Соленья и варенья от попаданки, или новая жизнь бабы Зины

Глава 106.

Шатёр лорда Тарвина было холодно. Но ещё холоднее становилось при мысли, что теперь нас тут ждёт. Свет факелов дрожал на грубых полотняных стенах, отбрасывая длинные тени, которые, казалось, шептались о нашей судьбе. Я сидела на жёстком деревянном стуле, верёвки на запястьях врезались в кожу, а сердце колотилось с такой силой, будто хотело вырваться из груди. Напротив меня находился Райли, его лицо оставалось непроницаемым, но я знала, что он так же напуган, как и я. Ксавир стоял у входа. Лорд Тарвин, высокий и суровый, сел за стол, сложив руки перед собой. Его голубые глаза впились в нас, будто он мог вырвать правду прямо из наших душ. Он молчал, и это было даже хуже криков и угроз.

Я открыла было рот, но слова застряли в горле.

Что я могла сказать? Всё, что мы знали, уже было выложено перед ним. Мы не лгали, но правда казалась такой хрупкой, такой никчёмной перед лицом того ужаса, что мы невольно несли в Мирендаль.

Райли кашлянул, его голос был хриплым, но твёрдым:

— Милорд, мы сказали всё, что знаем. Мы не ведали, что везли в тех сосудах. Нам приказали доставить груз в Тельмир, и всё. Клянусь Целлианой, это правда.

— Пожалуйста, милорд, — добавила я, стараясь не сорваться на плач. — Всё, что мы хотим, — это чтобы наша Санна была в безопасности. Она ни в чём не виновата. Она всего лишь ребёнок.

Тарвин молчал, его лицо оставалось неподвижным, словно камень. Ксавир хмыкнул, скрестив руки на груди, но ничего не сказал.

Я чувствовала, как воздух в шатре становится всё тяжелее, пропитанный нашим страхом и отчаянием. Я взглянула на Райли, его глаза встретились с моими, и в них я увидела ту же боль, что разрывала меня изнутри. Мы оба знали, что наша судьба висит на волоске, и всё, что мы могли, — это цепляться за надежду, что хотя бы Санну пощадят.

— Милорд, — снова заговорила я, голос дрожал, но я заставила себя продолжать: — если вы должны наказать кого-то, накажите нас. Но не трогайте девочку.

— Она не имеет к этому никакого отношения, — добавил Райли. — Всё, что мы делали, мы делали, чтобы защитить её. Чтобы дать ей шанс на лучшую жизнь.

Тарвин продолжал молчать, его взгляд медленно переходил с меня на Райли и обратно. Молчание было невыносимым, как ожидание удара мечом.

Наконец он заговорил, и его голос был холодным, но в нём чувствовалась какая-то странная убеждённость:

— Я верю, что вы не знали о содержании сосудов. Это вполне в духе Торесфаля — скрывать и искажать правду всеми возможными способами. Ваше правительство жестоко обманывает всех, в первую очередь своих. Но теперь вы видели, что торгаллы — дело рук торесфальского престола. Это неоспоримо.

Я замерла, слова лорда эхом отдавались в моей голове. Райли кивнул первым, его лицо стало ещё мрачнее, но я не могла молчать. Мысли путались, а сердце сжималось от ужаса и неверия.

— Получается, — тихо, почти шёпотом, начала я, — дракарий сам насылал эту нечисть на своих же мирных жителей?

Тарвин посмотрел на меня, его глаза сузились, но он кивнул.

— Выходит так, — подтвердил он.

Я почувствовала, как пол уходит из-под ног. Это было слишком. Слишком чудовищно, чтобы уложиться в голове.

— Но зачем? — вырвалось у меня. — Для чего? Это ведь… бесчеловечно!

Тарвин слегка наклонился вперёд, его пальцы впились в столешницу.

— Когда речь заходит о власти драконов, никакая человечность не играет роли, — сказал он.

Райли подался вперёд, насколько позволяли верёвки.

— Но зачем они это делали? — спросил он, и в его голосе звучала та же смесь неверия и гнева, что бушевала во мне. — Какой смысл?

Тарвин откинулся на спинку стула.

