Шагах в ста от меня скачками прошли на каменную гриву тибетские волки. Я видел, как долго они маячили на фоне утреннего неба, -упорные и молчаливые.
И одно за другим открывались передо мной маленькие чуда: то крошечные каменные грибы, с которых свешивались осиные гнезда, то изящные аметистово-голубые примулы с желтыми пятнышками посредине, то гнезда зеленых мхов…
Горные цепи и отдельные пики окружали меня, а совсем близко - казалось, я могу добросить до нее камнем - возвышалась вертикальная стена льдов - родина йети. Подножие стены было усыпано фирном, ноги вязли в нем, как в трясине, но я полз и полз по поросшим инеем камням, пока, наконец, не выбрался к озеру.
Я ожидал, что берега озера будут оголены ночной метелью, но нет - они успели обрасти свежими снежными козырьками, а воду у кромки прихватило корочкой льда.
После недолгих поисков я наткнулся на смерзшуюся палатку. Она была пуста, и нигде я не обнаружил ни трупа йети, ни его следов.
Шероховатая поверхность камней обжигала пальцы, снег алмазно искрился, и, обдуваемый ветром, я думал о последней возможности - убить йети.
Но мог ли я взять на себя такую ответственность?
Я шел, думал об убийстве, и страна льдов, не уставая, открывала передо мной все новые и новые пространства, холодные и пустые.
Нет, сказал я себе. Кем бы ни был йети, он должен быть изучен именно здесь…
Но, думая так, я помнил о пистолете.
Не было ни следа нигде. Сама судьба оберегала меня от убийства. И напрасно с жадностью и боязнью я всматривался в цирки и кулуары, в гребни ледяных и каменных стен, умоляя всех будд дать мне еще одну, последнюю, возможность увидеть хотя бы издали согбенный силуэт йети…
Ледяной мир молчал.