Наступила ночь, и факелы зажглись, освещая лагерь. Феокрит валился от усталости, его сослуживцы — тоже. Сегодня друнга Ясона была брошена на левое крыло королевского войска вместе с катафрактами каких-то двух баронов. Такой свалки Феокрит не видел ни разу в жизни.
Всё началось с того, что конница налетела на своих же лучников, которые удирали от вражеских катафрактов. Мчащиеся вниз по склону кони буквально смели остатки многотысячного стрелкового отряда, лишь немногим удалось схорониться за деревьями и другими естественными укрытиями и не попасть под копыта. Когда же наёмники добрались до противника, там происходила самая настоящая давка, и Феокрит со своими людьми еле успел унести ноги, да и то, лишь потому что ехал в последних рядах. Он видел, как здоровый катафракт в пурпурном сюрко яростно прорубался сквозь строй наёмников на своём огромном скакуне, видел, как друнгарий Ясон схлестнулся с ним в отчаянной схватке. Феокрит думал, друнгарию — конец. Он понимал, что его собственные шансы в драке с бронированными всадниками невелики, а потому, едва оправившись от шока, Феокрит приказал своим отступать.
Ни Феокрит, ни Ясон не пострадали, но не все оказались столь везучи. Толстяк Ферсит так и не выбрался из той бессмысленной мясорубки, а Мегасфен свернул шею, даже не доехав до поля боя: его конь упал на спуске, подвернув ногу. Вывалился из седла и молодой Вард, но он отделался ушибами и вывихом плеча.
Трюгге бился, как зверь, и после сражения на его теле красовалось с десяток порезов. Феокрит, Бассо и старик Юстин застряли в толкучке и так и не добрались до противника, чему все трое были рады. А вот что бойцов опечалило, так это ранение капитана Леона. Вражеское копьё вонзилось в руку — казалось бы, не страшно — но уже к вечеру рана загноилась, и теперь капитан лежал в бреду, и даже бригадный лекарь ничего не мог сделать.
Феокрит сидел у костра и смотрел в огонь, приходя в себя после пережитого, сослуживцы расположились рядом. В бою страха не было, в той сумятице только одна мысль вертелась в голове, пробиваясь сквозь вопли раненых: «выбраться». Страх пришёл потом, после сражения, и вместе с ним наступила оторопь от осознания того, что почти половина армии герцога Редмундского теперь лежала там, у подножья холма, а от нэосской конницы в строю осталось менее трети бойцов. Друнге Ясона повезло. Из второй друнги, которая дралась в центре, мало кто выжил, а её командир погиб. Гиппарх же, ведший солдат в атаку, вернулся с многочисленными ранениями.
Но радость выживших оказалась недолгой.
— Завтра-послезавтра снова нападут, — рассуждал Бассо, — их много. Нам не выстоять.
— Плохи дела, — Феокрит почесал затылок. — Если холм возьмут, всех перережут, как пить дать.
— Конечно, перережут, — хитро ухмыльнулся старый Юстин. — Нужны мы им.
— Бежать надо, — пробурчал Трюгге.
— Может, сейчас дадим дёру? Пока темно, — предложил Бассо.
— Подождём до утра, — решил Феокрит, — сейчас лагерь охраняют. А завтра, когда штурм начнётся, под шумок свалим.
— Что ж, разумно, — одобрил Бассо. — Только бы поздно не было.
Остальные план одобрили, и со спокойным сердцем отправились на боковую, веря, что смерть обойдёт их стороной.
А рано утром Ясон объявил построение. Остатки наёмного отряда собрались на площади среди палаток, и только теперь Феокрит воочию увидел, как поредела славная неосская конница. Солдаты выглядели усталыми, измождёнными, жалкими. Они стояли, понуро пялясь на командира. Заросшие лица, грязные, рваные стёганки, злые, потухшие глаза — эти люди напоминали сборище бродяг.
