Глава 25 Ардван IV

Казалось, путь это не закончится никогда, но войско продолжало идти, преодолевая милю за милей. Где-то впереди бесчинствовала армия герцога-еретика, вырезая деревни, беря замки и уничтожая всех, кто не пожелал обратиться в новую веру — так рассказывали беженцы с юга, которые нескончаемыми потоками шли на север королевства подальше от войны и бедствий. Лорды негодовали, им не терпелось расправиться с проклятыми еретиками, они рвались в бой, но враг находился ещё слишком далеко, и слишком медленно двигалось священное воинство к своей великой цели.

Дожди давно прекратились, а жара ещё не вошла в полную силу. Казалось, Всевидящий смилостивился над Своими подданными. Вот только в последние дни у Ардвана всё чаще прихватывала спина, да так, что он с трудом мог пошевелиться в эти моменты. Он ненавидел старость, которая превращая его бесполезную развалину, отнимая по крупицам силу и здоровье. Пожилому организму всё чаще требовался отдых, а потому Ардван обрадовался, узнав, что король решил на несколько дней остановиться в одном из городов, чтобы закупить продовольствием для дальнейшего пути и дождаться отстающих.

Железноликий со своим ближайшим окружением устроился у местных богачей в городских стенах, остальная же армия встала в окрестностях. Ардван и его бароны поселились в поместье мелкого землевладельца в паре миль от города. Дом, в котором гостил граф, оказался столь просторным, что в трапезной на первом этаже удалось разместить всю дружину.

Сегодня с самого утра Ардван лежал в трапезной в кровати у камина, укрывшись пледом. Он планировал провести так весь день в надежде, что боль в спине поутихнет. От жаркого пламени помещение наполняла духота, но именно это и требовалось Ардвану: старые кости желали тепла. Щит и фамильный меч стояли рядом с лежанкой, в камине на вертеле жарился кусок говядины. Пожилой лорд наслаждался мгновениями покоя, что так редко выдавались в изнуряющем беге к собственной смерти, которая, быть может, уже распростёрла объятия в паре сотен миль к югу отсюда.

Набившиеся в помещение дружинники чистили доспехи, точили оружие или просто дрыхли, а граф вполуха слушал разговоры, что вели между собой воины. Сейчас они обсуждали очередное появление катафракта-мертвеца, замеченного неподалёку конным разъездом. Сэр Ньял пытался уверить подчинённых, будто бояться нечего, на этом же настаивал и сэр Бараз, но среди дружинников находились и такие, кто верил в беду, предвещаемую мертвецами.

Опираясь на палку, сверху по лестнице спустился барон Рамбрехт и, хромая, подошёл к Ардвану. У молодого человека так и не прошла боль в коленях после той ночи, и до сих он пор передвигался с трудом. Слуга поднёс стул, и Рамбрехт уселся рядом с кроватью. Граф поприветствовав молодого барона, справился о здоровье.

— По крайней мере, уже хожу, — сказал Рамбрехт. — Я ещё не поблагодарил за то, что ты заплатил за меня штраф. Увы, сейчас моя казна не велика, но когда вернёмся в Вестмаунт, клянусь, отдам всё до последнего медяка. Да и лекарь твой мне сильно помог.

— Забудь, — Ардван махнул рукой, — в некотором роде это я должен тебя благодарить. Если б ты не признал вину, плохо пришлось бы всем. Но вот за то, что, язык не умеешь держать за зубами, когда следует, тебе, барон, не помешала бы взбучка.

Ардван смотрел на Рамбрехта и вспоминал себя в молодости. Похожи были они чем-то с бароном: оба горячие, бесшабашные, постоянно рвущиеся в бой. С тех пор вся жизнь прошла чередой сражений, турниров, походов, охоты и пиров. И кто бы мог теперь ответить на вопрос, какой был прок во всей этой залихватской, бестолковой суете.

— Но пришёл я не за тем, чтобы рассыпаться в благодарностях, — проговорил барон, как обычно дерзко, — Хочу выяснить, что происходит. И главное, чего я не понимаю: зачем ты продолжаешь служить этим людям?

Ардван уставился на Рамбрехта в недоумении.

— Поменьше задавайся крамольными вопросами, — сухо произнёс он, — они не сослужат хорошей службы.

— Так какой же ответ я должен подразумевать?

— Мобады правы: северные области склонны к маловерию. Откуда эта зараза? Почему Враг так прочно обосновался в наших сердцах?

— Сам знаешь, это не так. Под нас копают — даже я вижу.

— Ты можешь уехать: тебе следует лечиться, — Ардван поправил подушку и подтянул сползший плед. — В таком состоянии боец из тебя паршивый. Король и дастур Бахрам спасибо мне не скажут, но, в конце концов, они не вольны распоряжаться моими людьми.

