Разворованное чудо. Повести и рассказы

Глава первая
Белые великаны

Таких, как я, можно встретить в любом недорогом баре Солсбери, Стокгольма, Парижа, Брюсселя, Лондона. Среди нас есть французы, бельгийцы, немцы… За нами - прошлое и большой опыт обращения с холодным и огнестрельным оружием. Говорят, у нас нет будущего. Это не так. Пока в газетах появляются сообщения о военных переворотах, пока существуют спокойные и неспокойные колонии, мы нужны тем, в чьих интересах совершаются эти перевороты, и тем, кому принадлежат эти колонии. Новоиспеченные диктаторы или специальные комитеты снабжают нас оружием, и мы летим в какую-нибудь Гвинею, Мозамбик, Анголу. Наша работа - убивать. Мы - солдаты Иностранного легиона.

И в Конго я попал с легионом.

Американский «Боинг-707» принадлежал бельгийской авиакомпании «САБЕНА» и пилотировался английскими летчиками. Но это меня не трогало. Мне плевать на то, кто и какие самолеты водит. Я летел работать, а не решать ребусы. Тем более, что, занимаясь моей работой, не следует знать больше положенного.

Катанга…

Бросовые жаркие земли с термитниками, возвышающимися, как дзоты, над мертвой сухой травой. Непривычно высокие, с толстыми деревьями на верхушках, то оранжевые, то мертвенно-серые, то красные, то фиолетовые, термитники громоздятся друг на друга и, как надолбы, тянутся через всю Катангу - от озера Танганьика до Родезии.

Племен в Катанге не перечесть. Я пытался в свое время узнать о них что-нибудь, но в голове, как строки непонятных и зловещих заклятий, остались одни названия- лунда, чокве, лвена, санга, табва, бвиле, тембо, зела, нвенши, лемба… Были еще какие-то, я их не запомнил. Да и перечисленные остались в памяти лишь потому, что с одними, связанными с партизанами-симбу, мы боролись, других, признававших власть премьер-мини-стра Моиза Чомбе, поддерживали. Платил нам, естественно, Моиз Чомбе. На него мы и работали.

Бороться с партизанами-симбу оказалось не так уж сложно: оружием они владели никудышным, сохранившимся едва ли не со времен Стенли и Ливингстона. Кроме того, симбу были очень разобщены. Симбу Пьера Мулеле, симбу Кристофа Гбенье, симбу Николаса Олен-га, симбу Гастона Сумиала, наконец, просто симбу… Эта их разобщенность была нам на руку и помогала брать большие призы - Моиз Чомбе платил за каждого мертвого симбу, независимо от того, принадлежал он к отрядам Гастона Сумиала или сражался в рядах симбу Кристофа Гбенье…

Были у нашей работы, конечно, и свои темные стороны. Например, отравленные стрелы. Пуля может проделать в вас приличную дыру и все-таки почти всегда оставляет шанс выжить, а вот отравленные стрелы действуют наверняка. От этого у нас не было добрых чувств к симбу, хотя в принципе я, например, не из тех, кто вообще относится к черным плохо. Просто, считаю, работу следует выполнять тщательно. Этому правилу я следую с сороковых годов, когда в Хорватии работал в одном из отделений СС. Немцы в высшей степени аккуратные работники, и опыт, перенятый у них, пригодился мне в Конго, где я обучал новичков убирать нЗ всякий случай любого черного: ведь на лице его не написано- враг он тебе или просто в неудачное время выглянул из хижины посмотреть, какая там над страной погода… Наш шеф, майор Мюллер, относился к таким вещам одобрительно, и мы ему верили-с 1939 года не было, кажется, ни одной войны, в которой бы он не участвовал. И именно он, майор Мюллер, научил нас прежде всего ликвидировать в занятых деревнях кузнецов и знахарей, поскольку первые ковали для симбу наконечники стрел, а вторые варили зловредные яды… Сами видите - работа не из простых. И мы были от души рады услышать от майора Мюллера приказ уйти всей командой на патрулирование одного из самых глухих, но зато и самых спокойных уголков Конго.