Ясон скептически осмотрел подчинённых, негромко выругался — чувствовалось, он был подавлен не менее других — а потом проговорил:
— Сегодня ночью умер гиппарх. Мы потеряли больше половины всадников, многие ранены. Теперь я возглавляю войско на правах старшего командира. Дальнейшее участие в этой кампании считаю бессмысленным, а потому приказываю немедленно свернуть лагерь и выдвигаться в обратный путь. Идём к Зелёному морю, оттуда — до Нэоса на кораблях.
Произнеся эту короткую речь, Ясон ушёл. Странно было видеть, как лица солдат, отмеченные обречённой покорностью, посветлели, как в глазах заискрились радость и надежда, и как люди с воодушевлением бросились выполнять приказ.
Пока сворачивали палатки и грузили походный скарб на телеги, к Ясону подошёл герцог Редмундский с приближёнными. Феокрит не слышал их разговора, видел лишь, что спор у лорда с друнграием завязался жаркий. Вскоре герцог был вынужден уйти: власти над нэосцами он не имел никакой.
Палатки собрали быстро, затушили костры, запрягли повозки с имуществом и ранеными. И вот наёмники уже ехали прочь от гиблого холма, провожаемые злобными и завистливыми взглядами катувелланских солдат, брошенных на верную смерть. Они тоже хотели убраться отсюда, но не могли: им было приказано стоять до конца.
А наёмники радовались. Радовались тому, что остались в живых и что не придётся погибать на чужбине, тому, что впереди их ждут родные края и дом. Феокрит тоже был в приподнятом настроении: он уже давно хотел вернуться.
— Чем займёшься потом? — спросил Бассо.
— Пока не думал, — Феокрит расслабленно сидел в седле, а на губах его застыла блаженная улыбка.
— Можешь сделать карьеру в армии, ты уже почти настоящий офицер. А там, глядишь, и аристократом станешь. Ты же этого хотел?
— Да ну её в пень дырявый, — махнул рукой Феокрит. — Надоело мотаться, как проклятому. Хочу спокойной жизни. Не молодой я, поди, за чинами гоняться. Почти четыре десятка. О старости следует подумать. Может, торговлей займусь. Жениться тоже надо, дом свой, чтоб был, все дела.
— А может, в земледельцы подашься? — подколол друга Бассо.
— Да пошёл ты! Хотя… А почему, нет? Заработаю на кусок земли на побережье, буду каждое утро вставать, выходить из дома, а там — океан пред глазами. Красота! Только в Нэос больше ни ногой. В Сапферос поеду, али ещё куда.
— А я думаю остаться в гарнизоне, — заявил Вард. Врач ему уже выправил руку, и теперь молодой наёмник чувствовал себя как нельзя лучше, радуясь, что обошлось без последствий.
— Тебе, парень, мало что ли? — удивился Феокрит.
— Пущай, — прошамкал Юстин, — в гарнизоне куда спокойнее. А хрена ли? Сидишь сиднем и ухом не ведёшь. Жратва есть, крыша есть, шлюхи есть. В гарнизоне послужить можно.
— Эх, жаль Мегасфен не дожил, — вздохнул Феокрит, — у него баба осталась и сын малолетний. И как глупо подох! Бывает же…
— Многие не вернутся к своим семьям, — серьёзно проговорил Юстин, — это война.
— Герцог сглупил. Если бы мы сидели за валами и заборами, потерь было бы меньше.
— Ничего не поделать, — развёл руками старый солдат, — у лордов традиция: ходить в конную атаку.
— Дебилы, блин, — сплюнул Феокрит, — столько народу угробили.
— Тебе-то есть, куда возвращаться, старый? — спросил Бассо. — Поди, внуки подросли уже?
— Есть куда. Только не привык я на месте сидеть. Дома меня не удержишь.
Только Трюгге был угрюм: в бою погибли почти все его соплеменники.
Отряд волочился по пыльной дороге, уходя всё дальше и дальше от злополучного холма. Поскрипывали телеги со стонущими ранеными, устало брели пешие наёмники, оставшиеся без коней.