— Я в состоянии сидеть на коне и драться, — горячо проговорил Рамбрехт, — и войско не покину: мне знаком закон долга.

— На пути в Марибург ты говорил по-другому.

— Многое изменилось. То была мимолётная слабость. Ты же так и не ответил на вопрос.

Ардван задумался. Вопрос ставил его в тупик, но признаваться в этом не хотелось даже самому себе. Сказки о святом походе пожилой лорд давно не воспринимал всерьёз, а за мысли, что бродили в его голове, если б кто о них узнал, можно было попасть на суд апологетов. Оставалась лишь клятва, которой столетия назад связали себя лорды Нортбриджские с предками нынешнего короля.

— И не отвечу, — произнёс Ардван. — А ты не должен спрашивать. Таковы устои, которые мы не имеем права нарушить. Иначе королевство рухнет, герцогства и графства распадутся, мир погрузится в хаос, а удержать его от этого можем только мы, храня клятвы праотцов, пусть даже ценой жизни. Ведь если они окажутся попраны, что неизменного останется в этом мире? На чём будет зиждиться порядок? Клятвы, барон, многое значат.

— Ты сам в это не веришь.

— Что ты можешь знать о том, во что я верю, а во что — нет? — грозный взгляд графа пронзил молодого человека.

Рамбрехт встал:

— Имей ввиду, милорд: моим людям не нужен этот поход, да и твоим — тоже.

— Знаю, — кивнул граф.

Рамбрехт заковылял прочь, оставив пожилого лорда в скверных, муторных думах. Но отдаться им в полной мере не получилось, ибо очень скоро в зал вошли люди — пять воинов в серых монашеских рясах, одетых поверх стёганок. Находившиеся в комнате дружинники умолкли и с подозрением уставились на незваных гостей.

— Нам нужен граф Ардван Нортбриджский, — заявил один из вошедших.

— Чем могу быть полезным? — спросил Ардван.

Монахи объяснили, что их прислал апологет Арьябурзин, который срочно желал видеть графа у себя.

— Как мобад осмелился требовать к себе графа? — спросил сэр Ньял, вставая на пути монахов. — Пускай приходит сам, как и подобает.

Другие воины тоже поднялись, преграждая путь монахам, но те были непреклонны: граф должен явиться к апологету и точка, а до тех пор они не собирались покидать этот дом. Некоторое время Ардван наблюдал перепалку дружинников и монахов, но вскоре ему это надоело.

— Довольно, — он откинул плед и встал с постели, — так и быть, схожу к вашему апологету.

— Позволь сопровождать тебя, — вызвался сэр Ньял.

— Я тоже поеду, — решил сэр Бараз, — не нравится мне это.

— Только без выкрутасов, — предупредил Ардван.

Захватив с собой ещё пару дружинников, они отправились в путь.

Апологеты обосновались в монастыре милях в пяти к западу, ехать предстояло долго. Солнце светило, пели птицы. Ардван наслаждался тёплым ветерком, играющим в седеющей шевелюре. Лошадь неспешно ступала по охристой полосе дороге. Окрестности города были усеяны палатками и шатрами, кругом царила суета, люди бегали туда-сюда или сидели у костров, отдыхая от долгого пути. Порой среди грубой солдатской речи и брани звучали проповеди мобадов, вдохновляющие бойцов на праведные дела.

— Вот она, жизнь, — проговорил Ардван, когда он в сопровождении монахов и дружинников проезжал поросшую лесом низину, где звонкими переливами журчал ручей, — проходит мимо чередой бессмысленных событий, а мы в хлопотах и дрязгах не обращаем на неё никакого внимания. Она утекает вместе с шелестом листвы, вместе с дуновением ветра, с лучами солнца, а проносимся мимо нас, и мы уходим в небытие поколение за поколением.

— Верно, милорд, — согласился сэр Бараз, — с каждым годом время летит быстрее.

— Порой стоит останавливаться в этой извечной беготне, — произнёс граф и натянул поводья. Монахи, что ехали впереди обернулись.

— Ваш апологет подождёт, — кинул им Ардван. — Ну что вылупились? Езжайте. Мне нет резона прятаться. Скоро буду.

Ардван спешился, и отойдя от дороги, спустился к ручью. Сэр Ньял и сэр Бараз последовали за ним.

— Детство вспомнилось, — произнёс граф, — в те годы краски были ярче, а мгновения проживались полнее. Сейчас всё не то, даже проклятое тело подводит.

— Милорд, каковы наши годы? — подбодрил сэр Ньял. — Повоюем ещё.

