Боги великой пустоты. Книга 2. Безумие (СИ)

Глава 31 Хадугаст VII

Хадугаст и сэр Ратхунд, который после смерти мажордома Хальдера был назначен управляющим, осматривали запасы продовольствия. Часть зернохранилищ за вторым рядом стен опустела, и сэр Ратхунд только качал головой, видя столь удручающую картину. Выйдя из последнего амбара, оба коленопреклонённых остановились в задумчивости. Слуги неподалёку грузили сено в телегу, а кнехт Вигант о глазел по сторонам, опершись на копьё в ожидании своего господина.

— Куда всё подевалось? — пожимал плечами Хадугаст. — Мы в осаде два месяца, а зерна уже нет.

— За нас с тобой только десять челдронов пшеницы отдали, — напомнил сэр Ратхунд, — а в замке много беженцев.

— Но с таким расходом и до зимы не протянем!

— Верно. Надо что-то предпринять.

— Дармоедов выгнать — вот что надо!

— Это мы с тобой и должны решить, сэр Хадугаст: сколько людей оставить, сколько выпроводить за ворота. Я прикину кое-что, а вечером за трапезой обсудим.

Хадугаст подозвал кнехта и направился вместе с ним к Холодной башне. Проходя через ворота, ведущие во внутренний двор, он с неприязнью покосился на висящие над входом тела. Лаутрату и его монахам, взятым в плен при штурме башни, досталась нелёгкая доля: они в полной мере поплатились за то, что сотворили с дастуром Фраваком, которого так любили все обитатели замка. Теперь тела незадачливых монахов-воинов стращали местных, наглядно демонстрируя то, какая судьба ожидает предателей. Бордовое мясо с клочками кожи, которую заживо снимали с этих людей, давно протухло, и Хадугаст подумал, что уже стоит снять мертвецов и скинуть в обрыв.

С недавних пор Хадугаст поселился в маршальских покоях на втором этаже холодной башни. Хотел было занять комнату графа, но Берхильда не позволила.

— Не забывай, люди ждут возвращения Ардвана. Что подумают, если ты будешь корчить из себя лорда? Мы и так слишком часто вместе проводим ночи, совсем перестали остерегаться. А ведь в замке — шпионы Ардвана, и кто знает, какие распоряжения он отдал пред отъездом?

Хадугаст понимал это. Он всё чаще вспоминал о загадочной записке, полученной перед началом осады. А ещё в голове постоянно звучали слова Нитхарда, произнесённых в день штурма башни Лаутрата. Ардван знал о тайной игре, которую ведут его брат и супруга, знал о предательстве. Хадугаст нашёл среди солдат нескольких надёжных человек и приказал им день и ночь охранять свои покои, а когда выходил за пределы комнаты, не отпускал ни на шаг Виганта. Слуга же, который подавал Хадугасту еду и напитки, теперь предварительно пробовал их, что вызывало удивление у обитателей замка. На них новый маршал смотрел с подозрением, от каждого ожидая удара в спину, ведь он до сих пор не выяснил, кто шпион Ардвана. Мысли о том, что кто-то намеревается его убить, не давала Хадугасту покоя ни днём, ни ночью, и перед сном он подолгу ворочался, не в силах заснуть. Много вина требовалось, чтобы забыться.

Ночи коленопреклонённый теперь коротал в одиночестве. Берхильда теперь редко наведывалась в гости, стараясь не давать подданным повода для сплетен и догадок. Разумеется, о том, что Хадугаст с графиней были любовниками, давно знал весь замок. Чего стоило опасаться, так это подозрений в заговоре против Ардвана, ведь на людях Берхильда действовала от имени графа и уверяла всех в непоколебимой преданности своему лорду и мужу. И Хадугаст терпел. Он бы с радостью послал за предыдущей любовницей-простолюдинкой, вот только Берхильда оказывалась в курсе каждого его шага, а потому не стоило портить отношения, с таким трудом налаженные после ссоры. Теперь Хадугаста ждали большие перспективы, ведь по заверениям Берхильды Ардван из похода вернуться не должен.

