Разворованное чудо. Повести и рассказы

8

- Ах, Эл!.. Грешен и я, и все же меня никогда не отпускало чувство того, что наша профессия как бы… не настоящая! - Хэссоп, как длинная, ссохшаяся мумия, потянулся ко мне и содрал со спины прилипшую к коже рубашку.

- Это не мешало вам работать на Консультацию!

- Разумеется,- с удовлетворением отметил Хэссоп.- Мне тоже нравилось упорядочивать информацию.

Он включил приемник, и хриплый бас Гарри Шледера заполнил комнату. Гарри Шледер хрипел, вопил. Гарри Шледер издевался над нами:

«Мое имя смрадно более, чем птичий помет днем, когда знойно небо. Мое имя смрадно более, чем рыбная корзина в день ловли, когда небо знойно. Мое имя смрадно более, чем имя жены, сказавшей неправду своему мужу… О-о-о! - вопил Гарри Шледер: - Почему мое имя смрадно? Ведь я не творил неправды! Ведь я не отнимал молоко у детей! Ведь я не ловил птиц бога! Я чист чистотой феникса! Чист! Чист!»

- Файрфилд,- пояснил Хэссоп.- Его поп-оперы напоминают живопись Рибли…

Я махнул рукой и отправился в ванную, но Хэссоп и туда притащился, прямо с кофейной чашкой.

- Ты никогда не задумывался над тем, почему человек мыслящий разделен на нашей планете на несколько весьма отличных друг от друга видов?

- С точки зрения кролика или тигра это, наверное, не совсем так,- проворчал я, намыливая себе плечи.

Хэссоп фыркнул:

- Даже в этой комнате сейчас находятся два вида. Я представляю более древний, почти вымерший, а ты - новый, который, боюсь, и завоюет окончательно всю планету… Мы, правда, разные люди, Эл. Это так. Мы и не можем не быть разными, ведь такие люди, как я, годами валялись в сырых окопах, годами жили только нелепой надеждой возвращения в мир! Это не,могло не изменить нас! И изменения, замечу, коснулись в нас как раз всего того странного и загадочного, что передается от одного человека к другому вместе с его плотью и кровью, но никогда при всем том ни тем ни другим не является… Это как электричество, Эл,- все знают, как оно зажигает лампу, но никто не может сказать - как оно выглядит… Разрушенные дома, Эл, можно восстановить, вместо потопленных кораблей построить новые, вот только человека восстановить нельзя.- Хэссоп усмехнулся: - Соорудить человека в общем-то гораздо проще, чем срубить дом или вырезать табакерку, но некоторые вещи, делающие человека человеком, просто так соорудить нельзя. Те, кто пережил первую мировую, эпидемию испанки, кризис и бум и все-таки остался жив, сейчас - археология, нечто вроде шумерских городов или Колизея. Я говорю так потому, что, гуляя по улицам, обращаю внимание не только на рекламу, но и на людей. Мне все более кажется, что я попал в иной мир.

- Не понимаю.

- Мой вид,- терпеливо пояснил Хэссоп,- развивался более миллиона лет. Он питался личинками и жуками, зернами и мясом, он голодал, он жаждал. Руки и мозг, способные изменять мир, сделали нас людьми, но эти же руки и мозг отняли у нас дело. Лестница - символ человеческого развития - превратилась в мягкое кресло автомобиля. Жизнь отдана на откуп машинам. А ведь люди моего вида, Эл, участвовали в создании так называемой культуры непосредственно. И каменотес, и ученый, и ремесленник… А вот вы, Эл, утратили связь между собой и вещами. Их дает вам машина, которую вы и замечаете-то лишь тогда, когда она останавливается. То, что цветет яблоня или над океаном встает рассвет, оставляет вас равнодушными. Люди, подобные мне, знали истинный вкус хлеба и соли. Они умели, увидев расцветающее дерево, любоваться им. Они не знали, что именно связывает их с деревом, но они знали - такая связь есть! А вы, Эл, едите химию, пьете химию, дышите химией. Жизнь проходит для вас в полумраке кино и дансингов. Ваши фрукты утратили вкус. А ведь когда-то они были такими же шедеврами природы, как мозг Шекспира или самого Леонардо! Вы-другие. Не умея создать самого крошечного моллюска, вы умеете разрушать миры.

- Послушайте, Хэссоп, я кажусь вам идиотом?

- Нет, ты не идиот, Эл. К твоему счастью, жизнь твоих родителей протекала ровно. Щитовидная железа в порядке, организм достаточно напитан йодом, эндокринные железы функционируют нормально. Я говорю как врач, можешь мне верить. Я не первый год слежу за твоим организмом. Твоя кожа не пигментирована до черноты, адисонова болезнь минула стороной. Ты - нормален, Эл. Но ты нормален не в нашем смысле.

Он хотел продолжать, но я в бешенстве ударил кулаком по воде:

- Замолчите!

- Ладно,- сказал он, допивая свой кофе.