Нас вывели на ровную площадку перед шатром, в самое сердце мирендальского аванпоста. Утренний холод Мятежных Гор кусал кожу, а тени от скал, казалось, шептались о нашей судьбе. Утренний неверный свет солнца слепил глаза и нисколечко не грел. Страх сжимал моё сердце, будто когти неживуна. Я снова бросила взгляд на Райли — в его глазах я видела те же вопросы без ответов, но в нём было куда больше мужества, чем во мне. Мы переглядывались, но оба знали: нам нечего сказать друг другу. Никто из нас не знал, что ждёт впереди.
Я боялась худшего. Что нас казнят прямо здесь, на этой проклятой площадке, и всё закончится. Я подвела всех. Райли, который стал мне ближе родного. Санну, мою девочку, что смотрела на меня, как на спасительницу. Целлиану, Великую Богиню, что дала мне шанс в этом мире, а я его профукала. Киору, чья душа всё ещё жила во мне, моля о справедливости за её боль и унижения. И того ребёнка — ребёнка Киоры, моего ребёнка, которого я потеряла и о котором до сих пор ничего не знала.
Я подвела их всех. И тех несчастных женщин, детей, мирных людей, что страдали под пятой Тирама, Дардэллы и пурпурного змея, Великого Митроила. Мои соленья и варенья, которыми я надеялась завоевать этот мир, оказались проклятьем, которое привело нас к краху.
Я хотела только одного — увидеть Санну. Хоть на миг, хоть в последние минуты. И, будто услышав мои мысли, она появилась. Её маленькую фигурку вывели из палатки, но держали далеко, не подпуская к нам. Она выглядела такой хрупкой, такой напуганной, её глаза блестели от слёз.
— Санна! Я здесь! — крикнула я, но голос сорвался, когда солдат толкнул её в центр площадки.
Моё сердце остановилось, когда я догадалась, в чём дело.
Лорд Тарвин не сдержал слова. Он собирался казнить мою малышку первой — прямо на наших глазах…
Санна закричала, её тонкий голос вспорол мою душу:
— Мама! Мне страшно!
Я рванулась вперёд, но солдат дёрнул меня за связанные руки, и я чуть не упала.
— Лорд Тарвин, умоляю! — закричала я, слёзы хлынули по щекам. — Не троньте её! Она ребёнок!
Райли тоже закричал, его голос дрожал от ярости и отчаяния:
— Вы дали слово! Она ни в чём не виновата!
Тарвин даже не повернулся к нам. Его голубые глаза смотрели на Санну, не мигая.
— Вы сами предрекли её судьбу, — бросил он холодно.
— Пожалуйста! — крикнула я, задыхаясь от рыданий. — Убейте меня, но не её!
Санна плакала, зовя нас:
— Мама!.. Папа!..
Мы с Райли пытались поддержать её, выкрикивая слова утешения, но мои собственные слёзы душили меня. Райли сжимал кулаки так, что верёвки врезались в кожу.
— Держись, доченька! — крикнул он. — Мы с тобой!
В этот момент один из солдат вышел в центр площадки, неся чёрный сосуд — один из тех, что мы прятали в бочках с капустой. Другой солдат подвёл овцу, её жалобное блеяние смешалось с плачем Санны.
Я замерла, не понимая, что происходит. Никто не обращал внимания на слёзы девочки. Вдруг солдат с овцой одним движением перерезал ей горло, и кровь хлынула на землю. Санна завизжала. Второй солдат поднял меч и с силой разбил сосуд.
Зелёно-серое облако, похожее на Плакучий туман, тотчас взвилось в воздух. Все замерли.
Тишина накрыла лагерь, будто само время остановилось. Облако опустилось на мёртвую овцу, окутывая её, и через несколько мгновений, к моему ужасу, она зашевелилась. Кровь всё ещё стекала с её шеи, но глаза, пустые и мутные, как у торгалла, горели жутким светом. Овца-неживун поднялась, её движения были резкими, неестественными. Она повернула голову к Санне и издала низкий, утробный рык.
Я закричала, не помня себя:
— Санна! Лорд Тарвин, умоляю, спасите её!
Райли рванулся вперёд, но солдаты держали его крепко.
— Отпустите её! Пожалуйста! — заорал он, его голос дрожал от ярости.
Двое солдат рядом с Санной стояли с клинками наготове, но не двигались. Девочка визжала, прижимаясь к земле, а овца-неживун, скаля зубы, бросилась на неё.
Я закрыла глаза, не в силах смотреть, но в этот миг Тарвин поднял руку, сделав резкий жест. Два клинка сверкнули, и овца рухнула, разрубленная надвое. Кровь и зелёный дым смешались, а чудовище снова застыло, мёртвое, как прежде.
Санна всё ещё рыдала, её тут же подхватили и увели из круга. Я едва дышала, слёзы текли по лицу, а сердце колотилось, как бешенное. Райли тяжело дышал, его глаза были полны ужаса и ярости.
Тарвин повернулся к нам.
— Теперь вы знаете, что везли в Мирендаль? — спросил он, и в его голосе звучала злая издёвка.
Я сглотнула, пытаясь найти слова.
— Милорд, — выдохнула я, — мы не знали… Простите, простите…
— Мы правда не знали! — добавил Райли, его голос дрожал. — Нас обманули!
Тарвин хмыкнул, его губы искривились в презрительной усмешке.
— Думаете, извинения всё искупают? — бросил он.
— Нет, — сказала я, чувствуя, как слёзы снова застят глаза. — Но мы правда ничего не знали. Нас использовали.
Райли кивнул:
— Нас обманули, милорд. Клянусь Целлианой.
Тарвин молчал, его взгляд сверлил нас безжалостно. Потом он направил молчаливый взор на Ксавира, стоявшего рядом, и кивнул.
— В шатёр, — приказал командир.
Солдаты схватили нас за руки и повели обратно в походный шатёр Тарвина. Я бросила последний взгляд на площадку, где всё ещё лежала мёртвая овца, и зелёный дым медленно растворялся в воздухе. Мы везли смерть. И теперь, зная это, я чувствовала, как душа разрывается от стыда и ужаса.