— Об этом стоило бы поинтересоваться у ваших господ, что послали вас на верную смерть, — сказал он. — Торесфаль ни перед чем не остановится, чтобы добиться своих целей. Драконат жаждет захватить наши земли и поработить нас. Но они не могут сломить наш дух. У них не хватает сил. Драконы вымирают как вид. А наша решимость только крепнет. И они не придумали ничего более действенного, чем подорвать нашу безопасность изнутри. Полагаю, на своей земле они просто ставили эксперименты с неживунами. Заодно разжигали ненависть простых торесфальцев к мирендальцам.

Я открыла рот, чтобы возразить, но слова застряли в горле. Разум отказывался принимать это. Если Торесфаль, наше собственное правительство, обманывало нас, использовало нас, как пешки в своей игре, то как теперь верить кому бы то ни было? Я посмотрела на Тарвина, его суровое лицо не выражало ни капли сочувствия, но в его словах была логика, которую я не могла отрицать.

— Если наше правительство нас обманывало, — тихо сказала я, чувствуя, как голос дрожит, — как теперь нам верить вам?

Ксавир хмыкнул, его шрамы дрогнули в усмешке, но Тарвин поднял руку, заставляя его замолчать.

— А разве вы уже не получили достаточно доказательств того, какие подонки занимают престол Торесфаля? — вопросил он.

Я прикусила язык.

Да, всё так и было. Я видела, как зелёное облако поднялось из разбитого сосуда, как мёртвая овца превратилась в торгалла, как её пустые глаза загорелись жутким мертвенным светом. Я видела страх в глазах Санны, чувствовала, как моя собственная душа разрывается от стыда и ужаса. Мы везли смерть. И даже не подозревали об этом.

Мысли закружились вихрем. Как я могла быть такой слепой? Как могла верить, что всё, что мы делаем, — имеет какой-то смысл и не несёт опасности? Я вспомнила слова Митроила, его холодный, уверенный голос, его обещания раскрыть правду о моём ребёнке. Но в то же время я уже знала, что этот нелюдь способен на ложь — он обманывал всех насчёт Рога Первого Дракона. И также безжалостно манипулировал мной, играл на моём горе, как на струнах. А я, глупая, поверила. Поверила, что он даст мне ответы, что он поможет мне найти моего малыша...

Но теперь понимала: всё это была ложь, ловушка, чтобы заставить меня служить их целям. И Райли… Он тоже был частью этой паутины. Мы оба были пешками, которых бесчеловечно использовали. Но как я могла знать? Как мы оба могли раскусить эту ложь, если она была соткана так искусно, что казалась правдой?

Я вспомнила свою прошлую жизнь, свою боль, свои потери. Тогда я тоже доверяла — доверяла своему жениху, верила в любовь, в семью, в будущее. И всё рухнуло. А теперь я снова доверилась, снова поверила — и снова оказалась в ловушке. Но на этот раз всё было ещё хуже. На этот раз я не просто потеряла надежду на семью. Я чуть не потеряла Райли, Санну, саму себя. Я чуть не предала тех, кто стал мне дорог, и чуть не погубила собственными руками сотни, тысячи невинных жизней простых мирендальцев.

Господи, какая же я дура! Зинаида Герасимовна, заслуженный педагог, женщина с опытом, и так легко попалась на удочку! Но с другой стороны… Откуда мне было знать? Я ведь ничего толкомне видела в этом мире, как и моя предшественница, Киора. Я прожила шестьдесят пять лет, я учила детей, закатывала банки, справлялась с бедами. Но этот мир… Этот мир был другим. Здесь всё было пропитано ложью, интригами, жестокостью. Здесь даже богиня, Целлиана, предупреждала меня, что я останусь одна, что мне придётся полагаться только на себя. И я не справилась.

Я подняла глаза на Тарвина, чувствуя, как внутри загорается что-то новое — не страх, не отчаяние, а решимость. Я не знала, можно ли доверять этому человеку, но я знала одно: я больше не хочу быть слепой. Я хочу знать. Хочу понять. И хочу защитить моих близких.

Тарвин, будто почувствовав перемену во мне, слегка наклонил голову.

— Что вы знаете об истории своего государства? — спросил он.

Я посмотрела на Райли, он кивнул, и мы начали говорить — почти хором, дополняя друг друга, как настоящая семья. Как те, кто прошли через огонь и всё ещё держатся вместе.

