Соленья и варенья от попаданки, или новая жизнь бабы Зины

Глава 109.

Конечно, лорд Тарвен не мог сразу согласиться. Это было бы слишком просто. Но надежда, что наш план может сработать, что мы сможем исправить свои ошибки, всё же теплилась в моём сердце, как слабый огонёк в ночи.

После этого разговора нас снова увели в клетку. Я сидела на жёстком полу, обхватив колени, и пыталась не думать о том, что будет дальше. Но мысли, как назойливые мухи, не давали покоя.

Что, если Тарвин решит, что мы врём? Что, если пратарий Эйдан не поверит в наш план? Что, если нас просто казнят? Я закрыла глаза, стараясь прогнать эти мысли, но они возвращались снова и снова, как волны Колючего Моря, бьющиеся о скалы.

Через несколько часов рядом с клеткой в тусклом свете факела я вдруг увидела маленькую фигурку. Санна. Моя девочка. Её глаза были полны страха, щёки бледные, а волосы растрепались, но она была жива. Жива! Я вскочила, забыв о боли в затёкших ногах, и прижалась к решётке.

— Санна, малышка! — прошептала я, протягивая к ней руки свозь прутья. — Ты в порядке?

Она кивнула, но её губы дрожали, а глаза блестели от слёз. Она схватилась своими крошечными пальчиками в мои пальцы.

— Почему нам нельзя быть вместе? — спросила она жалостливо. — Почему нас разлучили?

Райли, сидевший рядом, тоже подался к решётке, его лицо смягчилось, когда он посмотрел на Санну.

— Всё будет хорошо, малышка, — сказал он с теплом. — Мы скоро будем снова вместе. Обещаем.

Я кивнула, хотя в груди всё сжалось от боли. Как мы могли обещать ей это, когда сами не ведали, что нас ждёт? Но нам нужна была надежда, в первую очередь — Санне. О, Великая Целлиана, как же я хотела обнять её, прижать к себе, защитить от всего этого ужаса!

— Мы скоро будем вместе, — повторила я со всем возможным убеждением. — Просто потерпи немного.

Санна кивнула, но я видела, что она всё ещё боится. Стражник, стоявший за её спиной, кашлянул и увёл её, а я осталась сидеть у решётки. Райли положил руку мне на плечо, утешая. И это помогло.

Прошло ещё несколько дней. Мучительных дней, во время которых мне понадобилось всё мужество, чтобы не сойти с ума и сохранить хоть какое-то самообладание. Но однажды дверь нашей тюрьмы отворилась, и на этот раз нас вывели наружу. Лорд Тарвин стоял перед нами с высоко поднятым подбородком.

— Пратарий Эйдан одобрил ваш план, — сказал он без лишних предисловий. — Он приказал взять людей с южного аванпоста. Мы отправляемся туда немедленно. Но не думайте, что вам полностью доверяют. За вами будут следить.

Я кивнула с благодарностью, даже не думая обижаться. Это освобождение уже явилось настоящим чудом. Недоверие было ожидаемо.

Но потом я увидела Санну, бегущую ко мне с криком радости, и всё остальное перестало иметь значение. Я упала на колени, обнимая её, чувствуя, как её маленькие ручки цепляются за меня. Райли присоединился к нам, его рука легла на плечо Санны, и на мгновение мы снова были семьёй — маленькой, хрупкой, но настоящей.

— Вот видишь, малышка, — прошептала я, прижимая её к себе. — Мы ведь обещали.

— Мама, папа, я так соскучилась, — вхлипывала она, обнимая нас обоих.

— Мы тоже соскучились, доченька, — ответил Райли. — Больше не расстанемся.

Но даже в этот момент радости я почувствовала, как между мной и Райли выросла стена. Конечно, он продолжал улыбаться, обнимал и меня, и Санну, но в его глазах уже не было того огня, той страсти, которая когда-то заставляла моё сердце петь. Он оставался приветлив, заботлив, но… вместе с тем холоден. Как будто часть его души закрылась от меня, и я знала, почему.