К полудню добрались до одной из пустых деревень, которую армия герцога Редмундского разорила пару недель назад по пути на север. Перед наёмниками предстали шесть раскиданных среди редкого леса дворов, и висящие на веках обглоданные воронами дезертиры. Ясон скомандовал привал, и вскоре деревню и всё пространство вокруг заполонили сотни обозных повозок. Палатки разворачивать не стали: засиживаться не планировали. Феокриту и остальным офицерам друнгарий приказал явиться в один из домов.
В пыльной комнате, свет в которую проникал через две квадратные дыры в стенах, помимо Ясона собрались бригадир Маркус, бригадир Люциус, один капитан и пятеро десятников — вот и всё, что осталось от офицерского состава нэосского конного отряда. Главный вопрос на повестке был: куда идти дальше.
— Катувелланцы могут оказать сопротивление в прибрежных городах, — заявил Ясон, — не будем рисковать. Ближайший отсюда город, не подвластный их королю — Тальбург. На запад миль триста. Туда мы и направимся. Возражения есть?
— Придётся идти по враждебной территории, — возразил Маркус, — стоит ли так рисковать?
— Сейчас для нас любая территория — враждебная. А до Тальбурга ближе всего.
— Тальбург тоже королю подчиняется, — заметил Люциус.
— Формально — да. По факту там — свой король, и в войне он не участвует.
Ясон хотел сказать ещё что-то, но его прервали, в окне возникло взволнованная физиономия солдата:
— Господин друнгарий! Сюда скачет большой отряд! Катафракты!
— Командуйте конное построение, — приказал Ясон, вскакивая с места. Офицеры, все как один, бросились к своим отрядам.
Верный Гром мирно стоял на привязи и щипал траву под ногами. Подбежав к своим, Феокрит крикнул им «по коням», отвязал жеребца и вскочил в седло. Он глянул на дорогу: по ней рысью скакали всадники в разноцветных сюрко. Они приближались к телегам, заполонивших всё пространство вокруг деревни. Сотни телег стояли на пути вражеского отряда. Но возницы — простые люди, зачастую не имевшие при себе оружия — даже не думали сопротивляться и при виде катафрактов бросились в рассыпную, наводя панику среди солдат. Солдаты же не понимали, что делать. Командиры приказали трубить построение, но многие наёмники, испуганные грозным видом вражеской конницы, тоже ринулись спасать свои шкуры, а те, кто всё же решили драться, метались в проходах между телег, внося лишь неразбериху.
Феокрит видел, как Ясон, Маркус и Люциус собирают вокруг себя бойцов, пытаясь хоть как-то организовать оборону. А катафракты уже пустили лошадей галопом, на всём скаку влетели в лагерь и принялись яростно колоть копьями всех, кто попадался на пути. Кнехты же, что ехали следом, обстреливали стоянку наёмников из луков. И в этой сумятице люди, будучи не в силах сопротивляться, помирали под копытами вражеских лошадей, под ударами копий, мечей и топоров.
Медлить было нельзя.
— За мной, живо! — заорал Феокрит сослуживцам и, пришпорив коня, помчал во весь опор в противоположную от противника сторону. Вслед уже летели стрелы. Какой-то наёмник, скакавший впереди, свалился с лошади, пронзённый в спину.
Феокрит не останавливался. Он погонял Грома, а тот, будто и сам понимая грозящую опасность, летел со всех ног. За спиной слышался топот других лошадей, и Феокрит молился всем богам, чтобы это были сослуживцы, а не враги. Вот миновал последний двор и висельника на суку, а с обеих сторон подступили деревья — тропа уходила в лесную чащу. Феокрит пригнулся как можно ниже. Ветви мелькали над головой, грозя зацепить и скинуть с седла. «Ну же, давай, родной, — приговаривал он, обращаясь к коню, — вывези меня отсюда, не подведи. Век помнить буду». Он понимал: загонишь животное — всё пропало. Но и медлить нельзя — иначе смерть.
— Хорош гнать, — крикнули сзади, — оторвались.
Феокрит натянул поводья и обернулся: позади ехали все его люди и ещё шесть наёмников из соседних подразделений. Одного из этих шестерых он знал — то был коренастый, длинноусый северянин Рагни по кличке Молот, тоже десятник. За деревьями слышались звуки бойни.
