Светлый пепел луны. Книга 2

Глава 37 Смятение

Эта ночь показалась Сусу бесконечной. После того как она погрузилась в глубокий сон, ей приснилась гора Забвения бренного мира. Вот она, крошечная новорожденная птичка с неокрепшими крылышками, еще не принявшая человеческий облик. Совершенствующийся в скромных одеждах бережно укутывает ее в расшитую сотнями нитей парчу и, стоя на мече[79], летит с нею на руках.

– Отныне твой дом – Хэнъян. Твой отец будет заботиться о тебе.

Маленькая духовная птичка пугливо выглядывает из расшитой парчи и с любопытством осматривается по сторонам. Над ней серое небо, в котором кружит всевозможная нечисть. Совершенствующийся мягко касается ее головы и, взмахнув рукавами, превращает пасмурный день в солнечный, наполненный пением птиц и ароматами цветов.

Внизу, в долине, ее обступают старшие братья и сестры. Они удивленно смотрят на нее:

– Младшая сестренка наконец-то разбила свою скорлупу!

– Младшая сестра, меня зовут Яо Вэй! Я приготовила для тебя подарок. Желаю благоденствия и крепкого здоровья!

– Сестренка, я Ци Юэ, твой старший брат! У меня для тебя подарок.

– Я тоже, я тоже твой старший брат! Это духовная роса с острова Пэнлай[80]. Надеюсь, ее можно пить вместо молока.

Ее появление вдохнуло новую энергию в секту, пришедшую к тому времени в упадок. Она, словно чистый родник, влившийся в пруд, оживила в нем стоячую воду. Сестры собирали для нее духовный мед, а юноши брали с собой в тайные царства, чтобы поиграть.

Один из старших братьев учил ее обращению с мечом, другой – заклинаниям. Если она в чем-то ошибалась, все с готовностью принимали ответственность на себя. Во времена хаоса и крови, пока в мире свирепствовали разрушение и смерть, для Сусу оставили лучшее: над ее головой всегда было чистое небо, гора Булян изобиловала одухотворенными источниками, а снег не таял круглый год.

Во сне к Сусу вернулись счастливые воспоминания: радость полета на мече, звон воды из одухотворенного источника, сверкающий снег. На миг ее лицо стало беззаботным, а губы тронула легкая улыбка. Но откуда-то из-за пределов блаженного сновидения ее все настойчивее беспокоил звук капающей воды, и наконец девушка открыла глаза. Все ее тело болело так, словно побывало под колесами телеги. Она лежала обнаженная, едва прикрытая лохмотьями разорванного верхнего платья, исподнего на ней не было и в помине. Сусу слегка пошевелила опухшими пальцами руки и тут же покрылась холодной испариной от острой боли. Сквозь щель пробивались лучи рассвета, снаружи доносился и шум воды: шел дождь. Бездумно глядя на небо, она здоровой рукой натянула разорванное платье на себя. Ни ополоснуть раны и ссадины, ни смыть следы страсти Сусу не могла.

Горячее дыхание подсказало ей, что у нее жар. Поплотнее завернувшись в разорванную одежду, она с трудом села на каменной кровати и заметила на руках и ногах шелковые веревки, излучающие серебристый свет. Девушка медленно подошла к щели, без сил опустилась на пол у стены и открыла рот, ловя капли дождя. Когда ее сухие губы намокли, стало намного легче. Она обняла руками колени и уткнулась в них лицом.

В этой жизни она редко чувствовала себя настолько уязвимой, и не только из-за того, что три шипа разбились. Вчера ей оставалось лишь беспомощно наблюдать, как они ударились о чешуйку, защищающую сердце, и рассыпались в порошок, оставив золотые трещины на реликвии. Сусу потерпела поражение, и теперь за ее ошибку расплатится все сущее. Но когда божественные шипы исчезли, любовь юного демона превратилась в лютую ненависть. Неужели… теперь так будет всегда?

Никогда прежде Сусу не была в таком отчаянии. И зачем только ей доверили столь важное задание? Она всего лишь юная совершенствующаяся ста лет от роду и даже не смогла сберечь в целости божественные шипы! Из уютной секты совершенствующихся, где все любили и заботились о ней, Сусу бросили прямо под ноги будущему повелителю демонов, и теперь на ней нет живого места. Два года она старалась сделать все, что было в ее силах. За это время с ней случилось больше, чем за предыдущие сто лет в родном мире, но она мужественно превозмогала невзгоды, неся бремя спасительницы всех миров, ни на миг не забывала об осторожности, понимая, что идет по тонкому льду. Единственный раз Сусу заплакала – в тот трагический день, когда собственными руками убила Сяо Линя. Однако справилась со своим горем и защищала город в память о погибшем друге. Она держала сердце в узде, чтобы не проникнуться сочувствием и привязанностью к кому бы то ни было в мире смертных, но она живая, из плоти и крови, и душа ее так же страдает, сопереживает, боится и сомневается.

