«Ветер» бушевал всю ночь, но ничто в цирке не изменилось. Я убедился в этом, сравнив свежие фотографии со сделанными вчера… Странный ветер,- его поведение нас насторожило, и в маршрут мы отправились готовые к любым неожиданностям. Автоматы оставленного в ущелье танка в любой момент могли прийти к нам на помощь.
В район покрытых «инеем» холмов мы не пошли, выбрали для осмотра ближайшие к нам овальные соты.
Свет фонарей отражался от их отшлифованных временем базальтовых стен, ноги тонули в толстом слое тяжелой пыли.
Камень и пыль. Пыль и камень… Я разочарованно выпрямился:
- Даг!
Конвей не откликнулся. Как стоял над узкой расщелиной, так и стоял - напряженный, отсутствующий.
- Что у тебя, Даг?
- Гомер,- наконец откликнулся он,- я, кажется, нашел автотрофа.
- Кого? - переспросил я.
- Автотрофа… И он поет… Как сирена!
Удивленный, я приблизился.
Невзрачный пучок плоских листьев, покрытых плотной щетиной металлически поблескивающих ресниц, вяло занимал часть расщелины. Но стоило Конвею приблизиться, вялые листья приподнялись, расходясь в стороны, как пластины электроскопа.
- Что ж, Даг,- не без зависти сказал я,- ты и впрямь нашел что-то… Но при чем тут сирены и пение?
- Ты не слышишь?.. Моя сирена поет!
- Поет?
- Наклонись!..
Я выполнил просьбу Дага.
Низкий, едва различимый шум, будто под нами работал крошечный трансформатор, исходил из расщелины.
- Твоя сирена, Даг, кажется, прикреплена к камню, но не советую приближаться к ней. Уж очень странно ее появление на необитаемой планете… И еще, Даг,- ни сегодня, ни завтра ты не прикоснешься к ней. Не прикоснешься, пока мы не выясним - что это?
Конвей вздохнул, но отодвинулся от расщелины. Сирена, приподнявшаяся над ее краем, была нам видна. Даг так описал ее позже:
«Сирена Летящей, кустистая. Стебли прямые или слабо изогнутые, часто стелющиеся по камню. Диаметр стеблей - от трех до семи дюймов, сообщаются друг с другом через соединительные трубки, расстояние между которыми редко превышает двадцать пять сантиметров. Днища воронкообразные, размеры варьируют… Я назвал автотрофов Ноос сиренами из-за и способности издавать шум, отдаленно напоминающий пение…»
Конвей был прав - сирена умела петь.
Низкий шум, такой неясный вначале, вырос - тревожный, глухой, отчетливый.
- «Ветер»! - вскрикнул я, и, вспомнив прошедшую ночь, Конвей согласно кивнул.
Сирена пела.
Ни один лист ее не дрогнул, ни одна ресничка не изменила положения, но «голос», имитирующий ураганные порывы, звучал вовсю. И, как ни странно, в этом, и правда, можно было уловить определенную мелодию, растянутую и смазанную, как с валика доисторического фонографа.
- Как она это делает?
- Некорректный подход,- усмехнулся биолог.- На Земле можно увидеть вещи не менее удивительные: акустические и электрические органы у рыб, термические у змей, ультразвуковые у молей, летучих мышей и дельфинов. У насекомых, Гомер, чувствительность осязания, например, достигает порога молекулярных колебаний, а человеческий глаз реагирует на отдельные кванты света… Как - вопрос второй.
- Что же главное?
- Зачем сирена поет?
- У нее есть враги на Ноос,- сказал я.- Она их отпугивает. Или привлекает, чтобы пожрать!
- Вот как? Тогда укажи, где они - эти враги или друзья? Ты встречал что-нибудь живое на Ноос?
- А ты слышал о планетах, население которых состояло бы лишь из одного уродливого куста?.. «Гулливер» не сумел обнаружить жизни, наши анализаторы тоже не нашли ничего подобного, тем не менее - сирена перед нами. Или это не жизнь?