— Все целы? — крикнул Фекорит.
— Парнишке хреново, — прошамкал Юстин.
Вард сидел, пошатываясь, бледный как смерть.
— Что стряслось? — нахмурился Феокрит.
— Стрела, — еле слышно простонал молодой наёмник, — в спину попала, сука. Дышать тяжело.
Он закашлялся, изо рта пошла кровь. Из спины его торчало древко.
— Срань великая! — выругался Феокрит. — Так. Все за мной. Не спешить, назад посматривать. Главное, лошадей не загнать. Доберёмся до какого-нибудь села — отдохнём, — затем он обратился к Варду: — Держись, парень, всё хорошо будет. Вытащим эту стрелу.
Поехали дальше. Люди тревожно оглядываясь, а Феокрит с беспокойством посматривал на раненого, который ехал рядом.
— Как же так получилось, — жаловался Вард. — Ног не чувствую. Не могу ехать.
«Как же так получилось, — думал Феокрит, — почти же ушли, и на тебе!» Вслух же сказал:
— Заткнись и успокойся. Не трать понапрасну силы.
Дорога пересекала вброд мелкую речушку. Останавливаться не хотелось, но лошадей следовало напоить: без них наёмники лишились бы последнего шанса сбежать из королевства.
— По-прежнему держим путь в Тальбург, — объявил Феокрит, пока животные пили, — и будем молиться богам, чтоб по дороге ничего не случилось. Если поторопимся, за пару недель доберёмся. Лошадей в Тальбурге придётся продать и надеяться, что какой-нибудь вшивый торговец соблаговолил взять нас на борт.
— А сейчас-то что предлагаешь? — спросил Рагни. — Нам надо жрать, лошадям — тоже.
— Придётся грабить. Иначе — никак. Главное, держаться подальше от замков.
До деревни добрались лишь под вечер. Завидев вооружённый отряд, жители побросали имущество и убежали, и наёмникам въехали в пустое поселение, радуясь, что не придётся возиться с местными.
— Надо догнать и убить их, — сказал Рагни, — они позовут господ.
— Не до них сейчас, — возразил Феокрит, — пешими далеко не уйдут. А мы только переночуем и завтра рано утром свалим.
— Глупости! Нельзя их так отпускать, — не унимался Рагни.
— Да успокойся ты, — сказал один бывалый солдат, — он дело говорит: нехрен гоняться не пойми за кем. Не набегался что ль?
Остальные поддержали Феокрита: люди были измотаны, валились от усталость. Рагни наградил сослуживцев отменной бранью, но больше не настаивал.
Обосновались в крайнем доме. Юстин взялся за готовку, а Феокрит и Бассо вытащили из седла Варда, которому стало совсем плохо, занесли в помещение и положили на кровать лицом вниз. Рана на спине загноилась. Феокрит понимал, что не сможет вынуть стрелу: наконечник застрял меж рёбер, и без инструментов извлечь его не представлялось возможным. А молодой наёмник слабел — жизнь угасала на глазах. Теперь он даже говорил с трудом, а постоянный кашель причинял парню нестерпимую боль.
На улице темнело. В доме горел очаг, разбрасывая отблески дрожащего пламени по стенам, по скудной деревенской утвари, по апатичным лицам солдат, устроившихся на лавках.
— Проклятье, — шептал Вард в полубреду, — не вернуться мне домой, а ведь так хорошо всё шло. Матушку и брата не увижу больше. Как же так…
Феокрит сидел рядом, ему было жалко парня. «Неужели нормального занятия не мог найти, — досадовал он на Варда, — нахрена в солдаты переться? Всех тут ждёт одно». У стены напротив стоял Бассо, хмуро наблюдая за молодым наёмником.
Взгляд Варда с мольбой устремился на Феокрита.
— Пожалуйста… Обещай одну вещь, — выговорил он, сбиваясь на кашель. Слова эти стоили парню больших усилий.
— Сделаю, что смогу, клянусь!