— Это мой последний поход, — сказал Ардван. — Моё время подходит к концу. Ты ещё молод, сэр Ньял, а я — в прошлом. Я много думал. Всевидящий отобрал у меня наследников. Почему? Чтобы я понял тщетность этого круговорота, который рано или поздно остановится? Знаю, что брат мой готовит заговор. Ну так пусть. Он моложе и сильнее. Мне не за что сражаться, сэры, только за свою старость, — Ардван тяжело вздохнул.

— Нет, милорд, — возразил сэр Ньял, — нам есть, ради чего драться. Я, к примеру, не намерен служить предателю, и поддержу Нитхарда, чтобы ни случилось — ты знаешь. И все дружинники поддержат наследника.

— Точно, — согласился сэр Бараз, — вот только для этого нам следует находиться не здесь.

— Ты прав, сэр Бараз, прав, будь я проклят! — печально кивнул Ардван, — но сам понимаешь, есть силы выше нашей воли. Ладно, не будем заставлять апологета ждать слишком долго.

Арьябурзин принял Ардвана с глазу на глаз в келье настоятеля монастыря. Ковры на стенах, полки с книгами и золотой подсвечник в центре стола оживляли серый интерьер помещения.

— Чем обязан таким приглашением? — Ардаван отодвинул стул и без приглашения уселся напротив апологета, который расположился за столом и внимательно изучал подслеповатыми глазами некий список.

Арьябурзин отложил лист бумаги и сцепил пальцы в замок на груди.

— Я лишь желаю побеседовать, милорд, — произнёс он деловито и сухо.

— Вы меня вынудили тащиться в такую даль, дабы побеседовать?

— Верно поняли.

Внешне граф казался спокоен, в душе же его нарождалась тревога, вспомнились недавние слова барона Рамбрехта. Ардван не был уверен, что под него копают, но происходящее вызывало серьёзные подозрения.

— Как вы знаете, моя цель — выявлять ересь и вероотступничество, — без обиняков начал Арьябурзин. — И того и другого, к сожалению, стало больше в последнее время. Приходится работать, ничего не поделаешь. Вот и вам хочу пару вопросов задать, милорд, вопросов несложных. Если будете искренни, проблем не возникнет.

— Что ж, помогу, чем смогу, — снисходительно произнёс Ардван, скрестив руки на груди.

— Я на это надеюсь. Что ж, прежде всего меня интересует, нет ли среди ваших людей тех, кто сомневается в Господе Хошедаре, либо в королевской власти, или в праведности целей сей кампании? Возможно, есть те, кто выражает недовольство или настроен скептически? Прошу быть честным, граф: недуг важно распознать вовремя. Есть ли таковые среди ваших приближённых?

— Не слышал.

Арьябурзин многозначительно хмыкнул.

— А вы поройтесь хорошенько в памяти, милорд, может, и вспомнится чего?

— Мои люди верны мне и Всевидящему. Больше сказать ничего не имею.

— Что ж, такой ответ ожидаем. А может, вы сами имеете вопросы к святой церкви? Вы редко посещаете утренние проповеди, да и на исповедь ни разу не являлись. А ваши люди порой неподобающе ведут себя со служителями Господа. Чего только стоит тот инцидент с одним из ваших баронов, проступок которого вы принялись столь самоотверженно выгораживать. Хотелось бы убедиться в крепости вашей веры, граф Нортбриджский.

— Всё правильно, святой отец, вы ничего не упустили. Но как вы хотите убедиться в этом? Разве само моё участие в войне не достаточное доказательство моей верности и лояльности королю и церкви?

— Я не полководец, милорд, — апологет поморщил лоб и помотал головой, — меня интересуют не войска и походы, меня интересует душа человеческая.

Ардвану стало неуютно от взгляда, которым Арьябрурзин проедал его, но граф умел хранить самообладание и всем своим видом демонстрировал полнейшее равнодушие:

— Но тогда как?

— Исповедаться и покаяться, признать ошибки, сомнения. Рассказать о настроениях, которые царят в вашем войске, о тех подданных, кто смущает других своими помыслами. Я ведь знаю о ваших колебаниях, милорд, и о том, как вам тяжело дался правильный выбор. Возможно, вы даже сомневаетесь в верности слов служителей Господа. Искренняя исповедь поможет исцелить душевные недуги, если не запускать их. Если же не придушить заразу в зародыше, вырвать её, увы, можно будет, только изгнав самого заразного из мира Господнего. Хотелось бы верить, что этого не потребуется.

Ардван ощутил, как закипает гнев. Сидящий напротив плешивый, невзрачный с виду человек с мясистым красным носом, будто проник в его мысли, в то сокровенное и тайное, что граф прятал от окружающих. Будто всё его естество предстало перед апологетом, который умело сдёргивал покровы с человеческой души, обнажая её греховные помыслы.

— Кто ж вам наговорил такую чушь? — ни словом, ни интонацией Ардван не выказал ни капли смущения.

