Боги великой пустоты. Книга 2. Безумие (СИ)

Глава 39 Ардван VII

Люди покойных баронов Рамбрехта и Балдреда покинули войсковой стан, и теперь у Ардвана осталось совсем мало бойцов. Каждый день умирали раненые, слуги забирали тела своих сеньоров и уезжали домой. Лагерь пустел. У других лордов ситуация была не лучше. Могучая королевская армия таяла на глазах, обозы нескончаемой траурной процессией тянулись прочь от гиблого холма и от гниющего поля брани, источающего смерть. А подручные дастура Бахрама продолжали вдохновлять людей на священную войну и славные подвиги. Со дня на день армия должна была двинуться в путь к южным землям, которые по заверениям проповедников уже отданы Всевидящим в руки короля и церкви.

Ардван же всё больше проводил времени наедине с собой. Каждый день, когда выдавалось свободные часы, он уезжал из лагеря и на берегу речушки, что текла в роще неподалёку, находил укромное место под сенью разлапых осин и предавался раздумьям, созерцая бегущий в неведомую даль поток. Сюда не долетал трупный ветер, как не долетали стоны раненых и жадное карканье ворон. Шелест ветвей, зелень высокой прибрежной травы и переливы журчащих вод, вплетаемые в многоголосицу птичьих трелей, приносили успокоение.

Ардван думал о многом: о долге, о словах пленного барона-еретика Бертрама, о собственной вере и выбранном пути. Граф устал, жизнь наваливалась на пожилого лорда бременем нескончаемой череды забот и потерь, давила глыбой тяжкого выбора, которую он не мог столкнуть с места. Хотелось покоя, хотелось уйти далеко-далеко от бед, суеты и невзгод и дожить остаток дней в беспечном, отстранённом от мирских забот безразличии.

У всех, кто вёл войско — короля, дастура Бахрама, герцог Фритландского — имелись свои интересы, ради которого и затевалась сей поход, Ардван же пытался отыскать каплю божественного проведения во всей этой кутерьме. Но не мог: здесь не было ничего священного, война нужна кому-то, но только не ему. Для Ардвана поход стал жертвой, принесённой на алтарь чужих амбиций — жертвой напрасной и невосполнимой. А Всевидящий носился бестелесным духом над бездной людских перипетий, до которых Ему, словно не было никакого дела. Он позволял жить всем: хошедарианцам, еретикам-гараитам, варварам-язычникам, позволял им воевать за Собственную персону, посмеиваясь над безумием нелюбимых детей, будто монарх, что ради забавы сталкивает лбами подданных, или зритель, смотрящий поединок на арене. Вот только на кого Он поставил? За какую сторону Он болел? А может, Он просто хотел почистить землю от зарвавшихся людишек, возомнивших себя носителями Его воли? Ардван давно не верил в Мировое Добро и Справедливость, он верил в силу, власть и долг. Но силы покидали его, во власти он усомнился, и долг перед королём имел всё меньше значения.

В этой войне Ардван терял всё: друзей, подданных, даже собственный замок и землю, которая брошена на разграбление и поругание мятежников, серомордых и Враг знает, кого ещё. Полторы дюжины оставшихся с ним бойцов не могли ничего сделать против вражьих полчищ, и Ардван понимал: скоро некуда будет возвращаться, а может быть — уже некуда.

Сегодня он, как обычно, сидел в высокой прибрежной траве и размышлял, глядя на бегущий водный поток. Думал о бароне Бертраме и его последних словах. Бертраму повезло, он не предал собственную веру и, в то же время, не опозорил свой род: он умер вчера вечером. Умер от травм — предчувствие не обмануло его. Всевидящий избавил этого славного воина от тяжкого выбора. А вот других Господь обошёл Своим милосердием: каждый день проходили казни, где коленопреклонённых, не пожелавших отречься от ереси, изгоняли от очей Всевидящего, а потом вешали.

Ардван так глубоко ушёл в раздумья, что не сразу услышал за спиной шум листвы и хруст веток под ногами. Обернулся. Рядом стоял тот самый юноша, которого он видел в шатре Его Величества. «Что ему здесь надо?» — напрягся Ардван. Появление королевского приближённого ничего хорошего не сулило.

