Нежеланная жена дракона, или Император готовке не помеха!

Глава 48

Время в пещере текло тягуче и бесконечно, словно застывший мёд. Я пыталась отсчитывать его по медленным, размеренным каплям воды, падающим с потолка в дальнем углу в небольшую лужу. Раз-два-три… двадцать… сто… Но скоро я сбилась, и счёт превратился в бессмысленный ритуал, лишь подчёркивающий моё одиночество. Свет от лампы почти не менялся, он был таким же тусклым и жёлтым, отбрасывающим на стены уродливые, пляшущие тени. Гронк изредка приносил еду — чёрствый, крошащийся хлеб, который приходилось размачивать в кружке мутной воды, и кусок солёной, жёсткой рыбы. Я ела медленно, стараясь сохранить силы, чувствуя, как каждая крошка даёт мне ещё немного энергии для борьбы.

Мои мысли постоянно возвращались к «Гнезду». Представляла, как Лео суетится, принимая заказы, как Изабелла с высоты наблюдает за порядком, а Аристарх громит невидимых врагов у порога. Чувствовала призрачный запах жареного лука и свежего хлеба, слышала отдалённый гул голосов, звон посуды. Это воспоминание согревало меня изнутри, как глоток горячего бульона в стужу. А ещё я думала о Даррионе. О его взгляде в «Гнезде». О том, как он сказал «спасибо». Эти мысли были и сладостны, и мучительны одновременно. Успел ли он что-то почувствовать? Или теперь, когда меня нет, он снова отдалится, вернувшись к своей холодной, одинокой башне?

Гронк вёл себя тихо. Он больше не играл в кости, а сидел, чистил картошку тупым ножом или просто смотрел в стену, его грубое лицо застыло в выражении какой-то отрешённой тоски. Иногда он украдкой доставал тот самый медальон, смотрел на него и тяжело вздыхал. Я не мешала ему, понимая, что его молчаливое отчаяние — мой союзник.

Однажды ночью (я предполагала, что это ночь, так как Гронк начал клевать носом, а его храп стал главным звуком в пещере) я услышала лёгкий, едва различимый шорох у самой стены за своей спиной. Сначала я подумала, что это крыса. Но звук был слишком… целенаправленным. Не хаотичное шуршание, а настойчивое, ритмичное поскрёбывание. Я замерла, прислушиваясь, затаив дыхание. Сердце застучало где-то в горле, предвосхищая надежду, которую боялось признать.

Шорох повторился. Словно кто-то скребётся с другой стороны камня, пытаясь пробиться сквозь него.

И тут до меня донёсся тонкий, как паутина, знакомый до слёз голос, который узнала бы везде, даже в аду.

— Хозяйка… Вы здесь? Это Вы?

Это был Лео! Сердце заколотилось в груди с такой силой, что я испугалась — Гронк услышит. Слёзы брызнули из глаз, горячие и солёные, смешиваясь с грязью на лице.

— Лео? — прошептала я, прижимаясь губами к шершавому, холодному камню, стараясь, чтобы звук шёл прямо в щель. — Это ты? Ради всего святого…

— Мы все здесь! — его голос звучал возбуждённо и торжествующе, словно он сам не мог поверить в свой успех. — Мы нашли вас! Вернее, Пепсомар нашёл. Он учуял ваш след — ту самую приправу! Он вёл нас, как самый лучший ищейка, прямо по этому красноватому порошку! Мы проследили вас до этого старого заброшенного винного погреба в предместьях! Аристарх сказал, что это идеальное место для засады!

Облегчение захлестнуло меня с такой силой, что я едва не закричала. Я сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы сохранить самообладание.

— Они хотят подставить меня, Лео! — быстро, торопливо зашептала я. — Меланиса… она взяла мою кровь и с помощью какого-то тёмного обряда примет мой облик! Она хочет совершить преступление в моём виде!

— Мы знаем! — прошептал Лео, и в его голосе послышалась гордость. — Изабелла подслушала разговор Меланисы с её горничной в саду! Та самая горничная, что тайком носит вино из погребов! Изабелла прикинулась «духом разбитых бутылок» и та так испугалась, что всё выложила! Мы всё рассказали Ингрид, она помчалась к Громару, а он… ну, он пошёл к нему…

К «нему». К Дарриону. Значит, он знает. Вся подлость, весь заговор — ему известны.

— Что он сказал? — не удержалась я, и голос мой дрогнул.

— Он… он пришёл в ярость, — сообщил Лео с некоторым благоговейным ужасом. — Изабелла говорит, что это была «холодная, сконцентрированная ярость истинного правителя, перед которой меркнет любой гнев простого смертного». Он не кричал. Он стал очень тихим и очень… острым. Как лезвие. Он приказал не предпринимать ничего, пока мы не найдём вас и не убедимся в вашей безопасности. Они с и доверенной стражей думают над ловушкой для Меланисы. А мы… мы должны вас отсюда вытащить!

План был рискованный, но гениальный в своей простоте, как и всё, что придумывали мои призраки, смешав военную тактику Аристарха, светскую хитрость Изабеллы и ловкость Лео. Сам Лео, пользуясь своей нематериальностью, просочится сквозь щель в стене и попытается развязать мне верёвки. Если Гронк проснётся, Аристарх устроит «призрачное представление» — начнёт греметь доспехами и кричать на древнем наречии, отвлекая его.

