Разворованное чудо. Повести и рассказы

Глава третья
Отравитель бабинга

Я проснулся невыспавшийся, разбитый, и француз заставил меня показать язык.

- Я вот так же терял друзей,- заметил он,- в Индокитае. Ни с того, ни с сего у них вдруг желтел язык, раскалывалась от боли голова, глаза начинали светиться, как у пьяных орангутангов. Если не проглотишь это, - он вытащил из кармана баночку с пилюлями,- я не поставлю на тебя и конголезского франка!

Морозило. Ломило каждый сустав. Я никак не мог что-то вспомнить. Важное что-то… но что? Мысли бессвязно крутились в голове и не желали связываться друг с другом.

- Ты ничего такого не чувствуешь? - спросил я.

- Нет! - захохотал Буассар.- Если симбу не спустят с нас шкур, я и завтра ничего такого не почувствую, потому что я слежу за собой,- и, подмигнув, он проглотил желтую пилюлю все из той же баночки.

- Чем занимался твой отец? - неожиданно спросил я.

- У меня не было отца. С такой женщиной, как моя мать, никогда не уживался ни один мужчина. Но я не осуждаю ее. Я вообще никого не осуждаю. Хотя бы потому,- опять подмигнул он,- что каждого из нас уж точно кто-нибудь осуждает!

Слова француза задели меня, и весь этот длинный и душный день я не мог отделаться от воспоминаний о той бумаге, на которой когда-то черным по белому было начертано, что я - хорват Радован Милич, активный член усташской организации, сотрудник одного из отделений СС, за измену родине приговариваюсь к смертной казни через повешение… Через повешение!.. Эту бумагу сочинили те, кто перестроил Балканы и ввел Хорватию в состав Югославии, страны, известной мне лишь понаслышке.

Буассар выглянул из палатки и сообщил:

- Завтрак испорчен. Сужу по виду капрала. Когда он морщится и трет виски, это значит - он не в духе. Не так уж весело сообщать о своих потерях, не указывая при этом потери противника.

- Помолчи!

Но Буассар не останавливался:

- Может, думаешь,-наш капрал - герой и бессребреник?.. Ошибаешься… Я не люблю отзываться о начальстве плохо, но я видел, как наш капрал прекратил бой у озера Альберта только потому, что чек на пятьсот конголезских франков размок в его кармане от пота. Именно тогда ухлопали Лесли Тортона.

Я помнил Лесли Тортона.

Если ван Деерт и я прибыли в Конго из Стокгольма, то Тортон и Буассар - из столицы Южной Родезии, где работали в одном из ночных баров в квартале Хэтфилд. Кто-то посоветовал им сходить в домик под вывеской: «Врач-дантист принимает ежедневно». В приемной этого дантиста толпились развеселые ребята с крепкими, как у акул, зубами. Худощавый человек в золотых очках с удовольствием отвечал на их вопросы. Например:

- Как насчет прибавки за риск?

- Она входит в установленную плату.

- А можно , ли получить деньги не в конголезских франках, а в настоящей валюте?

- Треть суммы перечисляется в банки Солсбери в фунтах стерлингов.

Тортона и Буассара это устраивало. Только путь Тортона оказался недлинным - на озере Альберта, там, где капрал остановил бой из-за размокшего в кармане чека, Тортон получил пулю в спину…

- Чего они суетятся? - заинтересовался француз, вновь выглядывая из палатки.

- Оборотень! - мрачно заметил подошедший голландец.- Оборотень вылез из багажника «джипа», проделав дыру в металлическом днище и перепилив ведущую ось почти наполовину. Можно подумать, у него есть автоген… Капрал ищет виновника… Кажется, ты, Усташ, сунул оборотне в багажник?

Не ответив, мы с Буассаром вылезли из палатки.

- Какого черта! - заорал капрал.- Нас вырежут, а вы будете храпеть?

Буассар непонимающе пожал плечами.

- Взгляните на машину!

В днище «джипа» зияла округлая дыра с очень ровными, будто оплавленными краями. И ось была испорчена точно так же. Но кто и чем это мог сделать?

Я взглянул на француза, он пожал плечами:

- Переходим в пехоту… Как тебя, Усташ, угораздило?

Я выругался.

Оборотень лежал тут же, в траве, куда и вывалился сквозь дыру, проделанную в днище багажника. Трава под оборотнем пожухла и почернела. Оболочка оборотня казалась темной, почти роговидной, и не было на ней никаких намеков ни на пасть, ни на глаза. Мешок мешком, наполненный странной слизью… Как он мог проесть металл? И вообще - живое ли он существо?

