Возвращение в «Гнездо» было похоже на глоток чистого, холодного воздуха после удушливой атмосферы дворцовых покоев. Дверь с колокольчиком, пропустив меня внутрь, будто вздохнула с облегчением. Воздух, густой и плотный, ударил в ноздри — не приторный аромат духов и пыли, а живой, многослойный букет: дым от очага, хлебная кислинка, сладковатый дух томлёного мяса и, конечно, горьковатая, бодрящая нотка кофе. Это был запах жизни. Моей жизни.
Меня встретили не как императрицу, а как своего. Лео, завидев меня, с визгом пронзил стену и принялся танцевать в воздухе, роняя невидимые конфетти. Аристарх с балки одобрительно крякнул: «Вот и наш главнокомандующий вернулся! Войска в сборе!» Леди Изабелла, томно паря у камина, заметила: «Дорогая, ты выглядишь… устало. Заточение, видимо, пошло на пользу твоей осанке, но явно не нервам». Даже Пепсомар, услышав мой голос, слетел с любимой балки и устроился у меня на плече, тычась мокрым носом в щёку и мурлыча, словно крошечный, перегретый моторчик.
Ингрид, увидев меня, сначала всплеснула руками, а потом, покраснев, попыталась сделать реверанс, но я просто обняла её.
— Спасибо, — прошептала я ей на ухо. — Ты была великолепна.
— Это Вы, леди Ор… леди Амброзия, — смущённо поправилась она, и в её глазах светилась гордость.
Я сбросила с себя дворцовые оковы — не только физические, но и ментальные. Надев свой старый, испачканный мукой фартук, я с наслаждением погрузила руки в миску с тёплым, податливым тестом. Это был мой медитативный ритуал. Каждый замес, каждый взмах ножом возвращал мне ощущение контроля, почвы под ногами. Здесь, среди этих грубых столов, глиняной посуды и призрачных проказников, я была не неудачливой императрицей, а хозяйкой. Творцом. Здесь меня уважали не за титул, а за дело.
И дело это шло в гору. Железная шкатулка с выручкой заметно потяжелела. Я решила вложить деньги в уют. Мы купили несколько добротных шерстяных покрывал для лавок, пару новых, более вместительных бочек для эля и несколько красивых, пузатых кувшинов для молока и сливок. Я заказала у того же кузнеца, что делал вывеску, несколько изящных подсвечников в виде обвивающих свечу драконов. «Гнездо» постепенно теряло налёт заброшенности и обрастало своим, уникальным шармом — грубоватым, но искренним.
Именно в разгар этой деятельной эйфории, когда я лично проверяла, как новые покрывала смотрятся на лавках, в таверну вошёл Люсьен Дюваль. Он был, как всегда, безупречен, но на сей раз его изысканная утончённость казалась чужеродной на фоне простой, кипучей жизни «Гнезда».
— Леди Амброзия, — он поклонился, и его взгляд, тёплый и заинтересованный, скользнул по моему фартуку. — Поздравляю. Кажется, буря миновала.
— Месье Дюваль? — я вытерла руки о фартук. — Что случилось?
— Сигизмунд ван Дорн, — произнёс он с лёгким удовольствием в голосе. — Потерпел сокрушительное фиаско. Его последняя авантюра — вложение в магические артефакты — провалилась. С молотка ушла значительная часть его состояния. Говорят, он в бешенстве и собирается покинуть Игнистад, чтобы «подлечить пошатнувшуюся репутацию». Полагаю, Ваше «Гнездо» он больше не побеспокоит.
Облегчение, сладкое и всепоглощающее, волной накатило на меня. Война была выиграна. Мы отстояли наш дом.
— Это прекрасные новости, — выдохнула я. — Спасибо вам, месье Дюваль, за Вашу поддержку.
— Всегда к вашим услугам, — он сделал паузу, и его взгляд стал глубже, заигрывающим. — Такая победа заслуживает достойного празднования. Может, позволите мне пригласить Вас на ужин? В более… уединённой обстановке. Без призраков и дракончиков.
Его намёк был прозрачен. Дюваль привлекателен, умён, галантен. И он видел во мне равную — успешную деловую женщину. Но что-то внутри меня, при виде его улыбки, оставалось холодным. Может, это была усталость. А может… что-то другое.