— Приветствую, — сказал юноша.

Ардван поздоровался в ответ.

— Здесь хорошее место, чтобы обрести душевный покой, — произнёс юноша, и граф отметил про себя странный тон молодого человека, почти лишённый интонации.

— Пожалуй, — согласился Ардван. — Мне нравится здесь. Хорошо думается.

Юноша подошёл ближе и, присев рядом, уставился в воду.

— В мыслях нет прока, — произнёс он, — от них только проблемы.

— Порой и правда так кажется. А ты, если не ошибаюсь, Монтан — новый лекарь в свите Его Величества?

Юноша кивнул.

— Много наслышан о тебе, — произнёс Ардван, — и твою… э… свиту.

— Они мои друзья. Их презирают даже простые солдаты, но это не имеет никакого значения.

— Да, многие осуждают.

Юноша посмотрел на графа, и тому стало неуютно от пристального пустого взгляда.

— А ты осуждаешь?

— Это… скажем так, то весьма необычно, — Ардван старался выражаться деликатно: каким бы странным юноша ни был, он — приближённый короля.

— Можешь не изображать вежливость, я знаю, как ко мне относятся, и мне всё равно, — внимание молодого целителя снова поглотила река.

Закрались подозрения. Юноша пришёл неспроста. Ардван изучающе глядел на молодого человека, гадая, чего тот пытается выведать.

— Хорошо, как скажешь. Зачем ты здесь? — в лоб спросил граф.

— Стало интересно. Ты — единственный человек, который бродит в раздумьях, а не развлекается в лагере.

— Это — грех?

— Не знаю. Всякое может быть. Ваши мобады очень странные, они объявляют грехом многое.

— Да неужели? — Ардван усмехнулся.

Казалось, юноша стремился вывести собеседника на опасные разговоры и вытянуть все тайные помыслы. Апологеты уже пытались подобраться к Ардвану — не вышло. А теперь подослали парнишку, который загадочными речами туманит разум, заставляя сболтнуть лишнее? Граф скривился в ухмылке: «Не дождутся».

— Сам-то откуда? — спросил он. — И как умудрился втереться в доверие к королю? Ты же обычный бродячий лекарь.

— Длинная история, — сказал Монтан, — я из замка. Из замка, что на севере, на краю мира. Я долго шёл по западному побережью, пока не оказался в Нэосе. И там мне велели пойти убить вашего короля. И вот я тут.

— И? Ты его собираешься убить? — Ардван удивлённо вскинул брови.

— Уже нет. Это пустое: войны, убийства… Я могу убить любого, но, живя среди людей, я вдруг начал чувствовать радость от того, что помогаю им.

— Что ж, разумно. Все устали от смертей. Но всё же мудрено, как Железноликий столь скоро приблизил тебя к своей персоне, а дастур при этом и слова не сказал. Верно, ты всё же необычный человек.

— Год назад я даже не считал себя человеком. Не думал, что вы и я столь похожи. Сейчас — почти самый обычный. А король… У него не было выбора. Он слаб. Его приближённые слабы, а порой ещё и глупы, как дастур Бахрам.

— Считаешь дастура глупым? Не советовал бы вести такие речи, парень.

— И не его одного: весь поход — глупая, нелепая затея. Кругом столько потерь, боли и страданий! Не понимаю, зачем? Кому-то доказать истинность своей веры? Захватить клочок земли, который всё равно скоро обратится в серую пустошь? Глупо и мелочно. И ради этого проливается столько крови, творится столько несправедливости. Когда я попал в человеческое общество, оно мне показалось нелепым и абсурдным, когда же я ощутил сострадание, в полной мере осознал, сколь ужасен мир. Для чего ты живёшь? Для чего я живу? Прежде я не ценил жизнь, но когда пришлось умереть, понял, что не хочу с ней расставаться. Уверен, другие тоже не хотят. Но дохнут ни за грош. Пытаюсь лечить раненых, но их слишком много, а силы — на исходе, я прирос к земле, стал одним из вас — слабым, немощным.