Будто почувствовав наше недоверие, оборотень чуть дрогнул, шевельнулся, и вновь под его оболочкой запульсировали, расплываясь и смешиваясь, серые пятна.

- Что может такая тварь? - удивился ван Деерт.

- Проедать дыры в металле, и похлеще ржавчины!- выругался капрал.- Когда мы отправимся в музей, ты лично, Усташ, потащишь эту тварь на руках, иначе она снова нам напакостит!

Я не ответил.

В оборотне поистине крылось что-то странное. Какую кислоту, из каких пор, в каких количествах надо выпускать, чтобы съесть металлическую пластину?.. Я подумал о кислоте, потому что ничего другого в голову не пришло… Наклонился… Оборотень чем-то вдруг напомнил медузу, и я представил, как парочка таких тварей, обвиснув с ветвей, могут пугать негров своими странными переливами… Не зря тот черный в кустах стоял перед оборотнем на коленях, не замечая ни меня, ни голландца…

- Мниама мполе,- сказал я бабинге.- Прелестный зверек… Ты встречал здесь таких?

- Нет, бвана.

Ван Деерту это не понравилось.

- Нендо зако! - рявкнул он, и бабинга послушно отошел в сторону.

Я встал так, чтобы преградить падающий на оборотня солнечный луч, и оборотень, почувствовав тень, медленно, невесомо, как на воздушной подушке, сместился к освещенному месту.

- Поиграй, поиграй…- заметил капрал.- А потом собери вещи! Прогуляешься до лагеря майора Мюллера. Один! Пригонишь «джип» с запасными частями! - и раздраженно пнул спущенный скат: - Без машины мы тут в ловушке!

Пока я собирался, без всякого на то желания, легионеры делились впечатлениями:

- В Африке не может такого водиться!

- В Африке водится еще и не то! Я сам знал человека, который видел в болотах Уганды существо величиной со слона, но без хобота и…

- …с тремя правыми ногами!-насмешливо заключил ван Деерт.

- Кислота! - заметил капрал.- Такое можно сделать только кислотой! Автогена даже у негров нет! Эта тварь, наверное, даже мочится кислотой!

- Послушайте! - завопил Буассар.- А на ощупь эта скотина холодна, как могильный камень!

- Может, он подыхает?

- Да нет, ему не хватает солнца. Вы его заслоняете. Ему, наверное, надо много тепла!

- А может, он питается воздухом! У него же нет ни рта, ни жабер!

- Ну да! - хмыкнул ван Деерт.- Скажи, Буассар, что это вообще не животное, а растение!

- Хватит! - приказал капрал.- Трясетесь, как знахари над дохлым пациентом… Если бы я не надеялся сбыть эту скотину за доллары, я бы прямо сейчас взрезал ее ножом.

- Я стрелял в оборотня… Без толку!

Но Капрал не стал слушать голландца. Крикнул:

- Усташ! Иди сюда! И ты, Ящик, тоже!

Мы снова собрались вокруг оборотня. Я с надеждой, что мой маршрут откладывается, Ящик с недоверием, остальные выжидающе. С преувеличенным вниманием мы вслушивались в разговор капрала и Ящика. Говорили они по-итальянски.

- Такого зверя,- перевел капрал,- можно отдать за десяток тысяч долларов. Ящик в этом убежден. Он знает толк в таких делах.

- Откуда он это знает?

Капрал презрительно взглянул на Буассара:

- Если я сказал, значит так все и обстоит!

- Да, капрал!

Я опять почувствовал себя плохо. Головная боль резко ударила в виски и в затылок. Наверное, я пошатнулся, потому что Буассар незаметно подтолкнул меня локтем и кивнул в сторону палатки. Я послушно побрел туда.

Боль приходила волнами, внезапная, тошнотворная. С меня сошло сто потов, и я выцвел, как дохлый негр, пролежавший три дня на солнце. Только к вечеру боль несколько схлынула. Я даже задремал и проснулся от пистолетных выстрелов.

Когда мы окружили палатку капрала,- стреляли в ней,- капрал валялся на спальном мешке, лицом вниз, заткнув уши пальцами. «Вальтер» валялся рядом.

- Вышвырните эту тварь! - прохрипел капрал.- У меня лопнут уши!

