Корабль поколений

Глава 124

2736 год, межзвездное пространство,

расстояние от Солнца примерно 3.91 св. года,

борт звездолета «Красная стрела»,

с момента старта прошло 125 лет

В наблюдательной комнате, погруженной в таинственный полумрак, Аиша застыла в ожидании. Глаза её, словно два ловца снов, стремились в хороводе циклично проносящихся мимо звезд поймать звезду Альфа Центавра. И вот, наконец, среди россыпи небесных бриллиантов, она заметила их — две сияющие точки, расположенные так близко друг к другу, что казались диковинным двойным светилом. Их необыкновенная яркость ослепляла, словно приветствие из другого мира. Аиша знала, что в этой звездной семье есть и третья сестра — Проксима Центавра, красный карлик, чье тусклое мерцание пока еще едва различимо на фоне других, более ярких звёзд. Но девушка не сдавалась. Каждый раз, когда звездолет поворачивался к Альфе Центавра своим «лицом», она вновь и вновь всматривалась в окрестности блистательной двойной звезды, надеясь разглядеть ту самую, едва тлеющую, красненькую Проксиму Центавра. В этом поиске было что-то большее, чем просто увлечение астрономией: это было предвкушение встречи с неизведанным, стремление коснуться тайны, скрытой за триллионами километров пустоты.

Аиша вспомнила о дневниках Сновидца. Несмотря на предостережения брата, родителей и друзей, упорно советовавших не читать этих странных текстов, девушка вновь и вновь искала в дневниках что-то похожее на свои ощущения, вызванная раскиданной по пространству темной материей, через которую то и дело пролетал звездолет. Временами Аише казалось, что ее сны как-то связаны с обнаруженными на планете b кристаллорастениями.

Нейрочип послал сигнал вызова.

— Да, Андромеда Сирусовна, иду, — сказала девушка возникшей перед ней голограмме главного ксенопсихолога.

В комнате для совещаний уже собралась вся команда: математик Вадим Петрович, осунувшийся и явно не выспавшийся; доктор Линь, биолог, с неизменной улыбкой, скрывающей, как правило, неудовольствие; и, конечно, сама Андромеда Сириусовна, обычно добрая и улыбчивая, когда вела уроки ксенопсихологии в детских группах, но сейчас строгая и сосредоточенная.

— И так, — сказала Андромеда, — приступим к нашему мозгоштурму. Как вы уже знаете, за последние восемь лет мы предприняли уже более сотни попытоквступить в контакт с аборигенами Проксимы Центавра b. И все безрезультатно. Мы пробовали и радиосвязь на различных частотах, и световое излучение, и даже пробовали кодировать сигналы, модулируя радиацию, сходную с излучением их красного карлика. Мы даже меняли способ кодирования информации. Результат нулевой — нам так и не ответили. Слушаю ваши идеи, товарищи.

— Я полагаю, на Проксиоме Центавра b нет разумных существ, — заявил доктор Линь.

Воцарилась напряженная тишина. Андромеда Сириусовна прищурилась, глядя на биолога.

— Доктор Линь, это идет вразрез с фактами. Кристаллорастения способны синтезировать сложные химические соединения, разрушающие металлы.

— Это еще не говорит о наличии разума. Земные растения тоже способны выделять вещества, отпугивающие насекомых-вредителей. А уж в организме животных осуществляется вообще очень сложный синтез. В том числе и не разумных. Поэтому я предлагаю рассмотреть альтернативную гипотезу: на Проксиме Центавра b существуют существа, имеющие мощный защитный панцирь, который может разрушить только агрессивная среда, такая, что уничтожила нашего робота.

— Я вас услышала. У кого есть иные предложения?

Вадим Петрович вздохнул, потер виски и откашлялся.

— Я предлагаю изменить подход к кодированию информации, — сказал он, — Мы все время пытались транслировать математические последовательности, геометрические фигуры, пиктограммы… Может быть, они просто не понимают наш язык.

— И что вы предлагаете, Вадим Петрович? Петь им серенады? — съязвил Линь.

— Нет, не серенады, — ответил Вадим Петрович, стараясь не обращать внимания на колкость доктора Линя. — Я предлагаю использовать хаос.

Андромеда Сириусовна подняла брови.

— Хаос? Поясните.

— Мы все время пытаемся навести порядок в передаваемой информации, сделать ее максимально четкой и понятной. Но, может быть, они воспринимают мир совершенно иначе. Может быть, они лучше понимают случайные, непредсказуемые последовательности. Вспомните музыку. Она состоит из нот, которые можно описать математически, но ее смысл не в строгой последовательности, а в эмоциях, которые она вызывает.

— И что вы предлагаете? Транслировать им случайные шумы? — спросил Линь с иронией.

— Нет, не совсем, — ответил Вадим Петрович. — Я предлагаю использовать фракталы.

— Фракталы? — переспросила Андромеда Сириусовна.

— Да. Фракталы — это самоподобные структуры, которые повторяются в разных масштабах. Они встречаются в природе повсюду: в форме облаков, в строении деревьев, в очертаниях береговой линии. Может быть, они воспринимают мир как огромный фрактал, и тогда мы должны общаться с ними на их языке.

Андромеда удивленно покачала головой.

