— Как же вы это едите?.. — с трудом переведя дыхание после пережитого, выдохнула я.
Прилла, всё ещё улыбаясь, спросила:
— Ты ведь нездешняя, да?
Я хотела что-нибудь соврать, мол, не так уж издалека еду. Но один уточняющий вопрос, и я «посыплюсь», как троечник у доски.
— Нездешняя, — всё-таки решила признаться без подробностей.
— Оно и видно, — Прилла отодвинула кувшин водрузила передо мной плошку с полосками сушёного мяса. — Сималь только в наших краях добывают. Его делают сималины — летающие змеи. Укладывают в своих пещерах, строят собственные дома и питаются им зимой. Когда сималь высыхает, он становится прочным, как драконья сталь. А покуда в нём влага, мы используем его как приправу, но совсем по чуть-чуть. Иначе станет невозможно есть.
— Жаль, что я об это не знала заранее, — пошутила я.
А хозяйка смутилась:
— Прости, Зина. Мне следовало предупредить. Но я совсем растерялась, — она воровато покосилась на мои волосы. Всё-таки уж очень они её смущали. — Мы живём уединённо. Но места тут суровые, неспокойные.
— Из-за торгаллов?
Она кивнула и сделала быстрый жест детям, чтобы те смылись и не подслушивали взрослые разговоры.
— Отца их недавно не стало, — тихо пробормотала Прилла. — Боятся новой напасти.
— Значит, вы тут совсем одни?
— Одни. Но, пред Оком Целлианы, справляемся как-то.
Она вздохнула. А мне захотелось её как-то пожалеть, утешить. Да что с моей жалости? Людям как-то выживать надо, тем более, после потери кормильца семьи.
Нужно было бы спросить, сколько денег с меня возьмут, да я как-то по жизни не умела такие вопросы задавать. Вот неудобно мне о финансах заговаривать. Потому и на рынки ходить никогда не любила — там же торговаться порой надо, договариваться, юлить, что-то выпрашивать. А я так не умела. Может, здесь, в новом мире и придётся обучиться такой науке, но пока казалось не время и не место. Я решила, что, сколько ни потребует Прилла, столько и отдам. Мелочиться не буду.
К тому же она сама с гостеприимством не обделила. Не считая маленького казуса с этим «солёным мёдом», в остальном приняла честь по чести: накормила, с назойливыми вопросами не лезла, предложила помыться с дороги и приготовила мне кадку с тёплой водой.
Для меня это был настоящий рай! Вода! Чистая! Горячая! Да ещё и с мочалкой! В качестве мочалки торефальцы использовали лисий мох — это такие рыжие водоросли, что встречались в озёрах и реках. Немного напоминают губку и кожа после такой мочалки гладка-гладкая. В Доме Целлианы их тоже использовали. А мыло дали зольное, чёрного цвета, причём твёрдое, почти как привычное мне раньше. Понятное дело, пахло от него золотой, а ещё чем-то едва заметно цветочным.
Отмокая в кадке, я его украдкой лизнула, и поняла, что на вкус оно солёное. Видимо, сималь и тут нашёл применение как скрепляющий элемент. А ещё заметила, что нанесении на кожу остаётся тёмный оттенок. Чтобы его стереть, приходилось постараться мочалкой на славу. И тут мне пришла в голову одна мыслишка…
Я обильно намылила все волосы и села ждать. Результат, конечно, никто не мог гарантировать, но хуже-то вряд ли станет. Получится — хорошо, не получится — ну, и ладно. К тому же покидать приятную водицу я не торопилась. Покуда вода уже не остыла полностью, мне совершенно не хотелось выбираться наружу. Но хорошего понемногу.
Смысла я, значит, свою маску, ещё раз хорошенечко ополоснулась и вылезла наружу. В сарае, где я мылась, висел отполированный до блеска лист металла. Наверное, зеркала стоили слишком дорого для этого семейства, и они обходились тем, что есть. Отражение выходило нечётким и разглядеть себя, как следует, мне не удалось. Но оттенок, как мне показалось, стал немного темнее. Я ещё раз присмотрелась к свободно свисающим прядям и осталась довольна результатом. Конечно, не угольно-чёрный цвет, но хотя бы не настолько насыщенно-фиолетовый.