Но ещё более серьёзную проблему представляли осаждающие. На штурм они идти не торопились, а в последние дни так и вообще притихли и даже на стенах не показывались, но Хадугаст-то знал, что мятежники готовят некий хитрый план, выматывая защитников тягучим, как сопля, ожиданием. Но требушеты били постоянно. В половине случаев снаряды не долетали до цели, но противник продолжал лупить с тупым упорством. Замковые требушеты, расположенные выше городской стены, швыряли камни дальше и точнее, но часто стрелять не могли: запасы снарядов были не бесконечны, а потому отвечали лишь изредка, когда противник слишком близко подкатывал орудия. И такая канитель продолжалась уже очень и очень долго.

Поднимаясь по лестнице, ведущей ко входу Холодной башни, Хадугаст услышал разговор двух слуг во дворе. Те не заметили, что рядом кто-то есть, и спокойно болтали меж собой.

— Того и гляди, пойдут на приступ, — говорил молодой помощник повара.

— Да уж наверняка. Если явятся, всех зашибут, — отвечал другой, постарше; Хадугаст не узнал его голоса.

— А может, сжалятся? Говорят, в городе почти никого не тронули, даже грабежей, говорят, не было.

— Ага, надейся. Город сам сдался, а лорды наши не сдадутся. Вот нас вместе с ними и порешат. Разбираться не станут.

— А может, и не возьмут, — рассуждал молодой человек. — Мы вона как высоко. Попробуй, долезь. По этой горе никакая армия не взберётся.

— Надейся. Разве не слышал про дракона? Вот напустят на нас тёмные это чудище, и всё — хана.

— Ты в это веришь? А я чёй-то никакого дракона пока не видал. Сказки! Коли был бы у них дракон, то уже давно камня на камне от Нортбриджа не осталось бы.

— Кто знает, вот прилетит, и хана, — не унимался второй. — Чует сердце, беда близко. Не зря тогда мертвец к нам приходил. Просто так они не приходят. Горе, значит, явится следом.

У Хадугаст и так было скверно на душе, а от подслушанного разговора стало ещё гаже. И если б только эти болтали! Так нет же, все слуги талдычили о том, как всё плохо, и какие беды ждут впереди. Да и не мудрено: стоило подняться на стену и взглянуть на окрестности, как упаднические мысли сами настойчиво закрадывались в душу

— Ты-то, Резаный, поди, тоже думаешь, что хана нам? — Хадугаст недовольно покосился на сопровождавшего его Виганта, когда они вошли в затхлый коридор, едва освещённый масляной лампой.

— Что будет — то будет, — равнодушно пожал плечами кнехт, не отличавшийся словоохотливостью.

На винтовой лестнице Хадугаст нос к носу столкнулся с Нитхардом, который вместе со слугой Алдом спускался вниз. Ноги мальчика едва нащупывали пороги, и старый слуга придерживал юного наследника. Хадгаст кивнул в знак приветствия и хотел пройти мимо. Нитхард боязливо покосился на Виганта — мальчик заметно нервничал при виде этого солдата с изрезанным в клочья лицом — а потом окликнул маршала:

— Сэр Хадугаст, — правый зрачок наследника, как всегда, задёргался и устремился к потолку, — почему вы держите сэра Тедгара взаперти?

«Этого только не хватало», — недовольно подумал Хадугаст.

— Сэр Тедгар — предатель, — ответил он, — сам знаешь.

— Неправда! — в голосе Нитхарда послышались властные нотки, так свойственные его отцу, и Хадугаст подумал, что следует поскорее отправить парня в монастырь, пока он не начал строить из себя лорда.

— Он предатель, — сухо повторил Хадугаст, — и довольно об этом. Мы уже всё с тобой обсудили.

— Вы должны отпустить сэра Тедгара, — настаивал Нитхард, — даже если он поступил плохо, то лишь по незнанию. Я поговорю с ним.

Хадугаст насупился, но раздражение сдержал, ведь перед ним стоял пока ещё законный наследник титула:

— Не стоит этого делать, парень, ты ничем не поможешь. Человек, который не слушает голос рассудка, никого другого подавно слушать не станет. А вообще, с такими вопросами обращайся к матери. Меня ждут дела.

Нитхард хотел сказать ещё что-то, но Хадугаст и Вигант уже поднимались дальше, отсчитывая тяжёлыми шагами крутые пороги.

