«В Доме…» — так выразилась Санна, и в данном случае это могло значить лишь одно. Отчего сердце моё ещё больнее сжалось. В Доме…
— Ты была в Доме Целлианы? — на всякий случай уточнила я.
Санна перестала жевать на несколько секунд, скосила на меня недоверчивые, не по-детски серьёзные глаза, а затем осторожно кивнула — утвердительно. Её маленькое личико, всё ещё покрытое пылью, напряглось, словно она боялась, что я начну выпытывать подробности. Однако я не собиралась давить на ребёнка. Уж я-то знала, каково это — держать в себе боль, которая рвётся наружу, но говорить о ней нет ни сил, ни желания.
— И как там было? — спросила мягко, стараясь, чтобы голос звучал тепло, как у бабушки, которая угощает внуков вареньем.
Санна поджала губы, будто проглотила что-то горькое. Она уставилась на свой надкусанный крендель, словно он мог дать ей ответ.
— Плохо, — наконец буркнула она, почти шёпотом, и снова впилась зубами в выпечку, будто хотела откусить побольше, дабы появилась причина не разговаривать.
— Плохо, — эхом повторила я. — А почему?
Девочка пожала худенькими плечиками, не поднимая глаз.
— Там… всё строго. Всё по правилам. Молиться заставляли. И… — она замолчала, сглотнула, а потом выпалила: — Я сбежала. Не хотела там быть.
— И как же ты, такая маленькая, решилась? — удивилась я.
Санна посмотрела на меня с такой смесью обиды и упрямства, что я невольно вспомнила своих учеников в школе, которые в ответ на замечание могли выдать: «А я и не виновата!».
— Просто взяла и ушла, — пробормотала малышка, но в голосе её чувствовалась гордость. — Ночью. Через забор. Никто не увидел.
— Храбро. Очень храбро.
Санна фыркнула, кажется, не поверив моему комплименту, и снова отвернулась. Я хотела спросить ещё, но тут вмешался Райли.
— Хм-м… — протянул он, задумчиво потирая подбородок. — Дом Целлианы, значит. У меня давно не лучшие мысли насчёт этих их «святых» Домов. По мне, они немногим лучше тех же Домов Приятствий…
Я резко повернулась к нему, чувствуя, как внутри закипает раздражение.
— Да как ты можешь? — возмутилась открыто. — Ещё и при ребёнке такие вещи говорить.
— А что я не так сказал? — удивился Райли. — Как думаешь, где бывала раньше минимум половина рабочего персонала подобных заведений?
— И думать не желаю, — едва не выкрикнула в ответ.
Думаю, Райли заметил мой гнев, но понятия не имею, как расценил.
Не то чтобы он сказал что-то совсем уж несправедливое — я и сама уже подозревала, что культ Целлианы скрывает свои тёмные тайны. Однако воспоминания Киоры, которые то и дело всплывали в моей голове, были другими. Для Киоры Дом Целлианы был единственным домом, пусть и не идеальным. Там её кормили, учили, давали крышу над головой. Там была Мирина, её подруга, и другие сироты, которые стали ей семьёй. И хотя я, Зина, понимала, что за фасадом этого «Дома» может скрываться нечто зловещее, слова Райли задели меня, как будто он оскорбил саму Киору.
— В любом случае не тебе судить, Райли, — отрезала я, стараясь держать голос ровным, хотя внутри всё клокотало. — Ты там не жил. Не знаешь, каково это — быть сиротой и не иметь ничего, кроме того, что тебе дают.
— Да неужели? — переспросил он иронично.
А у меня тут же язык прилип к нёбу: Райли ведь тоже был сиротой, к тому же с самого детства был обязан заниматься тяжёлым трудом гребца. Моя вспыльчивость в данном случае оказалась неоправданной и слишком резкой, к тому же обидной. И хотя Райли не выказал никакой обиды, я поняла, что обязана извиниться за свою грубость.
— Прости, — сказала тихо. — Я имела в виду, что не стоит судить о том, о чём знаешь лишь по рассказам других людей.
— Ничего страшного, — отозвался Райли и наверняка хотел ещё что-то сказать.
Однако я быстро пресекла эту попытку:
— Спасибо тебе, что помог, но нам правда уже пора поскорее уйти. Дивного тебе дня и… Удачи.
Я отвернулась, крепче сжав ладошку Санны. Девочка молчала, но её глаза бегали между мной и Райли, словно она пыталась понять, о чём мы спорим. Я чувствовала, что ей не по себе, и это только усиливало моё желание поскорее увести её отсюда. Да и от Райли, если уж на то пошло. Этот мужчина, хоть и помог мне с работорговцем, действовал на меня как перец в кабачковой икре — вроде и пикантно, но слишком уж на любителя.