Капрал нашей команды был желчен, неразговорчив, но никто, кроме него, не мог при нужде так легко объясниться с местными жителями на суахили или лингала.

- Усташ,- говорил мне, например, капрал,-как будут звучать команды - «стой», «пошел», «вперед», «сидеть», «не глядеть по сторонам»?

- Телема. Кенда. Токси. Ванда. Котала на пембените.

- А как ты поймешь просьбу обиженного друга - «Бета не локоло на либуму»?

- «Бей его по животу»! - вмешался в нашу беседу француз Буассар.

- А если черный спросит тебя: «Мо на нини бозали кобета?», то есть - «За что бьете»?

Буассар опять вмешался:

- Лично я скажу ему: «Экоки то набакиса лисусу», то есть - «хочешь еще?»! - и Буассар весело заржал. Он любил посмеяться…

Пылища на дорогах Катанги невероятная. Но как только «джип» ввалился в заросли, пыль исчезла, и нас оглушила влажная горячая духота, сквозь которую не могли пробиться никакие звуки. Конечно, где-то вверху верещали обезьяны или орала птица-носорог, но их вопли смешивались с шелестом листьев, с гулом мотора и не воспринимались как крики живых существ. Так… Общий фон… И, полусваренные, мы дремали в «джипе», пока он полз, трясясь, по слоновьей тропе, кем-то превращенной в подобие плохой дороги.

Я никогда не забирался в тропические леса так глубоко, и мне было не по себе. Думаю, и остальные чувствовали себя так же, исключая капрала. Но у него была своя слабость - он не выносил темноты и замкнутых помещений. Это я узнал, когда мы таскались по ночным кабакам и кинотеатрам Браззавиля. Могу поклясться, что в темном прокуренном зале капрала интересовало не столько происходящее на экране, сколько происходящее в углах. И я понимал капрала - у каждого могут быть серьезные основания не доверять темным углам и закрытым помещениям без запасного выхода…

Место для лагеря нашлось удобное - толстенные деревья наглухо и со всех сторон укрывали поляну, кусты же мы срезали ножами. Буассар сразу завалился в траву, и дым его сигареты приятно защекотал ноздри. Я тоже присел, вытащил из кармана свою пачку. Малиновый берет и темно-зеленую маскировочную рубашку я сбросил, подложил под себя, чтобы не резало локти, и, совсем уж хорошо устроившись, дотянулся, наконец, до вскрытой французом банки пива.

- Ба боле, а-а-а… Ба пи… Ба боле, а-а-а…- тянул Буассар.

В этой нехитрой песенке речь шла о том, как хорошо, когда нас двое, а ночь темна… Типичная песенка француза, хотя слова взяты из лексикона чернокожих… Впрочем, «когда нас двое, а ночь темна», о словах можно не думать.

- Ба боле! - подмигнул я Буассару. Несмотря на болтливость, он мне нравился, и я старался держаться с ним рядом. Занимаясь такой работой, как наша, очень важно иметь рядом надежного человека…

Мы курили, потягивали пиво и смотрели, как негриль бабинга, завербованный в нашу команду месяцев шесть назад, возится у полевой кухни, а бородатый и здоровенный голландец ван Деерт что-то ему внушает. Не знаю - что, но примерно я догадывался. Голландец терпеть не мог черных, даже к Моизу Чомбе,, нашему работодателю, относился презрительно и свысока. Но я никогда не осуждал голландца - у каждого свои вкусы… Так что можно считать - голландец просто следил за чистотой и опрятностью бабинги.