- Но тут никого нет!-озираясь, возразил француз.

- Есть, черт побери! Есть!

И тут ван Деерт вытащил из-под полога летучую мышь. Ее кожистые морщинистые крылья казались прозрачными, на уродливой мордочке застыла сардоническая усмешка. Капрал поежился. «Неужели она, эта мышь, могла напугать легионера?» - с изумлением подумал я.

- С ума сойти! Эта тварь свистела, как паровоз! - с облегчением привстал с мешка капрал.

- Но мы ничего не слышали! - повторил Буассар.

- Вы вообще ничего не слышите! - выругался капрал.- Идите!

- Но, капрал…

- Идите!

«На них можно только орать,- подумал капрал…- Хорошо, что этот свист, так пронзительно рвавший слух, исчез… Но откуда этот беспричинный страх? И почему, если никто ничего не слышал, я все-таки ощущал и свист и мучительный страх?

Нервы,- решил капрал.- У меня, у бывшего офицера рейха, сдают нервы… Я не должен распускаться, как какой-нибудь славянин!»

Рука капрала наткнулась на обтрепанную газету… «Вот оно, мое лекарство,- подумал он.- Мое лекарство от всех болезней! Мое возвращение в Европу, что бы в ней ни происходило…» Он, капрал, наизусть помнил заметку, гласившую: «Гуго Ройтхубер мертв!»

«Ройтхубер - это я,- сказал себе капрал.- Никто не знает этого моего, настоящего, имени. Его знали только до 1945 года… «Более восемнадцати лет,- напомнил себе текст заметки капрал,- разыскивается как военный преступник Гуго Ройтхубер, исполнитель варварских акций по уничтожению мирного населения Франции, Дании и Голландии. Международный военный трибунал в Нюрнберге приговорил Гуго Ройтхубера заочно к смертной казни. Гуго Ройтхубера искали в самых разных уголках земного шара, прежде всего в Латинской Америке, но не нашли… На днях прокуратура Франкфурта-на-Майне объявила Гуго Ройтхубера мертвым и сообщила о прекращении его поисков, Решение прокуратуры основывается на показаниях свидетелей, утверждающих, что Гуго Ройтхубер был убит во время одной из бомбардировок Берлина в самом конце войны…»

- Вот он, сигнал к возвращению! - подумал капрал.- Сейчас, когда власти поставили на мне крест, я могу снять с текущего счета в Солсбери заработанные в легионе деньги и вернуться в Европу. Разумеется, под чужим именем. А внешность…- капрал рассеянно провел рукой по лицу…- Меня не узнала бы сейчас и родная дочь, если бы не погибла во время беспрерывных майских бомбежек…

Деньги - вот что мне сейчас нужно! Деньги!.. И… осторожность! Великая осторожность!.. В компании подонков он, Гуго Ройтхубер, бывший офицер рейха, должен выжить и встать на ноги… А там - Швейцария… Тихая ферма… Буковый лес… И никаких пальм, оплетенных канатами рыжих лиан!..

Как сладко думать о возвращении! - сказал себе капрал.- Мы - бывшие солдаты рейха - не-уничтожимы. Наш час еще придет. Мы должны сохранить духовную силу, чтобы начать все сначала!.. Мы не славяне, и не французы… Славян и французов мы грузили в товарные вагоны и отправляли в Великую Германию как рабочий скот. Ничего другого они и не заслужили!»

Эта мысль капрала успокоила. И до самых сумерек он отлеживался в палатке, посасывая пиво из вскрытой жестянки и со сладкой болью думая о Возвращении…

Я проснулся ночью. Проснулся от резкой, ломающей суставы боли.

И француз не спал.

- Голова разламывается,- пожаловался он.- Включи фонарь. Посмотри - наверное, мой язык обложило известью.

Но его язык был чист.

Пошатываясь, я выбрался из палатки.

Трава чуть серебрилась. В просвете ветвей, оплетенных лианами, светились звезды. Далекие и чужие.

Я вдруг поймал себя на том, что думаю о звездах как-то по-другому, не как обычно. Будто сама эта мысль была внушена мне со стороны…

Я прислушался.

В зарослях было тихо. Даже ночные птицы примолкли, и это еще больше укрепило меня в той мысли, что рядом с палатками кто-то затаился, наблюдает за мной. Это не было чувством опасности, нет - тренированный человек определяет такое сразу. Скорее - чувство присутствия… Но - кого?