— Вы очень любезны, месье Дюваль, — я улыбнулась, но в голосе прозвучала вежливая, но твёрдая отстранённость. — Но, к сожалению, сейчас у меня слишком много дел. Новые поставки, ремонт… Вы понимаете.
На лице мужчины мелькнула тень разочарования, но он тут же скрыл её под маской светской учтивости.
— Конечно. Дело прежде всего. Но я не теряю надежды. До скорого, леди Амброзия.
Он ушёл, и я снова погрузилась в работу, но странное беспокойство осталось. Оно сгустилось, когда уже под самую ночь, когда большая часть гостей разошлась и в зале царила уютная, полумрачная тишина, дверь снова открылась.
Вошедший был закутан в тёмный, простой плащ с глубоким капюшоном, наброшенным на лицо. Он был высок и широк в плечах. Незнакомец двинулся к самому дальнему, тёмному углу зала и сел, спиной к стене, окидывая взглядом помещение. В его позе была не просто осторожность, а хищная, изучающая собранность. По спине у меня пробежали мурашки.
Я отложила тряпку, которой вытирала стойку, и медленно направилась к нему. Лео, завидев незнакомца, насторожился и скрылся в стене, готовый наблюдать. Пепсомар на моём плече насторожился и тихо заурчал.
— Добрый вечер, — сказала я, подходя к его столу. — Чем могу быть полезна?
Мужчина медленно поднял голову. Свет единственной свечи на столе выхватил из-под капюшона сначала сильный, резко очерченный подбородок, а затем… знакомые, до боли знакомые черты. Капюшон упал на плечи.
У меня перехватило дыхание. Сердце замерло, а затем рванулось в бешеной скачке, отдаваясь глухими ударами в висках. Это был Даррион.
Он сидел и смотрел на меня. Его лицо, лишённое обычной ледяной маски, было усталым и невыразительным. Но глаза… его золотые глаза горели в полумраке, как раскалённые угли. Они впивались в меня с такой интенсивностью, что мне стало физически жарко.
— Я бы хотел что-нибудь… на Ваш вкус… — он произнёс это медленно, и его низкий, бархатный голос, лишённый привычной повелительности, прозвучал непривычно тихо. Последнее слово — «леди Амброзия» — он растянул, вложив в него не вопрос, а утверждение. Факт. Он знал.
Я сглотнула комок, внезапно пересохшим горлом, и кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Развернувшись, я почти бегом ринулась на кухню, чувствуя, как дрожат колени.
Он пришёл. Он был здесь. В моём мире. В моём «Гнезде». Зачем? Чтобы арестовать? Унизить? Или… Ах, так вот почему Даррион снял с меня ограничения. Он хотел проверить. Он сложил два плюс два и всё понял… Какая же я дура, раз думала, что мне удалось его одурачить!
Я отбросила все мысли. Сейчас важно было только одно — еда. Я действовала на автомате, с хирургической точностью. Выбрала лучший кусок говяжьей вырезки, тот, что я припрятала для особого случая. Щедро поперчила крупномолотой смесью, обжарила на раскалённой сковороде до корочки, оставив внутри сочащийся кровью рубин. Подача должна была быть идеальной. Я выбрала тяжёлое деревянное блюдо, положила на него стейк, несколько обжаренных на том же жире помидорок черри и веточку розмарина. К нему — кувшин доброго, крепкого красного вина, того самого, что я приберегала для себя в особенно трудные дни.
Сделав глубокий вдох, я сама понесла заказ. Даррион сидел в той же позе, наблюдая, как я приближаюсь. Я поставила перед ним блюдо и кувшин.
— Пожалуйста, — сказала я, и голос мой прозвучал хрипло.
Он посмотрел на стейк, затем поднял глаза на меня. В золотых глубинах его зрачков плясали отблески пламени свечи.
— Сядьте, — это не был приказ. Скорее, больше похоже на… просьбу? Или тихое, но не оставляющее пространства для возражения распоряжение.
Я медленно опустилась на стул напротив него, спрятав дрожащие руки под столом. Он взял нож и вилку. Его движения были лаконичными и точными, будто отточенными тысячами часов тренировок. Он отрезал кусок мяса, поднёс его ко рту. Я следила, затаив дыхание, за каждым микродвижением его лица.