— Когда-то Торесфаль и Мирендаль были единой Империей Драконат, — начала я, повтряя слова, которые некогда звучали для Киоры на уроках истории в Доме Целлианы. — Но потом в государстве случился переворот. Власть захватили чужеземцы с Дальних Земель Моркендаль. Они убили дракария Тиморда Влассфора V и много лет правили на троне.

Райли продолжил:

— За это время драконья кровь сильно перемешалась с кровью моркендальцев, из-за чего драконы стали рождаться всё реже и реже. Но затем драконокровные снова забрали свою власть, а моркендальцы бежали за Мятежные Горы, где основали новое государство — Мирендаль. Их предводителем стал Дарвен Несгибаемый. Он был первым пратарием Мирендаля.

Я кивнула, подхватывая:

— Им удалось при побеге захватить артефакт — рог Первого Дракона, с помощью которого они и творили свою чёрную магию, в том числе неживунов.

Райли кашлянул, добавляя:

— Хотя… нам уже стало известно, что рог Первого Дракона всё ещё в Торесфале. Он у Сынов Пламени, под контролем Великого Митроила.

Мы замолчали, и в шатре повисла тяжёлая тишина. Ксавир хмыкнул. Один из солдат у входа коротко рассмеялся, другой покачал головой, будто мы рассказали детскую сказку. Тарвин смотрел на нас со смесью жалости и презрения.

— Я слышал эту байку бесчисленное количество раз, — сказал он наконец, в голосе чувствовалась усталость, будто бы ему давно надоело повторять одно и то же. — Каждому торесфальцу затуманили разум этой чушью. Хотите узнать, как было на самом деле?

Я кивнула, не задумываясь. Райли тоже наклонил голову.

— Да, милорд, — сказал он. — Расскажите.

Тарвин откинулся на спинку стула, его пальцы постукивали по столу, будто он собирался с мыслями. Потом он кивнул Ксавиру, и тот шагнул к столу, положив перед лордом свёрнутый пергамент. Тарвин развернул его, и я увидела, что это была какой-то рукопись, испещрённой мелким, но чётким почерком.

— Это копия летописи, — сказал Тарвин. — Настоящая хранится в Ларемизе, столице Мирендаля, у пратария Эйдана Несгибаемого, сына Дарвена Несгибаемого. Слушайте внимательно.

Он начал говорить, и его слова падали, как камни в бездонную пропасть, разбивая всё, что я знала о мире, в котором оказалась.

— На самом деле драконы никогда не жили на территориях Мирендаля и Торесфаля, — начал он. — Драконы прибыли из Дальних Земель, из Моркендаля, и захватили власть. Основателем Империи стал род Влассфор, и они брали себе в жёны простых женщин насильно, потому что у драконов не было своих женщин. Долгое время люди, коренные жители этих земель, существовали в бесправии. Пока не появился Дарвен Несгибаемый, сильный лидер повстанцев.

Я слушала, затаив дыхание, чувствуя, как рушится всё, во что я верила. Тарвин продолжал, его голос был ровным, но в нём чувствовалась сдерживаемая ярость:

— Государственный переворот случился, и артефакт, рог Первого Дракона, действительно был захвачен. Но между предводителями драконов и людей постепенно возник мир. Фактически государство стало содружеством двух стран. На престоле в Торесфале продолжали править драконы, но уже другой династии — Блоффор. Блоффоры хотели оставить Мирендаль отдельным государством, но Сыны Пламени мечтали возродить Империю.

Он сделал паузу, его глаза впились в нас, будто проверяя, слушаем ли мы. Я кивнула, не в силах отвести взгляд. Райли сидел неподвижно.

— У последнего Блоффора родилась только девочка, дочь Вайдерия, — продолжил Тарвин. — Её выдали замуж за Годфера Влассфора. У них родился сын, Ронар, сильнейший дракон. И в ночь его рождения Сыны Пламени организовали покушение. Мальчика и Вайдерию убили. Годферу сказали, что это дело рук повстанцев. Он женился на Дардэлле. Однако их сын, Тирам, не унаследовал достаточно драконьей крови. Он не умеет перевоплощаться в дракона.

Я почувствовала, как холод пробирает меня до костей. Всё сходилось. Всё, что я знала о Тираме, о его холодности, его жестокости, теперь обретало смысл. Рассказ лорда Тарвина полностью совпадал с тем, что нам поведала Эллая. Тирам был лишь марионеткой в руках Дардэллы и Митроила. А мы… Мы были их инструментами.

