! — она резким жестом указала на него, и её голос зазвучал громко и пронзительно, на грани истерики. — Твоё правление! Твоё вечное высокомерие! Ты — тень своего великого отца, Даррион! Бледная, холодная тень, которая правит железом, но не сердцем!
В зале ахнули. Кто-то из дам подавился воздухом. Это было неслыханно. Прямое оскорбление императора в его же тронном зале.
— Ты забываешься, супруга, — голос Дарриона стал тише, но приобрёл стальную твердость.
— Нет! Это ты забыл, кто я! — крикнула «Каэлина», и её лицо исказила гримаса настоящей ненависти. Это было так страшно — видеть свои черты, изуродованные чужим злом. — Я — Каэлина Ортан! Моя кровь древнее твоей! И если ты не способен быть настоящим правителем, то я… я возьму эту власть сама! Долой дракона! Да здравствует Империя Ортанов!
Она сорвала с головы диадему, символ своего положения, и швырнула её на ступени трона. Звенящий звук отозвался гробовой тишиной.
Это был тот самый момент. Сердце колотилось у меня в горле, стуча в металл шлема. Даррион медленно поднялся с трона. Его фигура казалась вдруг огромной, заполняющей всё пространство.
— Каэлина Ортан, — произнёс он, и его голос гремел, не нуждаясь в повышении тона. — Ты обвиняешься в государственной измене и мятеже. Стража! Взять её!
Именно этого они и ждали. Стража двинулась к «Каэлине». Меланиса в моём облике отступила на шаг, и на её лице застыла торжествующая улыбка. Она думала, что всё идёт по плану.
И тут я сделала шаг вперёд.
— Интересно, — сказала я, и мой голос, приглушённый шлемом, прозвучал странно и зловеще. — Как императрица может быть в двух местах одновременно?
Все взоры устремились на меня. Я медленно, нарочито театрально, сняла шлем. Мои волосы выпали из-под него, рассыпавшись по плечам. В зале воцарилась абсолютная, оглушительная тишина, которую через мгновение пронзили десятки одновременно вырвавшихся возгласов, ахов и криков.
На «лже-Каэлину» и на меня смотрели с одинаковым ужасом и непониманием. Две императрицы. Две Каэлины.
Меланиса замерла. Её торжество сменилось шоком, а затем животным страхом. Её глаза, мои глаза, метались между мной и Даррионом.
— Колдовство! — выдохнула она, но её голос дрожал.
— Нет, Меланиса, — сказала я громко и чётко, глядя прямо на неё. — Это не колдовство. Это правда. Ты украла не только мою кровь. Ты украла моё лицо. Но ты не смогла украсть мою честь.
И в этот момент, когда все были парализованы изумлением, из толпы придворных стремительно вынырнула фигура. Это был Риан, мой брат, замаскированный под какого-то невзрачного дворянина. Его лицо было искажено яростью. Он действовал с отчаянной скоростью пантеры.
Прежде чем кто-либо успел среагировать, он оказался позади меня. Его рука с силой впилась в мои волосы, откинув голову назад, а к горлу прижалось холодное, острое лезвие ножа.
— Ни с места! — проревел он, и его голос сорвался на визг. — Все! Ни шагу! Или она умрёт тут же!
В зале снова воцарилась тишина, но на сей раз — напряжённая, смертельная. Стражи замерли с полуобнажёнными мечами. Даррион стоял неподвижно, но я видела, как в его глазах вспыхнул адский огонь.
— Вот новые правила, — выкрикивал Риан, прижимая лезвие так, что я почувствовала, как по коже струится тонкая ниточка крови. — Мы — я, моя «сестрица» и леди Вентрис — спокойно покидаем этот зал и эту проклятую столицу. Нам дают карету и свободный коридор. Когда мы будем в безопасности, мы отпустим Каэлину. Попробуйте остановить нас — и её труп станет вашим трофеем!
Его дыхание было горячим и частым у моего уха. Я чувствовала дрожь в его руке. Он был загнан в угол и оттого смертельно опасен. Его план рухнул, и теперь единственным выходом он видел бегство с заложницей.
Я встретилась взглядом с Даррионом. Его лицо было маской ледяной ярости, но в глубине глаз я увидела нечто большее — страх. Страх за меня.
И в этот миг что-то изменилось. Воздух в зале сгустился, стал тяжёлым, как свинец, и заряженным, как перед ударом молнии. От Дарриона повеяло чем-то древним, диким и безмерно могущественным.
И тогда он изменился.