— Пойдём, Санна, — сказала я, мягко потянув её за руку. — Хватит на сегодня приключений.
Малышка не сопротивлялась, но и не торопилась, плетясь за мной, как котёнок, которого тащат на поводке. Райли, к моему раздражению, не отставал.
— Уже прощаемся? — весело спросил он, шагая рядом. — А я думал, мы только начали дружить.
— Дружить? — я фыркнула, не оборачиваясь. — Ты, Райли, похоже, считаешь, что все вокруг только и мечтают с тобой дружить. Я же ясно сказала: мне нужно дела делать, а не языком трепать.
— Ох, Зина, ты ранишь моё сердце, — он театрально прижал руку к груди, но его глаза смеялись. — А я ведь только хотел предложить проводить вас. Галес — место неспокойное, знаешь ли.
— Сами справимся, — отрезала я, хотя в глубине души понимала, что его присутствие и правда могло бы пригодиться. Но гордость — штука упрямая, а уж моя гордость, закалённая годами одиночества, и вовсе была крепче драконьей стали.
Мы протискивались через толпу, которая, кажется, стала ещё гуще. Запахи пота, специй и морской тины смешивались в удушливую кашу, а гомон голосов бил по ушам. Санна держалась за мою руку, но её взгляд то и дело скользил по сторонам, словно она искала пути к бегству. Я не винила её — после всего, через что она прошла, доверие для неё было таким же подвигом, как для меня — общаться с Райли и не думать о его привлекательности. А это было, мягко говоря, ОЧЕНЬ непросто.
Наконец, мы выбрались к тому месту, где я оставила свою телегу.
И тут… Я остановилась, как вкопанная.
Какого лешего?!..
У столба, к которому была привязана моя лошадь, орудовали трое здоровенных негодяев. Один, с сальной бородой и шрамом через бровь, дёргал за уздечку, второй, лысый, как бильярдный шар, копался в моих мешках, а третий, долговязый, с жёлтыми зубами, стоял на стрёме и хохотал, глядя на приближающуюся меня.
— Эй! — крикнула я, чувствуя, как кровь уже начинает закипать в жилах. — Это что вы тут удумали с моей телегой?!
Троица обернулась, и их лица расплылись в наглых ухмылках. Сальный бородач выплюнул на мостовую комок жевательной смолы и расхохотался так, что его пузо затряслось.
— Эй, парни, гляньте, какая госпожа! — прогундосил он. — Своей телегой называет! А ну, вали отсюда, пока мы добрые!
— Это моя телега, и лошадь моя! — рявкнула я, шагнув вперёд и крепче сжав руку Санны. — Уберите свои грязные лапы, не то пожалеете!
Лысый, копавшийся в мешках, вытащил оттуда яблоко и с хрустом откусил кусок, даже не удосужившись ответить. Долговязый заржал ещё громче, будто я рассказала анекдот про тёщу и козу.
— Пожалеем? — переспросил он, вытирая слёзы от смеха. — Ой, держите меня, а то я сейчас лопну! Ты, что ли, нас пугать собралась?
Я стиснула зубы, пытаясь придумать хоть какой-то план действий. Если силой обидчика не взять, придётся действовать иначе.
— Ладно, — сказала я, делая вид, что сдаюсь, и даже добавила дрожи в голос. — Я, наверное, погорячилась… Вы ведь всё равно всё отберёте?.. Дайте хоть забрать кое-что из телеги. Там… кое-что личное.
Бородач прищурился, но кивнул, явно решив, что я не представляю угрозы.
— Бери, да поживее, — буркнул он, отступая на шаг.
Я медленно подошла к телеге, стараясь выглядеть подавленной. Санна смотрела с тревогой, но я слегка сжала её ладошку, мол, не бойся, всё под контролем. Ну, или почти под контролем.
Подойдя к телеге, я наклонилась к мешкам, где под яблоками и тряпьём прятался меч Брунара. Сердце колотилось, как у школьницы перед экзаменом, но руки действовали быстро. Я рванула ткань в сторону и выхватила клинок, который оказался таким тяжёлым, что я чуть не уронила его себе на ногу.
— А ну, назад! — крикнула я, направив меч на негодяев. Клинок дрожал в моих руках, но я надеялась, что это выглядит грозно.
Троица замерла, но не от страха, а от удивления. А потом они снова заржали, как стая гиен. Лысый даже хлопнул себя по колену, чуть не подавившись яблоком.
— Ой, мамочки, она с мечом! — загоготал долговязый. — Да ты хоть держать его умеешь?
— Последний раз говорю, — прошипела я, чувствуя, как щёки горят от злости. — Уберите руки от моей лошади, или я вам эти руки поотрубаю!