— На поясе кошель. Там всё, что я заработал. Отнеси матушке. Она живёт рядом с баней в Мясном квартале. Поспрашивай Лауру, вдову Нерея — люди подскажут. Отдай ей эти деньги.
Феокрит снял мешок с монетами. Вард схватил его за руку:
— Обещай, что отнесёшь, что не потратишь.
— Клянусь, парень, лучше сдохну, чем хоть монету отсюда возьму! — заверил Феоркит.
— Я буду наблюдать за тобой с того света, — Вард попытался улыбнуться, но рука его обмякла, и он потерял сознание, а вскоре перестал дышать.
— Отмучался, — вздохнул Феокрит. — Будь проклята война, будь прокляты лорды со своими разборками!
Он взялся за голову.
— Да, жалко парня, — Бассо задумчиво почёсал отросшую лохматую шевелюру.
— Всех жалко. Как скот на скотобойне. Наших перерезали, тех парней, что остались — тоже перережут. И зачем? Мы ведь уехали с их проклятой войны, верно? Твари. Считают себя выше нас, думают, могут распоряжаться нашими жизнями. Лорды, офицеры, твои аристократы, которые у вас заправляют. Ни во что нас не ставят. А вот скажи, мы не имеем права жить? Чем мы хуже их? Вот пацаны, как этот и дохнут, жизни не повидав.
— Главное, мы ушли, — пожал плечами Бассо. — Глядишь, образуется всё.
— У тебя-то — конечно, — Феокрит исподлобья посмотрел на друга.
— Пойду это… воздухом подышу, — как-то неуверенно проговорил Бассо и вышел во двор. А Феокрит остался сидеть рядом с телом молодого сослуживца, так бесславно погибшего от случайной стрелы.
— Едут, едут, — закричал кто-то во дворе, — всадники!
Схватив топор и щит, Феокрит выбежал из дому. Наёмники уже столпились на дороге, вглядываясь в даль. В сумерках через поле скакал отряд, человек в тридцать. Ехали с той же стороны, откуда прибыл Феокрит с товарищами, ехали медленно, не торопясь. Одна из лошадей везла продолговатый тюк, перекинутый через седло. Массивная фигура воина, возглавляющего отряд, была до боли знакома.
— Ясон что ли? — предположил Рагни. — Как ему удалось выбраться?
— Принесла нечистая, — заворчал кто-то.
Отряд под предводительством друнгария Ясона въехал в деревню. Его сопровождал бригадир Маркус. Остальные — простые солдаты, чудом спасшиеся от врага. Среди них были раненые: один — со стрелой в плече, другой — с дырой в животе от копья. Через седло оказался перекинут не тюк, а бригадир Люциус, который к моменту прибытия уже испустил дух.
Друнгарий остановил коня.
— Кто приказал покинуть поле боя? — рявкнул он. — Как посмели?
— Я приказал, — выступил Феокрит, — подыхать мы не собирались, уж простите.
— Ты дезертировал, бросив своего командира и своё подразделение, — Ясон спрыгнул с низкорослой лошадёнки и вплотную подошёл к Феокриту, глядя на него с высоты своего роста, — как последний трус, бежал. Это не достойно солдата нэосской армии, а тем более офицера. Сегодня вы все покрыли себя позором. Ты, — он ткнул Феокриту в грудь, — больше не десятник, — затем обернулся в Рагни: — Ты — тоже. По приезде в Нэос вы оба предстанете перед военным судом.
Феокрит и остальные недовольно косились на друнгария, принявшегося вновь наводить ненавистные всем армейские порядки, но возражать не смели. Бассо вопросительно взглянул на Феокрита — Феокрит знал, что от него ждут. Но один неверный шаг — и не миновать очередной бойни, только теперь между своими. Никому не нужна бойня, никому не нужны новые смерти. Феокрит проглотил обиду: надо потерпеть ещё немного.
— Хорошо, господин друнгарий, — произнёс он, — виноват и готов понести наказание по прибытии в Нэос. Каковы будут дальнейшие приказы?