Нежеланная жена дракона, или Император готовке не помеха!

Глава 5

План был простым и гениальным. Дождаться глубокой ночи, когда дворец уснёт, надеть самое тёмное и неприметное платье из гардероба (к счастью, таких оказалось предостаточно) и, как Золушка наоборот, прокрасться не на бал, а на кухню.

Ожидание было мучительным. Я ворочалась на шёлковых простынях, прислушиваясь к бою часов где-то вдалеке. Наконец, в коридорах затихли последние шаги, и я, затаив дыхание, выскользнула из покоев.

Дворец ночью был другим существом. Мрачным, пугающим и бесконечно большим. Тени от магических светильников плясали на стенах, превращая знакомые гобелены в скопище чудищ. Я шла, прижимаясь к холодным каменным стенам, ориентируясь по смутным воспоминаниям Каэлины и простой логике: кухня должна быть внизу, рядом с кладовыми и служебными входами.

После нескольких тупиков и одного незапланированного визита в оружейную (где висели такие топоры, что ими, наверное, можно было разрубить пополам целого быка), мой нос уловил спасительный аромат. Не еды, нет — запах тления, старого жира и влажных погребов. Кисло-сладкий дух помойки. Странно, но для меня в тот момент он пах надеждой. Где мусор — там и кухня.

И вот она, моя цель. Массивная дубовая дверь с запотевшим окошком. Я толкнула ее, и меня окутало волной спертого, теплого воздуха, пахнущего гарью, луком и чем-то прокисшим.

Императорская кухня Драконьего Шпиля оказалась… адом. Адским котлом, только грязным и холодным. Помещение было огромным, с высокими сводами, посреди которого ютился десяток печей и плит, больше похожих на алтари для жертвоприношений. Стены были закопчены до черноты, пол липким от неведомых пятен, а на массивных дубовых столах царил хаос из грязной посуды, костей и объедков. В углу грудились горами немытые медные кастрюли, на одной из которых я разглядела паутину с вполне себе упитанным пауком. Видимо, главным дегустатором.

«Мишленовскую звезду тут дали бы за антисанитарию», — мрачно пошутила я про себя, чувствуя, как профессиональная душа плачет кровавыми слезами.

Но отступать было некуда. Желудок сводило от голода уже всерьез. Время действовать.

Первым делом — разведка. Я нашла кладовую. Выбор был… удручающим. Морщинистая, проросшая картошка, бледная, безжизненная морковь, лук, который на ощупь напоминал вареную мышь. Мясо — огромные, жилистые куски темно-багрового цвета, заветренные по краям. От них пахло старым ледником и тоской. Ни специй, кроме грубой серой соли и пучка увядшего чабера, я не нашла. Ни сливочного масла, ни сливок. Зато было растительное масло, мутное и с осадком, в глиняном кувшине.

«Ну что ж, — вздохнула я, закатывая рукава. — Привет, Средневековье. Давай, удиви меня».

Моей целью стало простое, сытное блюдо, которое не стыдно съесть даже в моем отчаянном положении. Что-то вроде деревенского рагу. Но для начала нужно было навести элементарный порядок. Я отыскала наименее грязный угол стола, сгребла в кучу хлам и принялась скрести ножом засохшие пятна. Занятие, скажу я вам, не для слабонервных.

Потом взялась за плиту. Разжечь ее оказалось отдельным квестом. Ни тебе газовой конфорки, ни кнопки включения. Пришлось колдовать (не в прямом смысле, к счастью, — воспоминания Каэлины подсказали, как пользоваться кресалом) над какими-то углями и щепками, пока я не испачкала все лицо в саже и не выругалась последними словами, известными в двух мирах.

Но вот огонь занялся. Пламя запылало, и в кухне стало хоть немного светлее и уютнее. Я поставила на огонь самую прочную на вид кастрюлю, налила туда своего мутного масла и принялась рубить лук. Глаза, конечно, слезились, но сейчас эти слезы были сладкими — слезами творчества.

Лук, шипя, пошел на дно. За ним — морковь, нарезанная грубыми ломтиками. Пока они жарились, я сразилась с мясом. Оно напоминало подошву от сапога. Пришлось орудовать тяжелым тесаком, отбивая куски о край стола с такой силой, что по кухне разносилось гулкое эхо. «Вот тебе, Меланиса! А это — тебе, библиотекарь!» — приговаривала я с каждым ударом, и это действовало лучше любой психотерапии.