В покоях маршала даже в жаркие дни было прохладно. Толстые стены не пропускали уличное тепло, а узкие окошки едва позволяли лучам солнца ненадолго пробиться в каменную обитель. Выпив вина, Хадугаст принялся бродить взад-вперёд и рассуждать сам с собой. Навалилась тревога, противно сдавлив грудь стальным обручем — тревога, пусть не беспричинная, но крайне несвоевременная. Она засела внутри и никак не желала уходить. Хадугаст опрокидывал кубок за кубком, а она сидела и злобно скалила зубы, терзая душу и разум. Вино не помогало, хотя когда-то оно было в состоянии прогнать гнетущие мысли. Хадугаст почувствовал, что должен выговориться, иначе голова его лопнет от переизбытка бесполезной суеты, пожирающей рассудок.

Оставив Виганта охранять комнату, он пошёл бродить по замку. Первым делом отправился в покои Берхильды. Хотел увидеть возлюбленную, но Служанка сообщила, что госпожа на кухне, и Хадугаст поплёлся туда. Оказалось, Берхильда наблюдала за готовкой, желая не допустить перерасхода продуктов. Последние дни она то сидела, запершись, в покоях, то бегала по замку в делах и заботах, стараясь за всем уследить и устраивая подданным нагоняй за любую оплошность.

— Что тебе, сэр Хадугаст? — спросила она, когда тот вошёл на кухню.

— Всё суетишься? — усмехнулся коленопреклонённый. — И чего тебе неймётся? Поговорить хотел. Только давай не здесь.

Они вышли на каменную галерею, соединявшую кухню и трапезную.

— Ну? Что за дело? — Берхильда выглядела раздражённой и уставшей.

— Увидеться, — сказал Хадугаст, — разве нельзя? Я, может, соскучился. Мы не были вместе уже много дней.

Берхильда поджала губы.

— Некогда мне, — отрезала она. — Не видишь, эти бездельники ничего не могут сделать, если над ними с плетью не стоять. В другой раз.

Графиня собралась уходить, но Хадугаст остановил её:

— Послушай, Хильди, я постоянно думаю, что ждёт нас дальше. Покоя не нахожу целыми днями. Сегодня опять твоего отпрыска встретил. Парень рвётся освободить Тедгара, упрашивал меня разрешить поговорить с ним. Ардван ему перед отъездом наплёл всякого, того и гляди, мальчишка начнёт ерепениться. Хоть и калека, а умный он у тебя — многое понимает. Мне его даже жалко. Случись что, пострадает ведь ни за что. Может, отправить в монастырь? На лодке ночью уплывут с парой слуг — никто не заметит.

— Что может случиться? — напряглась Берхильда.

— Будто не знаешь: враги — у стен.

— Это замок никто никогда не брал и не возьмёт.

— Люди думают иначе…

— Какие люди? Трусливые простолюдины? Да они от каждого шороха дрожат! Ты-то должен понимать? Не уподобляйся им.

— При чём тут простолюдины? Я чую беду, понимаешь? — с жаром проговорил Хадугаст. — Будто затишье перед бурей. Каковы наши шансы, сама подумай? Людей у них много, Бадагар настроен решительно, тёмные — подавно. Если они все вместе попрут, никакие ворота не устоят. Я уж не говорю, что до зимы сами с голоду передохнем. А ещё про каких-то драконов все твердят…

— Да неужели и ты поверил в бабкины сказки? Что с тобой, Хадугаст?

— Не знаю, Хильди, — вздохнул коленопреклонённый, — тревожно, будто внутри что-то скребёт, и так легонько скребёт, тихо, а становится невыносимо от этого, мерзко. Хочется вот так ударить, — Хадугаст стукнул кулаком в грудь, — и выбить к бесам проклятое существо, что там засело. И так целыми днями, веришь ли? Тошно. Даже вино не помогает, представь себе. Как быть-то?

— Хорош сопли распускать, — слова Берхильда звучали жёстко и безжалостно, — будто ребёнок маленький. Мой сын, калека, и тот храбрее переносит невзгоды. Делом займись. Ты маршал или кто? Так иди на стену и командуй своей армией.

Хадугаста разозлил презрительный тон графини.

— Не говори со мной так, — он потряс указательным пальцем перед её лицом. — Неужели так трудно доброе слово сказать? Али сердца у тебя нет? Клянусь Хошедаром, в жизни не видел более холодной и чёрствой женщины!

— У меня самой забот хватает, — графиня тоже начинала злиться. — Я тебе нянька что ли? Оставь разговоры до лучших времён и займись уже чем-нибудь!