Он прожевал. Помолчал. Его взгляд, устремлённый в пространство, стал острее. Император отрезал ещё один кусок. И ещё. Он ел молча, с сосредоточенным, почти животным вниманием, полностью погрузившись в ощущения. Даррион не проронил ни слова, но по едва уловимому расслаблению его могучих плеч, по тому, как блеск в его глазах из холодного стал тёплым, почти живым, я поняла — ему нравится. Нравится по-настоящему. Его внутренний дракон, ценитель простой, мощной пищи, был удовлетворён.
Пока он ел, я украдкой рассматривала его. Простая льняная рубаха, грубый кожаный жилет. Он снял с себя все регалии, всю броню, весь налёт императорского величия. Он пришёл сюда не как повелитель, а как… кто? Как мужчина? Как соперник? Как любопытствующий? Его близость была оглушительной. Я чувствовала исходящее от него тепло, слышала его ровное дыхание. Он пах не дворцом и не дорогими благовониями, а ночной прохладой, кожей и… просто чистотой. От него не пахло ни деньгами, ни властью. И в этой простой, мужской сути была дикая, первобытная притягательность. Я ловила себя на том, что рассматриваю линию его скулы, сильные пальцы, сжимающие рукоять ножа, и чувствовала, как по телу разливается странная, сладкая слабость. Ненависть и обида куда-то испарились, оставив после себя лишь это щемящее, опасное влечение и жгучее любопытство. Даррион испытывал меня, изматывал, не давая никаких объяснений своему визиту и заставляя меня теряться в догадках.
Мужчина доел, отпил вина из кувшина прямо через край, без бокала, и поставил его на стол с тихим стуком. Капля красной влаги блеснула на его нижней губе, и он провёл по ней языком — быстрый, неосознанный жест, от которого у меня похолодели пальцы.
— Сдержанно, — произнёс он наконец, и его голос вернул себе часть привычной твёрдости, но без прежней ледяной отстранённости. — Но… с характером. — Его взгляд медленно поднялся и встретился с моим. — Как и сама хозяйка.
Эти слова прозвучали как самый сокровенный комплимент. Он видел не просто еду. Он видел мою душу в ней.
Даррион встал. Его тень накрыла меня, и на мгновение в зале стало темнее. Он достал из складок плаща небольшой, но явно тяжёлый кожаный мешочек и положил его на стол рядом с пустым блюдом. Звон монет был глухим, весомым.
— Благодарю за угощение… леди Амброзия, — сказал он, и в последних словах прозвучала не насмешка, а нечто иное — уважение? Признание равной? Его глаза, горящие в полумраке, на прощанье скользнули по моему лицу, задерживаясь на губах, на спутанных от кухонного жара волосах, выбившихся из-под платка.
Он накинул капюшон и вышел так же бесшумно, как и появился. Дверь закрылась за ним, и колокольчик над ней едва слышно звякнул.
Я сидела, не в силах пошевелиться, глядя на пустое блюдо и мешочек с деньгами. Воздух вокруг всё ещё вибрировал от его присутствия, словно после пролета хищной птицы. Я знала, не открывая, что там лежала сумма, во много раз превышающая стоимость ужина. Это была не оплата. Это был знак. Его молчаливое, но безоговорочное признание.
Медленно, почти не веря, я протянула руку и взяла мешочек. Кожа была ещё тёплой от его прикосновения. Я сжала его в ладони, чувствуя, как тяжёлые монеты отдаются в пальцах тупым, весомым звоном. Сердце бешено колотилось в груди, посылая по жилам волны жара, смешанного с леденящей дрожью. Он был здесь. Он видел моё царство. Он попробовал пищу моих рук. И ему понравилось.
Это уже была не просто победа над ван Дорном. Это было нечто большее, более глубокое и опасное. Это было начало новой игры, где правила были мне неизвестны, а ставки — непредсказуемо высоки.
— Хозяйка? — робкий голос Ингрид вывел меня из оцепенения. Она стояла в дверях на кухню, с круглыми от ужаса и любопытства глазами. — Это… это был…?
Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
— О, Боги, — прошептала она, прижимая руки к щекам. — Что он хотел? Он что-то узнал?
— Нет, — наконец выдавила я, и голос мой прозвучал чужим. — Он… просто поужинал.
Я разжала пальцы и посмотрела на мешочек. Это была не просто плата. Это был вызов. Приглашение к танцу, где партнёр знал все мои секреты, а я не знала ни одного из его. И от этой мысли по спине пробежал одновременно и страх, и пьянящий, запретный восторг. Дракон спустился в моё «Гнездо». И теперь я понимала — обратной дороги нет.