— С тех пор появились торгаллы, — продолжал Тарвин. — Предположительно, для того, чтобы убедить Годфера объявить войну Мирендалю. Остатки мирендальцев бежали в Мирендаль, но рог Первого Дракона остался в Торесфале, как вы уже сами сказали, у Митроила. Они забрали с собой только летопись, в которой рассказана настоящая история государств. Эта летопись перед вами.

Он поднял пергамент, показывая его нам. Я видела строки, написанные чёрными чернилами, но не могла разобрать слов. Но это не имело значения. Я верила ему. Верила, потому что всё, что он говорил, резонировало с тем, что я уже знала, с тем, что чувствовала.

— Похоже, Годфер начал что-то подозревать, — сказал Тарвин, его голос стал тише, но от этого ещё более зловещим. — Полагаю, его убрали. Ну, или он сам ушёл за невозвратную черту… Уже неважно. Теперь у власти Тирам и его мать, но их позиции слабы. Торесфаль трещит по швам. Драконат боится не только не захватить Мирендаль, но и потерять собственное государство. Из-за этого они готовы на любую подлость. Недавно они уже отправили небольшой груз со смертоносными сосудами в Мирендаль.

Райли опустил голову, и я знала, о чём он думает. Это он и доставил тот груз на землю Мирендаля. Конечно, Райли понятия не имел, что везёт — ни тогда, ни сейчас, но это не снимало с него вины. Как и с меня.

— Часть сосудов удалось отыскать и обезвредить, — продолжал Тарвин. — Но часть так и осталась закопанной в неизвестных уголках Мирендаля. Плакучий Туман разносится ветром, и мёртвые восстают, нарушая мирную жизнь мирендальцев. Уже пострадало немало людей, но это не так катастрофично, как если бы ваш груз достиг цели.

Он замолчал, и в шатре снова повисла тишина.

Я чувствовала, как мои руки дрожат, как слёзы снова подступают к глазам. Всё, что я знала, всё, во что верила, оказалось ложью.

Я вспомнила Киору, её боль, её одиночество. Она была такой же жертвой, как и я. Как и Райли. Как и Санна. Мы все были пешками в игре, которую вели Тирам, Дардэлла и Великий Митроил. Они использовали нас, манипулировали нами, заставляли нас нести смерть, чтобы укрепить свою власть. И я… Я чуть не предала Райли. Чуть не разрушила всё, что у нас было. Чуть не потеряла свою семью — ту, что я наконец обрела в этом мире.

Ну, как я могла быть настолько слепой? Как могла не увидеть, что всё, что мне говорили, было ложью? Я вспомнила слова Целлианы: «Ты должна полагаться только на себя». А я доверилась Митроилу, доверилась его обещаниям, его лжи. Я чуть не убила Райли, человека, который стал мне ближе всех. Я чуть не предала Санну, мою девочку, которая назвала меня мамой. И всё это ради чего? Ради призрачной надежды узнать правду о ребёнке, которого, возможно, уже нет в живых? Или ради того, чтобы угодить тем, кто видел во мне лишь инструмент?

Стыд и отчаяние разрывали меня изнутри. Я хотела провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться в этой бесконечной пустоте, как тогда, когда умерла в своём мире. Но я не имела права сдаваться. Не ради себя, а ради Санны, ради Райли, ради всех тех, кто страдал из-за лжи Торесфаля. Я должна была что-то сделать. Должна была найти способ исправить свои ошибки.

Райли заговорил первым, его голос был тихим, но решительным:

— Милорд, — сказал он, глядя прямо на Тарвина, — пусть наши сожаления мало что значат, мы совершили ошибку, которая не может быть прощена. Но мы можем послужить новой, правой цели. Теперь, когда мы знаем правду, когда всё расставлено по местам, мы готовы сослужить добрую службу и хотя бы отчасти искупить свою вину.

Я посмотрела на него, чувствуя, как моё сердце сжимается от гордости и боли. Он был прав. Мы не могли изменить прошлого, но могли изменить будущее. И я знала, что сделаю всё, чтобы защитить тех, кого люблю, и остановить тех, кто сеет смерть и ложь.