— Ну а как же вера? — ехидная улыбка играла на лице Ардвана. — Мы воюем, чтобы искоренить ересь, разве нет? Разве это не достойная цель? А как же верность сеньору?

— Ты сам не веришь в то, что говоришь, — произнёс Монтан, и в памяти графа тут же всплыли слова молодого барона Рамбрехта в последней беседе. Ардван перестал ухмыляться, лицо его помрачнело от нахлынувших эмоций. «Они оба правы», — шептал внутренний голос.

— Не рассуждай о том, чего не знаешь, — сухо ответил Ардван, как и тогда.

— Вижу, ты не доверяешь мне. Понимаю: среди людей доверие чревато плохими последствиями.

— Хоть что-то ты уразумел. А ещё плохими последствиями чревата лишняя болтовня. Пусть ты приближённый Железноликого, поверь, это не спасёт от суда апологетов.

— Знаешь, почему я здесь? — спросил юноша. — Мне кажется, тебе нужна помощь.

— Помощь многим нужна.

— И тем не менее, только ты сидишь у реки, не находя мира в душе. Тебе эта война не нужна. Мне — тоже. Хочу уйти, но не знаю куда. Хочу туда, где тишина и покой. У меня есть женщина, которую я люблю, но вернуться к ней не могу. А значит, следует уехать подальше и забыть о ней. Человеческие чувства не приносят счастья — только бередят сознание. Я больше года странствую по землям разных народов и многое повидал. Кажется, с меня хватит.

Сердце Ардвана забилось сильнее, юноша будто читал его мысли, будто заглянул в глубины истерзанной души, нащупал там самые потаённые желания и вытащил их на свет.

— Допустим, мне нужна помощь, — тихо проговорил Ардван, — и это по твоей специальности. Вот только все прежние лекари оказались бессильны. Мой сын с рождения поражён страшной болезнью, его тело искривлено и плохо слушается головы, он не может даже есть без помощи слуг. А он — мой единственный наследник.

Молодой целитель задумался, а потом сказал:

— Судя по твоим словам, у него выборочный паралич. Это не самое сложное, что я лечил.

— Уверен, что справишься с недугом?

— Раньше справился бы. Сейчас — не знаю. Надо пробовать.

— И ты готов ехать со мной на север?

— Верно. Собирай людей, отправляемся сегодня же.

— Ты слишком поспешен, юноша. Да и не могу я нарушить клятву.

Монтан встал:

— Ты сам знаешь, что по-настоящему важно, а что продиктовано нелепыми обычаями и страхами. Долго ждать не стану: я отправляюсь в путь сегодня вечером. Если желаешь поехать со мной, придётся поторопиться.

— Ты просто не оставляешь мне выбора.

— Я даю тебе его.

Ардван знал, что этот юноша поставил на ноги тяжело раненного короля. Разные слухи ходили о необычных способностях молодого целителя, который лечил даже тогда, когда все прочие врачи оказывались бессильны. Хрупкая надежда родилась в душе и в мгновение ока овладела разумом пожилого лорда, не оставляя места ни для чего другого.

— Хорошо, — Ардван поднялся с земли. — Едем.

***

Сумерки опустились на землю. В лагере царила суматоха. Солдаты и слуги суетились, получив внезапный приказ сворачивать палатки. Жалкие остатки войска Ардвана готовились возвращаться домой. Но собирался не только Ардван: узнав о готовящемся отъезде, в шатёр к нему явились граф Снорри Белый и раненый в ногу граф Рагенбьёрн и сообщили о намерении покинуть королевское войско.

— Родственникам стоит держаться вместе, — заявил Снорри. — Думаю, тебе понадобится помощь.

— Тоже желаешь нарушить клятву? — усмехнулся Ардван.

— Ни в коем случае. Просто одни клятвы сильнее других.

А вот Тунберт со своими шестью катафрактами наотрез отказался покидать короля. Ардван собственнолично пришёл в палатку барона, не смотря на неприязнь к нему, которая многократно усилилась в последнее время, и они долго беседовали.