Всё почти получилось. Лео, пройдя сквозь камень, материализовался за моей спиной. Его холодные, едва ощутимые пальцы заскользили по узлам. Он ворчал, сопел от усилий, и с каждым ослабевающим витком верёвки моё сердце билось всё чаще. Вот одна рука почти свободна… вот вторая…

И в этот момент Гронк заворочался на своей подстилке, крякнул и сел, протирая глаза.

— Ты чего там копошишься? — пробурчал он спросонья, его взгляд был мутным и не осознающим.

В тот же миг с другого конца пещеры, из кромешной тьмы, раздался оглушительный, душераздирающий лязг металла о камень, и громоподобный, нечеловеческий рык заполнил всё пространство. «СМЕРТЬ ПРЕДАТЕЛЯМ! ВАШИ ДУШИ ГОРЕТЬ ВЕЧНО В БЕЗДОННЫХ БЕЗДНАХ! ДА ПОГЛОТИТ ВАС ВЕЧНЫЙ МРАК!»

Это был Аристарх, вложивший в крик всю мощь своих легких и всю ярость столетий. Эффект превзошёл все ожидания. Гронк вскрикнул, не своим, высоким, испуганным голосом, схватился за голову, как будто пытаясь защититься от невидимой атаки, и затрясся, прижавшись к стене. Его глаза были полы ужаса.

Лео в эти драгоценные секунды доделал своё дело. Обе мои руки были свободны! Кровь хлынула к онемевшим запястьям, вызывая мучительное, но прекрасное покалывание.

— Всё, хозяйка, бегите! К выходу! — прошептал он и, как тень, растворился в стене.

Я рванулась с места. Ноги были ватными и не слушались, но я заставляла их двигаться. С трудом я бросилась к полоске серого света, обозначавшей выход из этого каменного мешка. Но Гронк, опомнившись от шока, заметил мой побег. Его животный инстинкт ловца пересилил страх. С рыком мужчина бросился за мной, и его тяжёлая, мозолистая рука с силой впилась мне в плечо, отбрасывая меня назад. Я отчаянно рванулась, пытаясь выскользнуть, но его хватка была железной. Запах его пота, страха и дешёвого вина ударил мне в нос.

И в этот самый миг, в проёме, ведущем наверх, появилась фигура. Высокая, тёмная, залитая сзади холодным лунным светом, так что в пещере она казалась лишь силуэтом — но силуэтом, от которого перехватывало дух.

Даррион.

Он был без доспехов, только в тёмном, простом камзоле, но в его руке находился тонкий обнажённый меч. Лезвие холодно поблёскивало в тусклом свете лампы. Даррион не бежал, не кричал. Он просто стоял на пороге, и его молчаливое присутствие наполнило пещеру таким давлением, что даже воздух стал густым. Его лицо, освещённое снизу дрожащим пламенем, было маской абсолютного, ледяного гнева. Он молча взглянул на Гронка, сжимающего моё плечо, и в его взгляде не было ни ярости, ни угрозы. Было нечто худшее — безраздельное, безжалостное решение.

— Руки прочь от моей жены, — прозвучало тихо, почти без интонации, но с такой сокрушительной силой власти, что Гронк мгновенно, рефлекторно разжал пальцы, словно его руку коснулось раскалённое железо. Он отпрянул, съёжился и замер, глядя на Дарриона с немым ужасом, в котором уже не было места сопротивлению.

Я стояла, дрожа от адреналина, неожиданного спасения и этого пронизывающего взгляда, глядя на Дарриона. Он сделал несколько шагов ко мне, его взгляд скользнул по моему грязному, заплаканному лицу, по порванному на плече платью, по красным, воспалённым следам от верёвок на моих запястьях. Что-то тёмное и опасное, первобытное и холодное, промелькнуло в глубине его глаз.

— Всё в порядке? — спросил он, и его голос был непривычно мягким, но в нём слышалось напряжение стальной пружины.

Я смогла лишь кивнуть, не в силах вымолвить ни слова. Комок в горле мешал дышать.

Он медленно, не спуская с меня глаз, снял с себя длинный тёмный плащ и накинул мне на плечи. Ткань была тяжёлой, тёплой от его тела и пахла дымом, холодным ночным воздухом и… безопасностью. Этот запах был самым сладким, что я чувствовала за все эти долгие часы.

— Отведи её, — тихо, но чётко приказал он кому-то из стражников, появившихся за его спиной. — И позаботься об этом, — он кивнул на Гронка, и в его тоне не было места ни гневу, ни злорадству, лишь холодная констатация факта. Приговор был вынесен.

Пока двое стражников бережно, почти почтительно, помогали мне подняться по скрипучим ступеням наверх, я на мгновение обернулась. Даррион стоял посреди пещеры, неподвижный, как скала, глядя в ту темноту, куда скрылись Меланиса и братья. Его осанка, его застывшая поза говорили сама за себя — охота только начиналась. Ловушка готовилась к захлопыванию. А я… я была в безопасности. Наконец-то. Лунный свет ударил мне в лицо, такой яркий после полумрака подземелья, и я зажмурилась, чувствуя, как по щекам снова текут слёзы, но на этот раз — от ослепительного, всепоглощающего облегчения.