Она развернулась и ушла, оставив Хадугаста в унынии и ярости. Разговор с Берхильдой не успокоил, а наоборот, ещё сильнее разбередил душу. К прежним тревогам добавилась досада. Берхильда вновь беспощадно изничтожала его своими холодными, надменными речами. «Трусом, значит, меня обзывает? — ворчал он. — Сучка!»

Клеймя Берхильду последними словами, Хадугаст вышел во двор и побрёл по саду, где так часто прогуливался Ардван; розы цвели вовсю, наполняя жизнью и краскам серость каменных стен. Получилось, как обычно: стоило Берхильде поманить пальцем, как Хадугаст тут же бежал к ней, но проходило немного времени, и графиня начинала третировать его, гнобить и издеваться. И всё же Хадугаст был привязан к этой женщине. Он знал, что стерпит от неё всё. Побурчит, поругается, а потом обида пройдёт, заживут душевные раны, и он снова побежит к ней. Иначе не мог. Иначе становилось только хуже. «Сильная женщина, — подумал, наконец, Хадугаст, после того, как гнев немного отступил, — любому мужику фору даст, даже мне. Хильди права — надо заняться делом».

Вернувшись в свои покои, Хадугаст велел Виганту принести бочонок вина взамен пустом. В голове сидела мысль «заняться делом», но душа требовала выпить, да не просто выпить — наклюкаться до поросячьего визга, до беспамятства, чтоб самого себя забыть. И он пил. Пил, заливая брагой тоску и тревогу. В голове мутило, пелена стояла перед глазами, и в ней растворялась комната и все предметы вокруг.

«Надо заняться делом, — наконец, вспомнил Хадугаст, — надо… Нечего сидеть. Я — маршал, мать их…». Встав из-за стола, он, шатаясь, направился к выходу. Но на лестнице поджидала неприятность. Хадугаст уже почти спустился, когда ноги заплелись, и он, оглашая замок громоподобной бранью, скатился вниз и распластался на полу. Проходивший мимо слуга тут же ринулся поднимать благородного воина, но тот оттолкнул его, встал и поковылял дальше. Возле ворот обильно стошнило.

Он едва понимал, как спустился на нижний двор и залез на стену: мир вокруг превратился в сплошную серо-коричневую кашу. Хадугаст, прислонившись к зубцу галереи, смотрел на город, который плыл перед глазами. Плыли башни и крыши домов, плыла величественная громада храма, плыли требушеты — деревянные, однорукие великаны, сидящие на улицах, где текла обыденная мирная жизнь, где звучали голоса лавочников и звенел молот кузнеца.

Хадугаст зигзагами бродил по галерее, пока не вышел на открытый участок стены, где кровля была разрушена, а зубцы — сломаны от попадания камня, и чуть не свалился вниз.

— Сэр, тут опасно, — предупредил подбежавший солдат. — Лучше отойдите от края, можете упасть.

— Опасно? — взревел Хадугаст, — Думаешь, я трус? Опасностей боюсь? Сиди в своей конуре, сукин сын, и не высовывайся. А я не боюсь ничего! Слышали? — теперь он кричал в сторону осаждающих, потрясая кулаком: — И вас, собаки, не боюсь. Жопу-то вам надеру. Бадагар! Трус несчастный! Я тебе последние пальцы отрежу и в задницу запихну! Слышишь меня?

Камень, пущенный из требушета, ударил совсем близко. Выбив клубы пыли, он отскочил от стены, упал на склон и, покатившись вниз, плюхнулся в ров с водой. Но Хадугаст разъярился лишь ещё больше.

— Что, сучьи твари, убить хотите? — неистовствовал он. — Ну давай. Вот он я! Что, Бадагар, ссышь придти и сразиться, как мужик? Давай, стреляй. Попробуй меня достать.

К пьяному маршалу подошёл сэр Ратхунд.

— Сэр Хадугаст, — окликнул он маршала, — да хватит уже глотку драть. Было бы проку? Пошли лучше выпьем.

— Трусами меня считают, — кивнул в сторону города Хадугаст. — Я им покажу!

Впрочем, выпить он был не против. Они с сэром Ратхундом отправились в ближайшую башню, но стоило Хадугасту сесть за стол, как он уткнулся носом в деревяшку и тут же захрапел.