— Ты ранен, барон, тебе следует ехать домой и лечиться, — настаивал граф.

— Я не могу покинуть войско, — качал головой Тунберт, — не могу.

— Оставь свои обиды, сейчас не время вспоминать мелкие раздоры. В конце концов, ты тоже поступил по-свински, когда наябедничал про меня апологетам. Похоже, мы квиты, разве нет?

— Не могу, Ваше Сиятельство. Обиды ни при чём — тут иное. Не желаю оказаться среди предателей, коих вешают на деревьях, и быть изгнанным от очей Всевидящего не хочу. Всё, что угодно, только не это.

«Эх барон, барон, ну ты же трус», — подумал Ардван, но вслух ничего не сказал, распрощался и ушёл заниматься приготовлениями.

У Ардвана осталось восемнадцать конных катафрактов и ещё шестеро пеших, которые потеряли лошадей в бою, а так же сотня наёмников и кнехтов. Раненых он уже отправил домой, но рассчитывал нагнать их в ближайшие дни. Зато у обоих Рёнгвальдов имелось почти триста коленопреклонённых и две тысячи воинов-простолюдинов. С их уходом королевское войско теряло значительную силу. Ардвану не хотелось идти с родственниками жены: большая толпа всегда движется медленнее, а он дорожил каждым днём. Да и не чувствовал Ардван себя с ними в безопасности. Но родственники есть родственник — отказать нельзя.

И вот обозы были погружены и готовы к отправке. Ардван и оба Рёнгвальда со своими коленопреклонёнными выехали с места стоянки и теперь в полном боевом облачении двигались через королевский лагерь. Рядом с графами скакал и Монтан на своей тощей кобылке, казавшейся жеребёнком на фоне могучих боевых коней. Уже давно стемнело, и только свет костров и факелов разгонял ночной мрак.

Путь графам преградило множество вооружённых до зубов всадников. В свете факелов поблёскивали шлемы и наконечники копий, а среди разноцветных сюрко различались белые одежды. «Монахи», — понял Ардван. Но были тут не только монахи, тут были и дружинник короля под зелёными знамёнами, и люди с гербами герцога Фритланского, и много кто ещё. Король и дастур Бахрам быстро прознали о предательстве и теперь вместе с несколькими сотнями катафрактов готовились разбить наголову Ардвана и двух Рёнгвальдов.

Оба отряда остановились друг напротив друга, выжидая.

— Похоже, грядёт ещё одно сражение. Последнее, — мрачно произнёс Ардван. — Я совершил ошибку.

— Похоже, кто-то донёс о нашем отъезде, — предположил Снорри, — скорее всего — ваш человек.

— Ерунда, король не слепой, а его подданные — подавно. Когда столько людей снимается с места, трудно не обратить внимание. У меня одного ещё были бы шансы. Но вывести незаметно две тысячи человек — нет. План с самого начала был обречён на провал.

— Обозы с ранеными идут из лагеря нескончаемой чередой, а с ними — катафракты и наёмники. Нас кто-то сдал, готов биться об заклад.

— Поздно рассуждать. Раз уж ввязались в заваруху, надо думать, как продать свои жизни подороже. При любом раскладе милости от апологетов ждать бессмысленно.

— Я всё улажу, — сказал Монтан.

— Молодой человек довольно самоуверен, — насмешливо заметил Снорри, — мы будем благодарны, если у тебя и правда это получится.

Катафракты короля расступились, и вперёд выехали Годрик, дастур Бахрам и герцог Фритландский. Позолоченная половина лица монарха зловеще блестела в свете факела. Ардван, Снорри и Монтан выдвинулись навстречу. На середине пути между двумя отрядами все шестеро остановились.

— Мои граф — произнёс Годрик, — я прознал о том, что вы без разрешения покидаете мою армию.

— Верно, Ваше Величество, мы должны ехать домой, — ответил Ардван.

— Но как же верность Господу и короне? Неужели клятвы значат для вас так мало?