Когда повар созвал нас к столу, Буассар устроился напротив меня. В неофициальной обстановке мы, как правило, звали его Длинноголовым, потому что француз всерьез утверждал - все богатые люди долихоцефалы! Больше всего эти утверждения обижали низколобого голландца. Ему, конечно, больно было узнать, что по законам природы он навсегда останется среди нищих.

- Жри я, как ты, Буассар, я бы отрастил голову подлиннее!-только так и защищался он от умных речей француза.

Буассар ухмылялся. Он вовсе не настаивал на классификации, почерпнутой им из случайной книжки, читать которую он мог только в минуты кафара - беспричинной тоски, одолевающей белого человека в тропическом климате. Буассар, собственно, никогда и не отстаивал свои теории, но голландца он любил подразнить, ибо не в пример ему, голландец был твердо убежден в прирожденной злости и лени африканцев. Впрочем, такие, как Буассар и ван Деерт, проделали в свое время поход на Чад, работали на Гваделупе, усмиряли Алжир и Марокко и вполне завоевали право на свои собственные шутки. Даже, например, такие: Буассар садился у кухни, вытаскивал из кармана тяжелый «вальтер» и подолгу толковал с бабингой о вполне возможном его, бабинги, побеге к симбу..,

- Тогда я продам твой череп, бабинга, американским малышам с бананов Сикорского!.. Ты не знаешь, что такое банан Сикорского? Это вертолет. Такая большая стрекоза, нагруженная ребятами в малиновых беретах. Любой из них даст за череп негра кучу долларов!

И показывал «вальтер»:

- Вот эта штука и поможет мне добыть доллары, бабинга. Когда ты побежишь, я буду стрелять только из этой штуки. Ты понял?

- Оставь негра, Буассар,- вмешался я, зная, что французу приятно такое вмешательство. И француз, правда, спрятал «вальтер» и вразвалку побрел к палатке, улыбаясь всеми своими шрамами… По крайней мере, так было вчера, на нашей старой стоянке.

А сейчас Буассар сидел напротив меня, а рядом с ним сгорбился ван Деерт.

Голландца я не любил. Даже для легионера он был излишне жесток и жаден. На что такие способны, ван Деерт доказал еще в Индокитае, а к нам его занесло помещенное в шведской «Дагенс нюхетер» газетное объявление: «Каждого, кТ6 интересуется сёльскохозяйственными работами в Конго и умеет стрелять, просят позвонить по телефону 03-91-38». Голландец позвонил. Он не мог не позвонить, потому что в те дни его фотографии лежали в карманах чуть ли не каждого полицейского Швеции…

Слева от меня разместились капрал и новичок - немец Шлесс. Шлесс был облачен в аккуратно подогнанную форму, улыбался дружелюбно, но все, что мы о нем пока знали - его капралу рекомендовал сам майор Мюллер, питавший слабость к соотечественникам. И хотя Шлесс еще ничем не проявил себя, капрал в него верил.

А вот пятый член команды до сих пор оставался для нас тайной. Практически мы даже поговорить с ним не могли - он изъяснялся только по-итальянски, хотя на итальянца не походил. Странный парень - он почти не пил, боялся дождей и грома. Но если он ложился за пулемет, можно было спокойно раскуривать сигарету, сидя на бруствере. Иногда умение Ящика (так прозвали мы этого парня) прямо пугало. Казалось, пулемет- это продолжение Ящика… Впрочем, в легионе можно стать первоклассным специалистом в любом деле, если оно связано непосредственно с работой и, как и всякая работа, прилично оплачивается.

Перед капралом, как всегда, лежала газета. Он подобрал ее в каком-то браззавильском баре и постоянно таскал с собой, завернув в целлофан. Я никогда не видел, чтобы капрал разворачивал эту газету. Нет, он выкладывал ее на стол и мог часами сидеть над ней, как над молитвенником. Наверное, в газете было что-то такое, чего не прочтешь ни в одной другой. Но спрашивать у нас не полагается. Каждый знает об окружающих его парнях лишь то, что они сами могут ему сообщить. Так что тайна газеты капрала так и оставалась для нас тайной. Зато каждый знал - капрал обожает монету. География и история в его представлении, несомненно, сводились к чисто экономическим понятиям - район работ, оплата, тариф… «Истинная щедрость - это щедрость к себе» - вот, пожалуй, любимый афоризм капрала.