Моя сделка с Митроилом, мой поступок, который мог стоить ему жизни, оставил шрам, который я не знала, как исцелить. Я жалела об этом, очень жалела. Жалела, что позволила себя обмануть, что поддалась на манипуляции, что чуть не убила человека, который рискнул для нашей семьи всем на свете. Но назад уже не воротишь. И теперь я не знала, как снова получить его доверие, его любовь, его тепло.

Мы двинулись в путь вдоль Мятежных Гор со стороны Мирендаля. Нас сопровождал небольшой отряд — всего несколько воинов под командованием Ксавира, чтобы не привлекать внимания. С нас сняли верёвки, но взгляды солдат были настороженными, их руки всегда лежали на рукоятях мечей.

Я держала Санну за руку, чувствуя, как её пальчики сжимают мои, и это было единственным, что держало меня на плаву. Райли шёл впереди, его спина была прямой, а походка уверенной, но я видела, как он иногда оборачивается к Санне, улыбается ей, что-то говорит. Они сближались всё больше, и я радовалась этому — радовалась, что наша девочка чувствует себя любимой, защищённой. Но в то же время моё сердце сжималось от боли. Он проводил с ней больше времени, чем со мной, и я не могла винить его за это. Это была моя вина. Моя.

Мирендальские земли открывались перед нами, как книга, которую я никогда раньше не читала. Мы проходили через маленькие селения, где дома были сложены из серого камня, а крыши покрыты соломой. Люди здесь жили небогато, но ладно. Они возделывали поля, пасли овец, растили детей. Их лица были усталыми, но в глазах светилась доброта. Куда бы мы ни обратились — за водой, за провизией, за ночлегом, — нас встречали приветливо. Иногда даже не брали плату, просто делились тем, что у них было.

В такие моменты я часто вспоминала Приллу — её тёплую улыбку, её детей, которые бегали по двору, смеясь. Она тоже когда-то вот также приютила меня, когда я была одинока и напугана, и я никогда не забуду её доброту. Но потом пришли неживуны, и её семья… её семья стала такими же. Я содрогнулась, вспомнив, как их глаза, пустые и мёртвые, смотрели на меня из темноты. И та повозка, которую мы с Райли везли в Тельмир… Она несла ту же участь в эти края. Кошмар, катастрофу, смерть. Если бы нас не остановили, тысячи невинных людей превратились бы в торгаллов. Эта мысль жгла меня, как раскалённый уголь, и я снова чувствовала вину, которая душила меня, будто верёвка на шее.

Райли тем временем учил Санну всему, что знал. Я видела, как он показывает ей, как держать меч, как разводить костёр, как завязывать узлы. Она смотрела на него с обожанием, её глаза сияли неподдельно. И я радовалась, правда радовалась. Но в то же время чувствовала себя лишней. Как будто я была чужой в их маленьком мире. Он был так добр к ней, так внимателен, а со мной… Со мной он был вежлив, но далёк.

Иногда он обнимал меня, но это были лёгкие, почти братские объятия. Иногда чмокал в щёку, но без того жара, которое когда-то заставляло моё сердце петь. И я не знала, как это исправить. Как вернуть его? Как загладить свою вину? Я любила Райли. Да, теперь я это понимала и больше не скрывала от себя. Но любовь лишь усиливала мои страдания о потерянном, и эта боль разрывала меня на части.

Дни шли, и мы всё ближе подходили к южному аванпосту. Мятежные Горы возвышались слева, их острые пики, покрытые снегом, казались стражами, которые смотрят на нас с холодным равнодушием. Справа простирались поля и леса Мирендаля, такие мирные, такие живые. Я смотрела на крестьян, которые работали в полях, на детей, которые бегали с деревянными мечами, на женщин, которые пели, развешивая бельё. Это была жизнь, настоящая, простая, честная. И я хотела, чтобы Санна росла в таком мире. Чтобы она никогда больше не знала страха, не знала голода, не знала боли. Но для этого нам нужно было победить. Победить Тирама, Митроила, Сынов Пламени. Победить ложь, которая душила Торесфаль.

— Мама, смотри! — раздался звонкий голос Санны, и я обернулась. — У меня получилось!