— Прошу прощения, Ваше Величество, но есть и другие узы, связывающие меня. Я имею долг не только перед вами.

— И вы желаете, поставить свои личные интересы выше воли Всевидящего? — строго спросил Бахрам. На лице его читалось сдержанное негодование.

— Именно это я и собираюсь сделать, — спокойно ответил Ардван.

— Это — предательство, граф! — слова дастура резанули ножом.

Ардван понимал, что это конец и что сейчас начнётся схватка, но отступать было поздно:

— Мои люди погибли. Мои верные катафракты отправились домой, чтобы навсегда упокоиться в земле. Я тоже ухожу, ибо обязан быть с теми, за кого я отвечаю перед Всевидящим и кто страждет от руки захватчика. Больше не вижу смысла в этой войне. Называйте это, как хотите.

— И вы уводите моего человека? — король кивнул на Монтана.

— Наоборот, это я уговорил пойти этих людей со мной, — произнёс юноша. — И я — не твой человек, у меня свой путь — мы уже беседовали об этом.

— Себялюбивый юноша! — воскликнул Бахрам. — Говори с королём, как подобает. Твой долг — служить Его Величеству и Господу! Как и твой долг, граф Ардван. И поскольку вы преступили…

— У меня нет короля, — Монтан повысил голос, и Ардван удивился, насколько грозно зазвучали слова этого щуплого, невзрачного юнца. То был глас не подданного, но господина. — У меня нет Бога. И тебе никто не давал права разговаривать со мной таким тоном. Последний, кто решил, что может мной повелевать, умер в страшных мучениях, и боги не помогли ему.

Кони взволнованно заржали и забили копытами, словно при виде дикого зверя — боевые кони, обученные не бояться самих демонов, исходили тревогой.

— Что я слышу?! — дастур побагровел от злости. — Завтра же ты будешь казнён за свои слова!

— Не буду, убирайся прочь, — прежним спокойным голосом произнёс Монтан.

— Да как ты… — Бахрам не успел докончить фразу, глаза его остекленели, а тело обмякло. Он свалился с седла, да так и остался неподвижно лежать в пыли. А его лошадь в белой попоне испуганно заржала и пустилась наутёк.

Герцог Фритландский изумлённо смотрел на неподвижного дастура, король же хранил невозмутимый вид. Он лишь поджал губы и досадливо поморщился.

— Кто-то ещё будет противиться нашему отъезду? — Монтан окинул герцога и короля холодным, пустым взглядом.

Герцог Фритландский наклонился к королю и вполголоса спросил:

— Разрешите атаковать, Ваше Величество?

— Довольно! — Годрик жестом отстранил герцога. — Хватит бойни, — затем обратился к Монтан: — Что ж, я не стану тебе препятствовать. Я знаю, что твоя сила велика, и если начнётся драка, снова погибнут люди. Я устал видеть смерть. Все мы многое потеряли на этой войне. Так что ступайте с миром. Однако, жаль, что ты уходишь, Монтан. Вернёшься ли снова когда-нибудь?

— Не знаю, — ответил юноша. — Я много куда обещал вернуться.

— Что ж, да будет так, — Железноликий развернулся и поскакал обратно, за ним последовал герцог Фритландский. Слуги подбежали к телу Бахрама и оттащили с дороги. Королевское войско расступилось.

Монтан поехал вперёд, за ним двинулись Ардван, Снорри и Рагенбьёрн, потом — все остальные. А монахи и катафракты провожали взглядами уходящих. Кто-то молча ненавидел предателей, кто-то презирал, а кто-то даже завидовал им. Тут находились люди, которых Ардван хорошо знал, кто состоял с ним в родстве, с кем не раз сражался бок о бок, и те, кого видел впервые в жизни, но сейчас ему не было до них дела. Ардван покидал войско короля и чувствовал, что поступает правильно. Наконец, за многие месяцы в сердце пришли покой и умиротворение.

— Страшный ты человек, Монтан, — произнёс с усмешкой граф Снорри.

— Вы тоже страшные люди, — ответил юноша, — вы творите много злых и нелепых дел. А я лишь защищаю себя от вас.