Пообедав, француз опять пристал к бабинге, и несколько раз мне казалось, что вот-вот бабинга вырвет у него «вальтер» и мне придется за кого-то из них вступаться. Но ничего не произошло. Француз знал, что делает. И хотя профессиональная надбавка за риск предполагает нечто иное, он не без удовольствия дразнил бабингу. Ведь он, Буассар, был настоящий легионер. Как говорят, легионер до смертного часа; и там, где он проходил, трава, как правило, поднималась так же медленно, как и под ногами голландца. А это кое-что значило.

Прихватив пару жестянок с пивом, я лег на разостланный по траве плащ. Из-за тоненькой веточки глянула на меня круглыми тупыми глазками крошечная древесная лягушка, и я вдруг вспомнил слова одного чудака о том, что в спокойном состоянии лягушки вроде бы совсем ничего не видят. Мир для них - сплошной голубой фон. Но, как объяснил мне все тот же чудак, беднягам лягушкам и не надо ничего лишнего видеть - ведь даже в самую плохую погоду вода сохраняет свой голубоватый оттенок, и стоит лягушкам услышать врага, как они автоматически прыгают именно на голубое, в воду… Разумеется, в таком зрении есть свои неудобства. Например, лягушка может подохнуть от голода, находясь среди убитых насекомых. Но зато если уж перед нею шевельнется что-либо небольшое и округлое, своего она не упустит! Как легионер… Деньги - вот тот сплошной голубой фон, на который мы автоматически прыгаем в любую погоду…

Француз присел рядом и ухмыльнулся:

- Усташ, ты знаешь, какого цвета зебра?

Я понимал, что пришел он совсем не за этим, но на всякий случай, заметил:

- Она полосатая, Буассар.

- Хорошо. Пусть так… Но белая она с черными полосами или наоборот?

- Обговори это с бабингой, Буассар.

Но француз был расположен к беседе. Уже через пару минут он выложил то, ради чего подкатывался:

- Усташ, говорят, ты был в Каркахенте?

О таких вещах не спрашивают, Буассар это знал. Но в последнее время мы с ним довольно близко сошлись, и он, видимо, решил, что иногда может задавать и такие вопросы…

- Не злись,- сказал он.- Я просто вспомнил одного парня. Он был итальянец и работал на крупную газету, а может и на Интерпол, потому что всегда попадал в разные истории. В конце концов кончилось это плохо. Браззавиль не Париж, а легионеры не шансонье… Этот макаронник, Усташ, интересовался биографиями таких, как мы, и сумел взять интервью даже у майора Мюллера.

- Зачем?

- Чтобы поговорить о нас с европейцами. Чтобы рассказать всем о том, что мы якобы бандиты… И почему я с тобой заговорил… В списке этого макаронника был и некий хорват по кличке Усташ, следы которого прослежены от фашистской Хорватии до Аргентины, до Испании, до Конго… Я, конечно, притворился, что впервые о таком вот хорвате слышу, но этот итальяшка был упорный и не отставал от меня, и даже обо мне самом рассказал кое-что интересное. Ну, а о тебе он говорил чуть ли не как о родственнике - так долго он занимается твоей судьбой. И особенно хорошо он помнит тебя в Каркахенте…

- Чего он еще хотел?

- Увидеть тебя… Несколько лет назад он сумел добраться до испанского поселка Бенинганим, находящегося рядом с Каркахенте, в котором, как выяснил этот макаронник, находятся военные лагеря усташей, готовящихся для специальных акций против нынешней Югославии… Я только потому и спрашиваю тебя, Усташ, что кое-чего не понимаю… Ведь если нет такого государства, как Хорватия, исчезнувшего с третьим рейхом, то каким образом могут существовать и существуют в той же Испании военные лагеря хорватов?