В рассеянном лунном свете я видел кусты, палатки, покосившийся «джип», а потом в траве вдруг мелькнул слабый отсвет, будто кто-то там засветил фонарь.

Вытянув из-под спального мешка нож Шлесса, я скользнул в густую траву, и интуиция подсказала мне, что торопиться не следует. И, включив фонарь, я сразу и неожиданно осветил подозрительное место.

Это вновь был оборотень.

Он лежал рядом с «джипом», и трава вокруг него была черная, будто ее выбил заморозок.

Опустившись на корточки, я потрогал оборотня, и там, где мои пальцы его коснулись, родилось, расплылось под прозрачной оболочкой радужное свечение. Я нажал сильнее - оборотень вспыхнул весь целиком, как гигантский радиоглаз.

Я отпрянул.

Ощущение было такое, будто оборотень мне подмигнул.

«Это же не человек,- успокоил я себя.- Человек ходит на двух ногах, имеет пару рук и даже голову, неважно какую. А это просто мешок со слизью, пусть и умеющий калечить технику…»

Я закурил. И только сейчас из кустов выдвинулся ван Деерт.

- Любуешься? - спросил он.

- Не могу уснуть…

- Может, за меня отдежуришь?

Я усмехнулся и молча вернулся в палатку…

А утром все проснулись полубольные.

- Мне снилось,- пожаловался француз,- что меня решили повесить… Может, Усташ, меня и следует повесить, но зачем это делать во сне, когда человек невинен, как младенец?

Я не ответил, только сжал плотнее губы.

Садясь за стол, капрал хмуро спросил:

- Что мы ели вчера?

- Это надо спросить у негра,- со значением заметил ван Деерт.

- Бабинга, ты ничего не перепутал? - спросил капрал.- Ты не положил в наше мясо какую-нибудь вредную траву?

- Нет, бвана! - негр испуганно выпрямился. Но, судя по его круглой лоснящейся физиономии, выспался он нормально. Это сразу насторожило всех.

- Негры только и ждут момента, чтобы напакостить белым,- угрюмо проворчал ван Деерт.

- Заткнись! Здесь я говорю! - оборвал голландца капрал.

- Разве я не соблюдаю дисциплину?

- Когда говорю я, другие должны молчать!

- Да, капрал!

Мы сидели в тени, но духота и тут была нестерпима. Кровь гулко, болезненно пульсировала в висках.

- Ван Деерт! - приказал капрал.- Отправляйтесь в лагерь майора Мюллера. Сообщите ему о случившемся, пригоните «джип» и прихватите лекаря.

- Да, капрал!

Преувеличенно твердо ван Деерт прошел к палатке, исчез в ней и минут через десять появился в полной походной форме - малиновый берет, защитного цвета рубашка, такие же шорты и грубые армейские башмаки. Мы смотрели, как он уходил, и где-то в глубине души испытывали зависть…

«Впрочем,- подумал я,- мне до лагеря не дойти. Капрал был прав, отменив вчера свое приказание. Я слишком ослабел, мне трудно дойти до стола… Голландец крепче, он доберется, он пригонит «джип»… Именно машина и лекарь нам сейчас нужны…»

И с внезапным испугом я решил: «Эта наша болезнь, наверное, продолжение истории, случившейся со Шлессом. Ведь мы так и не узнали, что именно с ним произошло, от какой болезни он умер…»

- Обед приготовит Буассар,- хмуро сказал капрал. И позвал:

- Негр!

Бабинга неуверенно приблизился к столу.

- У тебя не болит голова, бабинга?

- Нет, бвана.

- И суставы не болят? И слышишь ты нормально?

- Да, бвана!

- Ты вчера положил в мясо лесную траву. Тебя научили этому знахари?

- Нет, бвана!

Рука капрала скользнула в карман, но негр оказался проворнее. Он бросился в сторону, к «джипу». И самое поразительное было в том, что бежал он через поляну самым длинным, самым неудобным путем, будто решив обязательно перепрыгнуть через лежащего в траве оборотня. Почти минуту широкая спина негра представляла собой идеальную мишень, но никто не выстрелил, даже капрал, хотя он явно собирался это сделать.

Я посмотрел на француза. Он отвернулся. Ящик вообще не поднимал голову. Только капрал недоуменно хмыкнул:

- Негр пересек поляну… Он не должен был ее пересекать… Почему же он ее пересек?..

Глава четвертая