— Смелая идея. Но… боюсь, неосуществимая. Как вы вообще это себе представляете: кодировать сообщение через фракталы?

— Вообще-то в его идее есть здравое зерно, — вмешалась Аиша, — я читала лекцию профессора Лебермана. Он утверждает, что «мы слишком увлеклись поиском себя во Вселенной», и действительно рискуем упустить возможность контакта с иным разумом, когда встретимся с ним. То есть, мы можем просто не признать в нем разума. Как и он в нас, собственно говоря.

— Леберман был идеалист. В последние годы жизни его посещали весьма странные идеи… в том числе и религиозные.

— А вот у меня другие сведения, — сказал Вадим, — современники Льва Лебермана утверждали, что он обладал критическим мышлением и всегда строго следовал научному методу. И даже к своим смелым идеям о «разуме Вселенной» относился весьма скептически. Иными словами, он был настоящий ученый.

— Тем не менее, то, что он выдвигал странные гипотезы, это факт! — твердо проговорила Андромеда.

— То, что мы, используя нашу методику контакта, пока не добились никаких результатов, тоже факт! — парировала Аиша.

— Значит, нужно изменить методику.

— Вадим Петрович это и предлагает.

— Но… самая идея… она звучит… дико!

— Тем не менее. У нас мозговой штурм. Мы должны выслушать все идеи, в том числе и те, что кажутся нам бредом.

— Хорошо. Вадим Петрович, продолжайте.

— Мы можем использовать алгоритм Мандельброта, — ответил тот. — Он создает бесконечно сложные фрактальные структуры на основе простых математических формул. Мы можем модулировать параметры этого алгоритма, чтобы передавать различные сообщения.

— И что мы им скажем? — спросил Линь, все еще скептически настроенный. — «Привет, мы с Земли. Вот вам кусок хаоса»?

— Мы можем передать им информацию о себе, — ответил Вадим Петрович. — О нашей планете, о нашей цивилизации, о наших чувствах. Мы можем создать фрактальную карту Земли, фрактальное изображение человеческого лица, фрактальное представление наших эмоций.

— Звучит… странно, — сказала Андромеда Сириусовна. — Но, возможно, в этом что-то есть. Доктор Линь, что вы думаете?

Линь пожал плечами

— Я по-прежнему считаю, что на Проксиме b нет разумной жизни. Но, если мы хотим продолжать попытки контакта, то почему бы не попробовать что-нибудь новое? В конце концов, хуже уже не будет.

— Да, хуже не будет, — вздохнула Андромеда, — если не считать, что мы снова потратим энергию. Тем не менее… Если наши методы не работают, мне больше ничего не остается, что как попробовать «бред»… Вадим Петрович, сколько времени вам потребуется, чтобы разработать этот ваш «фрактальный протокол»?

— Именно для «фрактального протокола», думаю, одного года мне хватит. Но… у меня есть и другие идеи. Что, если инопланетяне используют… другую математику? Не другую систему счисления, а именно другую математику.

— Поясните, не поняла вас.

— Вот смотрите. Что вообще такое «математика»? Это, по сути, просто набор абстракций, при помощи которого мы моделируем окружающий мир. Возьмем такие понятия, как «один», «два», «три». В природе нет никаких «один, два, три». Это число человеческая придумка, чтобы считать предметы. Потому что умение считать сильно облегчает нам жизнь. Но арифметика — это только начало. Затем мы придумали обозначать числа буквами и, таким образом, изобрели алгебру. Но и это еще не все. Мы изобрели новые абстракции, такие как вектора, матрицы, дифференциалы, интегралы. Да и алгебра тоже не одна. Есть еще, например, булева алгебра. Да и вообще, можно, при желании, придумать сколько угодно новых алгебр. Так вот. А что если у инопланетян способ мышления отличается от нашего, и они изобрели… какой-то другой математический аппарат. Кардинально отличающийся от нашего.

— И вы думаете, что на другом математическом аппарате они могли построить высокоразвитую техническую цивилизацию?

— Почему нет? Насколько я знаю, никто даже не пытался моделировать данную ситуацию. Кроме того, что значит «высокоразвитую техническую цивилизацию»? Пока мы вообще не видим здесь никакой высокоразвитой цивилизации, кроме «плюющихся ядом» кристаллов. Так что, возможно, их разум имеет… альтернативную природу. И они используют… альтернативную математику.

— Альтернативная математика — это когда 2+2=5? — усмехнулся Линь.

— Нет. Я только что говорил о том, что может быть различная алгебра.

— Булева алгебра — это логично. У нее есть практическое применение. Но если я изобрету какие-нибудь хитрые абстракции, для которых не будет практического применения, это будет пустая трата времени.

— Насчет практического применения… Одну и ту же задачу можно решить разными способами. В частности, расчет движения небесных тел относительно успешно решала и Птолемеевская модель, хотя она и была неверной.

— Использование неэффективных моделей и способов решение говорит только об отсутствии разума у тех, кто их использует, — Андромеда сказала, как отрезала, — поэтому, мы не будем проверять заведомо неверные гипотезы. Остановимся на фракталах. Если честно, мне не просто будет убедить командира даже в том, что эта идея достойна рассмотрения. Но, если и это не даст результата, то откажемся от предположения, что на Проксиоме Центавра b есть какая-то цивилизация. На этом совещание закончено.