- Эти ребята - иммигранты,- неохотно пояснил я.- Их немного. Они занимаются только спортом

Буассар затрясся от смеха:

- Конечно, спортом, кто возражает!.. Я тоже им занимался, видишь, сколько на моем лице шрамов! Только это случилось в другом спортивном лагере, и находились там не хорваты!

Я внимательно посмотрел в круглые глаза француза и терпеливо повторил:

- Болтай с негрилем, Буассар. Меня от таких бесед тошнит.

Но в принципе француз был прав - все мы прошли через те же «спортивные» лагеря и всем нам некуда было возвращаться, поскольку свои страны мы проворонили, потеряли…

- Ладно! - утешил меня француз.- Я не хочу копаться в твоей биографии. Да и тот итальяшка к тебе приставать не будет. Он утонул в озере Альберта… Несчастный случай… Он плыл тогда рядом с ван Деертом. Я потом видел, как сам майор Мюллер похлопал голландца по плечу…- Буассар помолчал и вновь начал нудить: - А вообще макаронник мне многое рассказал. Об усташах, например… Человек, который основал вашу партию… Как его?.. Ох, эти славянские имена!.. Ах, да! Анте Павелич!.. Так вот, этот Анте Павелич был крут на руку!.. Ван Деерту его проказы пришлись бы по душе!

- Если бы Гитлер не проиграл свою войну,- разозлился я,- мы бы не шлялись по черным Конго. Проиграли все, кто поставил на Гитлера, не я один… Но я хоть жив, и поэтому ищу возможности всплыть снова… Забудь, что я усташ! Принимай это всего лишь за кличку!.. Настоящие усташи не бродят по Африке. Они готовятся к возвращению не здесь. И они - это Хефер, Илич, Любурич, Вранчич, Ровер. Они готовятся и верят, что все можно повернуть… А я не верю. Я сам по себе! Мне нужны только деньги!

Я, правда, так думал. В мои годы не тешат себя иллюзиями.

- Бабинга! - заорал я.- Принеси пива!

Буассар вскрыл ножом принесенные негрилем жестянки, и мы молча выпили. А потом стали говорить о работе. Без патетики, не упирая на то, что мы - малиновые береты, синие гуси, рейнджеры и, как там еще? - ах да! - белые великаны!.. И совсем было успокоились, как вдруг в невидимом, закрытом непроницаемыми зарослями небе раздался далекий гул, перешедший во все нарастающий свист, и мы невольно привстали, пытаясь понять, чей это самолет выпевает свою последнюю лебединую песню… А потом грохнул взрыв. Эхо долго, раскатами, пробивалось к нам сквозь глухое одеяло джунглей.

- Кто-то из верхних,- заметил француз.- Я никогда им не завидовал.

Но я не слышал Буассара. Меня поразил Ящик, пулей вылетевший из своей палатки. На его плоском сером лице был написан настоящий ужас… «Трус! - решил я.- Что с того, что он умеет владеть своим пулеметом? Все равно - трус!»

- В машину! - рявкнул, выскакивая из палатки, капрал.

Исполнительность - это тоже входит в нашу работу.

Через пять минут все мы, кроме Ящика, оставшегося с бабингой в лагере, сидели в «джипе». Припоздавший голландец толкнул Буассара, и тот выругался.

«Джип» прыгал по слоновьей тропе, а мы вслух гадали - получим что-либо от этой вылазки или нет?.. Спасти пилота - за это полагалась неплохая премия… Ну, а если там только трупы, всегда найдется что-ни-будь в их карманах… В этих делах мы разбирались. В конце концов, не делятся друг с другом только живые. А вот мертвецы с живыми всегда готовы поделиться по-братски…