— От глаз Всевидящего ничего не скроется. Но я бы на вашем месте сейчас задавался другими вопросами.

— Что ж, хорошо, — медленно проговорил граф, не сводя властного взора с апологета. — Вы закончили? Теперь послушайте мене. Я не собираюсь оправдываться за гнусные слухи, которые распускают за моей спиной подлые ненавистники. Я сказал, какова моя позиция, и повторяться не стану. Впрочем, вы правы, в суматохе дел действительно позабылось служение Господу — это, пожалуй, единственное, в чём я должен покаяться.

— Очень хорошо, милорд, — Арьябурзин не изменился ни в голосе, ни в лице. — Пусть это станет первым шагом на пути к миру в вашей душе и миру со Всевидящим. Не смею вас более задерживать.

Возвращался Ардван в хмуром настроении. Заинтересованность апологетов — то было полбеды. Но Арьябурзин не умел читать мыслей, как ни один человек в мире, а значит, о душевных терзаниях и сомнениях графа ему кто-то рассказал. А потому Ардван всю дорогу перебирал в голове людей, кто бы осмелился пойти на такой подлый шаг. Мысли вертелись вокруг барона Балдреда. Было сложно представить, что этот человек, доказавший свою преданность за многие годы службы, занялся бы мерзким доносительством, но вот набожность барона могла стать крючком, за который его подцепили апологеты.

По приезду Ардван велел позвать к себе Балдреда и предложил прогуляться. Они направились в конюшню, где отдыхали лошади графа и его баронов. Ни один из трёх скакунов Ардвана — походный и два боевых — не пострадал и не заболел, чему граф был несказанно рад.

— Кони нам верны, — проговорил Ардван, когда они с бароном прохаживались между стойлами, — что бы мы делали без них? Ничего не может быть хуже, чем когда верный скакун повреждён или слёг от болезни. Тогда и для тебя война закончена.

— Да, это так, — кивнул Балдред, — рад, что ваши лошади целы, мои, слава Всевидящему — тоже, а вот у Ратигиса одна подвернула ногу и у моих дружинников половина коней перемёрла то ли от простуды, то ли или какой-то хвори. Непогода и долгая дорога сделали своё коварное дело.

— Всем сейчас непросто, не так ли, барон? — Ардван остановился возле своего могучего скакуна в яблоках по кличке Эрах и погладил по морде. — Этот поход… что уж говорить, даётся всем с большими трудами. Когда кони подводят — это одно, но когда люди…

— Это особенно тяжело, милорд.

— Когда люди, на кого ты полагаешься, предают тебя, порой сами того не ведая, а порой по ошибке — становится тяжело на душе. Нельзя выехать на поле брани на больной и слабой лошади — нельзя сражаться плечом к плечу с теми, кому не доверяешь.

— Ты верно говоришь, милорд, но не возьму в толк, к чему это? Есть ли за сим тайный смысл?

Ардван обернулся к барону:

— А я в толк не возьму, почему апологеты оказываются в курсе любых разговоров, которые происходят в моём шатре. Помоги мне ответить этот вопрос, барон.

Балдред изменился в лице, побледнел, а в глазах загорелся огонёк негодования.

— Милорд, я слышу за твоими словах необоснованные обвинения. Скажи, что я ошибаюсь.

— Брось, барон, я знаю, ты человек набожный, ты верен Всевидящему, верен церкви. А ещё знаю, как ловко апологеты умеют залезать в душу. Но мы-то с тобой много лет живём бок о бок! Неужто наши клятвы оказались столь непрочны?

Барон нахмурился:

— Я не понимаю, милорд.

— Да всё ты понимаешь. Пришлось тут поговорить с апологетом, он в курсе некоторых вещей и некоторых разговоров личного характера. Почему?

— Теперь ясно, — голос Балдреда стал холодным. — Значит, считаешь, будто я… Что ж, милорд, твоё право. Но после того визита к королю лишь глухой не ведает о том, что граф Нортбриджский со своими людьми желает свалить домой. Я тоже грешен, но я покаялся перед Господом в дурных помыслах, и тебе было бы неплохо это сделать. Всевидящий покарает нас, если не обратим к Нему наши сердца.

Ардван вздохнул:

— Что ж, барон, мне жаль это говорить, но отныне ты больше не являешься моим казначеем. Не смею задерживать.

Балдред ушёл, а Ардван задумался. Церковь всё глубже запускала руки в его владения, прижимая одного за другим верных подданных. Кого-то пыталась сломить и уничтожить, а на кого-то надавить, пользуясь искренней набожностью тех людей. Грозовая туча нависала над Ардваном, мрак обступал со всех сторон — скоро разразится буря. Следовало подумать о многом.

Ардван вернулся в дом и, завалившись на кровать у камина, снова укутался в плед.

Загрузка...