Капли дождя били ее по лицу. Казалось, сердце дао, на которое Сусу всегда полагалась, вот-вот разобьется. Внутренний голос предательски нашептывал: «Не упорствуй. Ты больше ничего не можешь сделать. Он демон, а теперь еще и знает, что ты хотела его убить. Долго ли ты сможешь все это выносить? Так и умрешь здесь, за пятьсот лет до гибели мира. Возвращайся домой. Ты не должна нести эту огромную ответственность. Пусть твоя жизнь идет своим чередом. Тебе пора обратно в свое время. Пусть там ты умрешь, зато хотя бы дома, в тепле и спокойствии. Ты защищаешь все миры, а кто защитит тебя?»

Девушка обняла себя за плечи, стиснула зубы и откинулась спиной на каменную стену, но тут же замерзла. Несмотря на то что стояло лето, она все равно дрожала от холода. Гоую молчал. Сусу прокусила кончик пальца и попыталась нарисовать талисман, однако заклинание не подействовало. Ее словно заперли в каменной клетке вроде той, в которой когда-то держали Пянь Жань. Отсюда не сбежать, как из первозданного хаоса, и дух-хранитель ее не услышит.

Сусу закрыла глаза. Лиловый лепесток оплел все ее тело болью, и из-за страха и недуга она ощущалась мучительнее, чем прежде. Долгое время девушка терпела, а когда распахнула ресницы, поняла, что не может ясно различить небо. Сусу потерла глаза, а затем на мгновение на нее обрушилась оглушительная тишина, не слышно было даже дождя.

Она свернулась калачиком на каменной постели, вспоминая, как Гоую рассказывал, что те, кто обладал Цветком отрешения от мира, утрачивали все связи с собственным телом и встречали трагический конец.

Нянь Мунин с тревогой спросила:

– Брат, как здоровье его величества?

Нянь Байюй удрученно покачал головой:

– Сегодня утром его вырвало кровью, и сейчас он спит. Императорский лекарь сказал, что меридиан сердца[81] его величества поврежден и эту зиму он не переживет.

Стражница отшатнулась и попятилась:

– Как такое могло случиться? Это моя вина: если бы я как следует следила за третьей госпожой, ничего бы не произошло.

Брат поспешил ее утешить:

– Не бери в голову. Его величество обязательно найдет решение.

Когда-то все говорили, что ему не дожить и до шестнадцати, но он не просто выжил, а даже стал императором, хотя одно небо знает, чего ему это стоило. Ему и сейчас по силам изменить судьбу.

Нянь Байюй не стал рассказывать сестре всего, что произошло утром, поскольку и сам не знал, как к этому относиться. Когда господин вышел от девушки, в уголках его рта и на груди темнела кровь, а в черных потухших глазах таилась горькая обида. Рукой зажав незажившую рану в сердце, он стремглав бросился в зал Чэнцянь. Там его вырвало кровью, и он упал без сознания.

Летом непогода для Чжоу-го не редкость. Дождь все еще не закончился, когда супруга Чжаохуа пришла навестить Таньтай Цзиня. Нянь Байюй, подобно тени, молча последовал за ней, и ей пришлось попросить:

– Господин Нянь Байюй, я просто хочу поговорить с его величеством наедине.

Страж слегка покачал головой и уставился на землю. У Бинчан не осталось выхода. Она достала платок и промокнула влажный лоб Таньтай Цзиня на глазах у охраны. Меж тем молодая женщина бросила взгляд на серебряную чешуйку, защищающую сердце. Всю ее покрывали золотые трещины! Супруга императора, изменившись в лице, схватила реликвию и вскочила на ноги. Она спешно ощупала ее, но та не отзывалась. На мгновение лицо Бинчан исказилось. Ничего не исправить! Чешуйка, защищающая сердце, сломана…

«Что же случилось с Таньтай Цзинем?! Как воины Затаившегося дракона могли повредить реликвию?»

Она то бледнела, то краснела и ахала от горя, но, вспомнив, что за ней наблюдают, вернула себе самообладание. Сделка заключена, жалеть поздно: ничего уже не изменить.

Пусть чешуйка защиты сердца повреждена, зато Е Сиу больше не представляет угрозы. Теперь для Таньтай Цзиня она предательница, повелевающая стражами Затаившегося дракона. К тому же реликвия не только даровала смертному особую силу, но и привлекала своей энергией нечисть, так что все к лучшему.

Е Бинчан хотела накрыть императора одеялом, но ее руки остановил меч Нянь Байюя.

– Госпоже супруге лучше вернуться.

Смущение быстро исчезло с лица Е Бинчан, и она с улыбкой кивнула.

Таньтай Цзинь очнулся во второй половине следующего дня. Сразу почувствовав себя плохо, он призвал из Пожирающего души знамени старого даоса:

– Можешь вытащить это из нашего сердца?

Тот осмотрел грудь владыки, попытался что-то сделать, но покачал в отчаянии головой:

– Простите вашего покорного раба! Никогда прежде я не видывал подобной мерзости. Кажется, они застряли в вашем сердце и вынуть их невозможно…

Монах ожидал, что господин разгневается, однако тот спокойно прижал к сердцу ладонь, скривил губы и беззаботно промолвил:

– Ладно, пусть остаются. Нам не так уж и больно.