Обжаренное до корочки мясо отправилось к овощам. Залила все водой из тяжелого ведра, стоявшего в углу (помолившись, чтобы в ней не плавали личинки), добавила щепотку той самой серой соли и пучок чабера. Накрыла крышкой и уставилась на кастрюлю, как ястреб.

И тут началось самое сложное — ожидание. Аромат, который поначалу был просто запахом жареного лука, начал меняться. Он густел, насыщался, становился мясным, наваристым. Он плыл по кухне, вытесняя запах затхлости, и пах… пах домом. Пах жизнью.

Я не выдержала и за полчаса до готовности набросилась на картошку. Почистила (Боже, какое счастье — хоть что-то знакомое!) и, не мелочась, нарубила крупными кусками. Отправила в бульон. Еще пятнадцать минут — и можно будет…

— Что это ты тут устроила, девица?

Я взвизгнула и подпрыгнула на месте, роняя половник. На пороге кухни стоял человек. Вернее, гора в виде человека. Пожилой мужчина, широкий в плечах и в животе, с лицом, испещренным морщинами и щетиной, и в заляпанном жиром фартуке. Он смотрел на меня не то с гневом, не то с изумлением, скрестив руки на груди.

Память Каэлины молчала. Видимо, императрица с кухонной челядью не общалась.

— Я… я готовлю, — брякнула я очевидное, чувствуя себя пойманной с поличным.

— Вижу, — он флегматично прошелся по кухне взглядом. — И прибралась. И плиту растопила. И посуду нашла. Ты кто такая, а? Новая судомойка? Слишком хорошо одета для судомойки.

— Ну, на самом деле я… Каэлина Ортан, — сказала я, тяжело вздохнув. Вряд ли у меня получится утаить правду.

— А, — старик хмыкнул. — Та самая, с которой императору не повезло. Слышал. Так чего ж ты на моей кухне по ночам ошиваешься? Отраву ему, что ли, варишь?

— Нет! — возмутилась я. — Я… я есть хотела. А ваша еда… — я запнулась, подбирая дипломатичные слова, — … требует некоторого привыкания.

Он рассмеялся. Зычный, раскатистый смех, от которого задрожали кастрюли на полках.

— Правду глаголешь, девица! Сам-то я уже лет за сорок ко всему этому привык. А это что у тебя? — он подошел к плите и снял крышку с моей кастрюли. Пар хлынул наружу, а с ним — тот самый божественный аромат. Старик глубоко вдохнул, и его глаза внезапно округлились.

— Матерь драконов… — прошептал он. — А пахнет-то как…

Он зачерпнул ложкой, подул и отправил в рот. Я замерла, следя за его лицом, как студент на защите диплома. Он долго жевал, его брови поползли вверх.

— Девка… — наконец выдавил он. — Да ты колдунья! Из той же дряни, что и у меня, а сделала… сделала… Э-э-э, как это называется?

— Рагу, — подсказала я, и сердце мое запрыгало от восторга.

— Рагу… — повторил он с благоговением. — А можно… ещё ложку?

Я, сияя, кивнула. Он наложил себе целую миску, уселся на табурет и принялся уплетать мое творение за обе щеки, причмокивая и ухая.

— Я — Громар, — представился он наконец, вытирая рот рукавом. — Старший повар Его Императорского Величества. И скажу я тебе, девица… Каэлина. За сорок лет — это первая съедобная вещь, что вышла с этой проклятой плиты. Не считая моих пирожков с ливером, конечно.

Я рассмеялась. Это был первый искренний смех с тех пор, как я очутилась в этом мире.

— Спасибо, месье Громар. Вы не представляете, как мне приятно это слышать.

— Месье… — он фыркнул, но было видно, что ему польщено. — Ладно. Раз уж ты тут хозяйничаешь, давай делом займемся. Хлеб у нас черствеет быстро, а выкидывать жалко. Придумай из него что-нибудь. А то император в последнее время на еду ворчит, чуть что — чуть ли не тарелкой в стену швыряет. Нервы у него, у дракона, понимаешь ли.

Император швыряет тарелками? Интересная деталь. Но еще интереснее был вызов. Я посмотрела на чёрствые краюхи хлеба, на миску с остатками рагу и на сияющее лицо Громара.

Кажется, только что я обрела своего первого союзника в этом замке. И в этом мире. Думаю, если я буду пропадать на кухне, никто моего отсутствия не заметит. И здесь я хотя бы смогу заняться тем, что действительно у меня хорошо получается…

— Ну что ж, хорошо, — я улыбнулась. — Придумаем из этих сухарей что-нибудь съедобное.