Как известно из Отчета, Конвей и я высадились с помощью малого энергобота на голое плоскогорье, обрывающееся в океан… Живой, настоящий воздух был горяч, душен, напитан горечью каменной пыли. Но он был настоящий - живой! И мы с удовольствием вдыхали его, пока рекогносцировочный танк сползал на камни по пандусу энергобота.
Через каждые три-четыре мили я останавливал танк и запускал в скалистое тело Ноос клык бура. Даже после исследований «Гулливера» оставался шанс на открытие следов хотя бы бактериальной жизни. Но керн за керном шли под стекла и клешни анализаторов, а на датчиках плясали все те же цифры - зеро.
Разумеется, я не надеялся обнаружить что-либо важное сразу. Каждый палеонтолог знает, что живые существа склонны собираться там, где условия более всего благоприятствуют их образу жизни, но, чтобы обнаружить «говорящие» слои, я должен был хоть что-нибудь знать о предполагаемой жизни… Замкнутый круг!.. Будто издеваясь над нами, планета подсовывала образцы, о которых я мог сказать одно - возраст их не превышает четырех миллиардов лет, и никогда никакое живое существо не принимало участия в формировании этих толщ.
Карта Ноос, составленная Мораном еще на борту «Геи», была достаточно точна, но мы не сразу подошли к интересующему нас цирку. Рыжая пустыня, жгучее солнце, смутное пыльное небо, скалы, покрытые коркой пустынного загара… Гусеницы танка визжали на склонах, с хрустом дробили хрупкие глыбы, раздирали вековую слежавшуюся пыль. И лишь в ущелье, расколовшем южную стену цирка, грохот и визг гусениц смолкли. В наступившей тишине звякнул люк, и мы с Конвеем вылезли на башню танка.
Задолго до выхода Человека в Космос на Земле появилось множество предположений о том, что именно мы сможем увидеть на других планетах. Чудовища, феерии, черный бред! - любители воображать забывали: на любой планете, если физические характеристики ее близки к земным, мы увидим все то же - восходы, закаты, лунные фазы, проливные дожди, звездные ночи, электрические разряды… Короче говоря, все, к чему мы привыкли на Земле, таким же будет и на краю* света… И я и Конвей знали это; наверное, поэтому цирк нас так поразил - гигантская кастрюля из оплавленных стен, сияющая, как титановая обшивка. Этому сиянию трудно было подобрать аналогию, а ведь было еще плоское дно, разделенное ребристыми выступами на правильные клетки, были еще округлые холмы шлаков, густо покрытые кристаллическим налетом, напоминающим издали серый иней, были еще и правильные отверстия, как соты, испещрявшие каждую плоскость… Пятнадцать миль в самом узком месте! - невозможно, безумно было отнести все это к творениям слепых сил.