На следующий день весть о кулинарном триумфе императрицы разнеслась по всему Игнистаду со скоростью, которой позавидовал бы любой почтовый дракончик. К полудню в «Гнезде Дракона» не осталось ни одного свободного столика. Купцы, ремесленники, чиновники низшего ранга — все жаждали взглянуть на ту самую волшебницу-императрицу, которая одним блюдом растопила ледяное сердце эльфийского посла.
Я пряталась на кухне, в очередной раз перебирая зелень, и чувствовала, как тревога сжимает мне горло. Вот он, конец. Теперь-то все поймут, что леди Амброзия — это Каэлина Ортан. И кто захочет есть в таверне, где за печкой стоит сама императрица? Это же смешно! «Гнездо» превратится в цирк, где главным аттракционом буду я.
— Хозяйка, — просунул голову в кухню Лео, его призрачное лицо сияло от восторга. — У нас аншлаг! Аристократы записываются в очередь! Говорят, хотят попробовать «то самое блюдо, что покорило Снежного Вихря»!
— Именно этого я и боялась, — простонала я, глядя на него. — Они пришли смотреть на обезьяну. На диковинку. Сейчас они поедят, посмеются и больше не придут.
Но вышло всё с точностью до наоборот. Аристократы, заходившие в «Гнездо», вели себя… почти нормально. Да, они смотрели на меня с нескрываемым любопытством, но в их взглядах читалось не столько насмешливое пренебрежение, сколько уважительный интерес. Они заказывали еду, хвалили её, щедро оставляли чаевые и даже пытались завести светскую беседу, словно я была не сумасшедшей императрицей, а модной владелицей эксклюзивного заведения.
В разгар этого безумия в таверну вошёл он. Люсьен Дюваль. Он проделал путь через шумный зал, его элегантная фигура и спокойная улыбка выделялись на фоне суеты.
— Леди Амброзия, — произнёс он, останавливаясь передо мной, и в его глазах плескалась смесь восхищения и лёгкой растерянности. — Или, полагаю, теперь мне следует называть Вас «Ваше Императорское Величество».
Я почувствовала, как краснею. «Вот и началось», — с тоской подумала я.
— Пожалуйста, Люсьен, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Для Вас я всё ещё леди Амброзия. Или просто Каэлина. Здесь, в этих стенах.
Он мягко улыбнулся.
— Я пришёл сказать, что, несмотря на Ваше… возвышенное положение, я не намерен разрывать наше сотрудничество. Напротив. Теперь «Гнездо Дракона» — самое модное место в городе. Мои инвестиции внезапно стали золотыми. — Он сделал паузу, и его взгляд стал серьёзнее. — И, признаюсь, я несколько смущён. Я позволял себе некоторые… вольности в общении, не подозревая, что передо мной столь высокопоставленная особа.
Мне стало неловко и… приятно. Он не отступил. Не испугался титула.
— Мне, пожалуй, даже приятно, что вы не стали сразу же кланяться и называть меня «Ваше Величество», — призналась я. — Мне нравилось наше… партнёрство. И я надеюсь, оно продолжится.
Он кивнул, и в его глазах вспыхнул тёплый, живой огонёк. Он сделал шаг вперёд, и между нами повисло невысказанное напряжение. Казалось, он хотел сказать что-то ещё. Что-то личное. Но его взгляд скользнул по моим рукам, испачканным мукой, по простому платью, и он слегка отступил. Стена моего замужества, невидимая, но прочная, встала между нами.
— Разумеется, продолжится, — сказал он чуть более официально. — Я не смею больше отнимать Ваше время. Удачи с Вашими… новыми поклонниками.
И он ушёл, оставив меня со смешанным чувством облегчения и лёгкой, непонятной грусти.
Вечером, когда последние посетители наконец разошлись, а призраки прибрались в зале, дверь снова открылась. На пороге стоял Даррион.
Он был без свиты, в простом, но дорогом камзоле. Он стоял, застыв на пороге, словно впервые заходя в это место.
— Каэлина, — произнёс он, и мой имя в его устах прозвучало непривычно мягко.
— Даррион, — ответила я, откладывая тряпку. — Что привело тебя в моё «заведение»?
Уставшая, я даже не заметила, как позволила себе такую вольность — перейти на «ты». Однако император ничего не сказал. Он вошёл и остановился в нескольких шагах от меня. Воздух между нами сгустился, наполнился невысказанными словами.
— Я пришёл… поблагодарить тебя, — сказал он, и это было так непохоже на его обычные холодные фразы. — Ты спасла переговоры. Лорд Кель’тарис был впечатлён не только едой, но и твоим… достоинством. Ты повела себя как настоящая императрица.
Он смотрел на меня. И в его глазах, всегда таких отстранённых и оценивающих, я увидела не только уважение. Я увидела симпатию. Живой, неподдельный интерес. Он смотрел на меня не как на нежеланную жену или политическую пешку. Он смотрел на меня как на женщину. Красивую, умную, сильную.
— Я просто делала то, что умею, — прошептала я, чувствуя, как учащается пульс.
— Ты делаешь это блестяще, — его голос стал тише, интимнее. Он сделал шаг вперёд. Расстояние между нами сократилось до одного шага. Я чувствовала исходящее от него тепло, вдыхала его знакомый, дымный запах. — Я… я, кажется, недооценивал тебя, Каэлина.
Его рука медленно поднялась, словно он хотел коснуться моей щеки. В драконьих глазах плясали отблески огня из камина, и в них читалась та самая страсть, которую я в нём и представить не могла. Моё дыхание перехватило. Весь мир сузился до пространства между нами, до этого невыносимого, сладкого напряжения.
И в этот самый момент с балки с громким, довольным урчанием свалился Пепсомар. Он приземлился прямо между нами, уютно устроился у моих ног и, сверкнув голубыми глазами, выпустил в сторону Дарриона крошечное, безобидное облачко дыма.
Даррион отшатнулся, и заклинание рухнуло. Он уставился на дракончика с изумлением.
— Это… что ещё такое? — спросил он, не в силах скрыть лёгкое раздражение.
— Это Пепсомар, — сказала я, поднимая своего питомца на руки. Пепсомар самодовольно уткнулся мордочкой мне в плечо. — Мой дракончик. Бывший почтовый. Теперь он… мой.
Даррион смотрел то на меня, то на дракончика, и на его лице медленно проступала тень той самой удивлённой улыбки, которую я видела краем глаза накануне.
— Понятно, — произнёс мужчина наконец. — У тебя талант не только к кулинарии, но и к приручению… своенравных существ.
В его словах был намёк, и я покраснела ещё сильнее.
— Да, — согласилась я. — Похоже, что так.
Он кивнул, ещё раз задержал на мне этот новый, тёплый взгляд, полный невысказанных обещаний, и развернулся.
— Спокойной ночи, Каэлина.
— Спокойной ночи, Даррион.
Дверь за ним закрылась. Я осталась стоять после зала, прижимая к груди тёплого, урчащего Пепсомара. В воздухе всё ещё витал его запах — дым, холодный ночной воздух и что-то новое, волнующее. Я чувствовала себя не уставшей владелицей таверны и не несчастной императрицей. Я чувствовала себя… женщиной. И это ощущение было сладким, как победа, и тревожным, как первое свидание.