Она стояла рядом с Райли и показывала на маленький костёр, который только что развела. Её лицо сияло от гордости, а Райли смотрел на неё с такой теплотой, что моё сердце сжалось.

— Молодец, малышка, — сказал он, потрепав её по голове. — Скоро ты будешь разводить костры лучше меня.

Санна засмеялась, и этот смех был как музыка. Я улыбнулась, но внутри всё болело. Я хотела быть частью этого момента, хотела, чтобы Райли посмотрел на меня так же, как раньше. Но он лишь кивнул мне, без лишних эмоций. И я снова почувствовала себя чужой.

— Отличная работа, Санна, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал бодро. — Ты у нас настоящая умница.

Она подбежала ко мне, обняла, и я прижала её к себе, чувствуя, как её тепло прогоняет холод в моей душе. Но только на мгновение. Потому что, когда я посмотрела на Райли, он уже отвернулся, что-то обсуждая с лордом Тарвином. И я снова осталась одна со своими мыслями, со своей виной, со своей болью.

Мы шли ещё несколько дней, и пейзаж вокруг постепенно менялся. Поля становились реже, леса гуще, а воздух — теплее. Мы приближались к южному аванпосту, где, по словам Тарвина, уже начали сооружать «Торесфальского дракона» — наш «троянский конь», который должен был стать ключом к дворцу Тирама. Пратарий Эйдан распорядился не терять времени, и ещё до нашего появления начать строительство. Скоро нам предстояло отправиться в плавание по Колючему Морю — морю, которое даже Райли, со всем его опытом, называл опасным. Я знала, что он справится, знала, что он не зря получил своё прозвище. Но страх всё равно грыз меня, как голодный зверь. Что, если мы не доплывём? Что, если наш план провалится? Что, если я потеряю Райли, Санну, нашу семью?

— Мама, ты в порядке? — раздался голос Санны, и я вздрогнула. Она смотрела на меня своими большими глазами, полными беспокойства.

— Да, малышка, — соврала я, заставляя себя улыбнуться. — Просто задумалась.

Она кивнула, но я видела, что она не поверила. Она была слишком умной для своего возраста, слишком чуткой.

Когда мы наконец добрались до южного аванпоста, я почувствовала, как напряжение в груди немного ослабло. Здесь было людно, шумно, но не так, как в Галесе, где всё пропитано страхом. Здесь были воины, ремесленники, женщины, которые готовили еду, дети, которые играли у костров. Это был лагерь, полный жизни, полный надежды. Я видела, как работают плотники, сооружая огромную фигуру дракона — нашего «троянского коня». Она была величественной, с чешуёй из полированного дерева и глазами из цветных камней, которые блестели в свете факелов. Я невольно восхитилась — это было произведение искусства. И внутри этого дракона будут прятаться воины, которые, я надеялась, смогут изменить судьбу Торесфаля.

Райли смотрел на дракона с лёгкой улыбкой, но я видела, что он тоже напряжён. Он знал, что нас ждёт. Знал, что Колючее Море — это не просто вода, а испытание, которое может стать последним. Но он не показывал страха. Он никогда не показывал страха. И я любила его за это. Любила, несмотря на то, что он держался от меня на расстоянии. Любила, несмотря на то, что не знала, как вернуть его доверие.

— Скоро мы отправимся, — сказал он, не глядя на меня. — Колючее Море ждёт.

— Ты уверен, что мы справимся? — спросила я тихо.

Он посмотрел на меня, и в его глазах мелькнула тень прежнего тепла.

— Я знаю это море, Зина, — сказал он. — Я выведу нас. Обещаю.

Я хотела поверить ему. Хотела поверить, что мы дойдём, что наш план сработает, что мы спасём Торесфаль. Но внутри всё ещё было неспокойно. Вокруг нас была мирная жизнь — смех детей, запах свежеиспечённого хлеба, стук молотков, — но в моей душе бушевала буря. Я боялась. Боялась потерять всё, что обрела. Боялась, что моя вина, моё предательсво, будет преследовать меня до конца жизни. И я не знала, как с этим жить.