Он уже привык к боли.

– Поймай нам несколько оборотней. А если тебе повстречаются совершенствующиеся, то прихвати и их.

Даос поспешил согласиться: он знал, что Таньтай Цзинь всецело полагается на внутренние ядра нечисти, чтобы поддержать свою жизнь. Просто если прежде они были нужны ему раз в год, то теперь, похоже, придется убивать кого-нибудь каждый месяц.

Когда Нянь Байюй хотел унести Пожирающее души знамя, император остановил его:

– Отправь туда Е Чуфэна.

– Ваше величество?

– У него есть половинка внутреннего ядра лисы-оборотня. Он справится с нечистью получше, чем ты.

Нянь Байюй и старый даос переглянулись. Выходит, Е Чуфэну досталась часть духовной силы Пянь Жань? Так вот зачем император сохранил ему жизнь и держит его в услужении!

Верный стражник кивнул и отправился на поиски Е Чуфэна, оставив Таньтай Цзиня с бледным и равнодушным лицом в тишине. Нянь Мунин стояла снаружи у дверей и смотрела в землю. Ей было немного не по себе. Всего несколько дней назад, когда господин готовился к коронации, его глаза сияли, а сейчас в них ничего не осталось. Она ждала, что он спросит о девушке в Тайнике первозданного хаоса, однако юноша равнодушно отвернулся от нее, как будто даже ее смерть уже не заботила его. Нянь Мунин простояла у покоев императора до темноты, но Таньтай Цзинь к ней так и не обратился, поэтому она нерешительно прошептала:

– Ваше величество, она больна… Со вчерашнего дня пила только дождевую воду.

Таньтай Цзинь открыл глаза, взглянул на серебристый узор на императорской постели и тихо рассмеялся:

– Пошли кого-нибудь посмотреть. Не дай ей так просто умереть: она не заслужила легкую смерть.

– Слушаюсь.

Сусу совсем разболелась. Ее тело почти утратило силы Цветка отрешения от мира, и она стала простой смертной. Потеряв связь с Гоую и магическую опору, в окружении кромешной мглы она не могла даже отличить день от ночи. К ней постоянно приходила служанка, умывала ее и давала лекарство. Девушка глотала снадобье, но есть не могла, и пустой желудок страшно болел. Прежде Сусу укрепляла свое тело, чтобы выжить, однако с тех пор, как лиловый лепесток одержал над ней верх, оно начало медленно разрушаться.

Служанка, думая, что девушка нарочно отказывается от еды, холодно на нее посмотрела:

– Ты все еще воображаешь, что будешь императрицей, если разжалобишь его величество? Как бы не так. Он велел передать: можешь не есть и умереть от голода.

Затем она забрала еду и ушла. Никто не желал слушать объяснений Сусу, никто не собирался позвать к ней лекаря.

С каждым днем узница выглядела все изможденнее. С начала своего заключения, когда сознание прояснялось, она отмечала на стене прожитые дни и недавно с удивлением поняла, что находится в заточении уже месяц.

«Значит, уже седьмой месяц года…»

Иногда, не выдерживая темноты и безмолвия, она стучала в двери, плакала и звала:

– Выпустите меня! Выпустите меня отсюда!

Рожденная из сияющего луча в Небесном озере, Сусу с трудом выдерживала заточение в четырех стенах и осознание, что медленно умирает из-за Цветка отрешения от мира. Вдобавок лепесток в ее теле понемногу начинал сводить девушку с ума, отчего ее постоянно мучили кошмары. Когда-то Таньтай Цзинь, заполучивший этот артефакт, сам не мог вернуться, мыслями заблудившись в ужасных видениях.

День за днем безнадежное заточение разрушало волю той, что была рождена свободной. Но она не желала умирать, она все еще хотела жить. К счастью, разбитого сердца дао недостаточно, чтобы уничтожить человека. Каждый раз выныривая из очередного кошмара, она призывала всю свою силу воли, чтобы не потерять надежду на то, что однажды ее вновь озарит свет и она сможет вздохнуть с облегчением. Но Таньтай Цзинь все не приходил. Будто забыл, что на свете есть девушка, которую он любил так сильно, что боялся ее потерять, и в то же время настолько ненавидел, что желал ей смерти.

Сусу увядала день ото дня. Однажды она проснулась и поняла, что правый глаз стал хуже видеть. Девушка потянулась за чашей с водой, которую ей протянула прислужница, но случайно уронила посуду.

– Ах ты… – рассердилась та и хотела было отругать ее, однако заметила невидящий взгляд девушки и все поняла. – Ты… ослепла?!

Пленница поджала губы и ничего не сказала, и служанка в страхе убежала, не удосужившись поднять осколки фарфора с пола.

Перед глазами Сусу разливалась тьма, но спать она боялась. Стоит сердцу дао дать трещину и впустить в себя страх, и Цветок отрешения от мира сделает свое черное дело. Каждый раз засыпая, она думала, что не проснется.

Сусу крепко обняла себя, понимая, что это ее последний шанс. Очень скоро ее ждет либо жизнь, либо смерть.