Боги великой пустоты. Книга 2. Безумие (СИ)

Глава 33 Ардван V

Пробиваясь сквозь рваную гряду облаков, солнце всходило над полем. Кони нетерпеливо топтали траву, сочный ковёр которой украшали вкрапления луговых цветов. Армия короля выстроилась сплошным фронтом, уставив в небо тысячи копий, пестрея мешаниной разноцветных одежд и знамён, перьями на шлемах, сталью и позолотой брони. Напротив возвышался холм с пологими, поросшими редким лесом склонами, опоясанными прерывистыми линиями частоколов, рвов и земляных валов, между которыми мельтешили фигурки солдат и лошадей. А у подножья выстроилась сплошная человеческая стена, загородив все подступы.

Эрах — могучий жеребец графа Ардвана — бил копытом землю, его массивное туловище покрывала пурпурная попона. Такого же цвета сюрко было надето поверх кольчато-пластинчатой брони графа. На груди его и на притороченном к седлу щите красовался герб со сказочной четвероногой птицей со змеёй в когтях. В одной руке граф держал копьё, уперев его тупым концом в стремя, в другой — массивный горшковидный шлем, увенчанный фигурой головы всё той же мифической птицы. Справа на гнедом скакуне выехал седовласый барон Ратигис в жёлтом сюрко под цвет знамени, а рядом придерживал пятнистого коня барон Балдред, облачённый в красные и зелёные одеяния. По другую сторону находились статный барон Геребальд, чья бородка залихватски топорщилась вперёд, молодой Рамбрехт в длинной кольчуге и толстяк Тунберт, телеса которого покрывала стальная чешуя. В первом ряду вместе с лордами и баронами готовились идти в бой старшие дружинники и самые опытные катафракты, позади, во второй и третьей шеренгах, располагались дружинники помоложе, сыновья баронов и прочие коленопреклонённые. Наёмники и кнехты серо-коричневой массой стёганок, среди которых изредка проглядывали кольчуги, на своих невысоких лошадёнках толпились за рядами катафрактов.

Граф Ардван, оба графа Рёнгвальда — Рики Белый и Рагенбьёрн, один граф из восточных земель и ещё несколько баронов — вассалов короля составляли левое крыло священного воинства. Король со свитой и дастур Бахрам с армией монахов-воинов построились в центре, рядом с ними на великолепных породистых скакунах восседали герцоги, поблёскивая зерцалами и пластинами тяжёлых доспехов и позолотой шлемов.

— Сегодня еретики лягут костьми под этим холмом, — заявил барон Геребальд. — Их мало. Удивительно, как герцог Редмундский решился принять бой.

— Было б всё так легко, — скептически заметил Тунберт. — Они отойдут на гору, а нам — лезь за ними. Окопались, собаки, приготовили тёплую встречу. Да и сложно надеяться на победу, когда в лагере такое творится. Подумать только, церковь Хошедара попрана, у короля новый приближённый: какой-то молодой колдун, у которого в свите… — барон хмыкнул, — сапожник, портной и шлюха! Немыслимо! Целая армия апологетов не может с этим ничего сделать!

— Успокойтесь, барон, — осадил его Геребальд, — нашли время заниматься рассуждениями. Сейчас следует о другом думать.

— В любом случае, надо было дождаться остальную армию.

— А смысл? — скривил рот Геребальд. — Катафракты в сборе. А от пеших что толку? Они даже подойти вовремя не могут. Ума не приложу, зачем король набрал столько безлошадного городского ополчения?

Не обращая внимания на препирательства баронов, Ардван вглядывался в позиции противника. Сильно мешали оценить обстановку натыканные по склону ряды частоколов и лес.

— Герцог-еретик привёл много лучников, — сообщил он, и бароны прекратили спор, — а конница, похоже, там, за деревьями. Нас могут заставить лезть на укрепления. По крайней мере, это было бы самым разумным с их стороны. Впрочем, построить сплошную обороны они не успели. Вон, видите там, там и там, — Ардван указал на склон, — никаких укреплений, можно пройти. Так что, бароны, прекращайте бесполезную болтовню. Еретики падут — тут и сомневаться нечего.

Со стороны центра донёсся рёв трубы; вторя ей, загудела труба на левом фланге, и нестройные ряды катафрактов двинулись на противника. Ардван отцепил от седла щит, надел шлем, и поле боя сузилось до двух прорезей в железной пластине маски.

Боевые лошади мерно ступали тяжёлыми мохнатыми копытами по непримятой траве, пики стальной щетиной сверкали над головами воинов, знамёна висели на флагштоках.

Ветра не было, стояла жара, Ардван потел под толстыми одеждами, в железной бочке шлема дышалось с трудом. Теплилась надежда на то, что бой быстро закончится, но укрепления на холме заставляли предполагать обратное. Граф знал своё дело: разогнаться и сшибиться с противником, затем, если вражеский воин удержится в седле, — разъехаться и повторить сие действо. Знали это и остальные катафракты. Но сейчас расстановка сил была такова, что не следовало рассчитывать на привычные схемы.

Конница стала набирать ход, ещё миг — и лошади скакали во весь опор, неся смерть на остриях выставленных пик. Всесокрушающим молотом летели катафракты, топот копыт вместе с бряцаньем металла слился в единый яростный гул.

Ардван увидел, как впереди в воздух поднялась смертоносная туча. Стрелы, будто стая хищных птиц, взмыли в небо, а потом молниеносным градом ринулись вниз, навстречу своим жертвам. Тысячи игл летели в лицо бронированным всадникам. Ардван поднял щит, в который тут же ударили три стрелы, что-то звякнуло о шлем. Граф сильнее пришпорил коня. А стрелы сыпались, не прекращая, крики людей и лошадиное ржание раздавались со всех сторон, но Ардван не ведал, что творится вокруг: перед ним были лишь две узкие прорези шлема, и он погонял Эраха, думая только об одном: любой ценой добраться до противника.

И вот чёрная человеческая масса уже металась перед ним. Ардван видел лица лучников и острия заточенных брёвен, выставленные нацеленные в грудь мчащимся во весь опор лошадям. Лучники выпустили последние стрелы и бросились наутёк, Ардван находился уже в паре десятков футов от них, но колья неумолимо торчали из земли, и конь летел прямо на них. Оставалось только молиться, чтоб проскочить.

Когда Эрах врезался в толпу убегающих солдат, Ардван понял, что проскочил смертоносное заграждение. И вот уже конь сбивал на ходу людей, топча их копытами. И преисподняя разверзлась воплями грешников, мучаемых вечным пламенем — так кричали несчастные, которых катафракты сминали своими плотными рядами. А где-то за спиной надрывались лошади в исступлённом ржании: не все проскочили колья.

Ардван работал копьём, нанося молниеносные удары в человеческую массу, которая в смятении ломилась вверх по склону. Эрах несколько раз споткнулся, под копытами противно чавкало — там копошились тела. Ардван натянул поводья — дальше гнать нельзя.

А навстречу лавиной неслась вражеская конница. Всадники по нескольким тропам мчались вниз по склону, набирая скорость, снося на ходу своих же лучников, едва спасшихся от королевских катафрактов, но топот копыт заглушил крики раненых.

Ардван приготовился к сшибке. Солнце ненадолго выглянуло из-за облака, и доспехи заблестели в его лучах. Перед взором графа мелькнула злобная физиономия лицеподобной посеребрённой маски. Удар пришёлся вскользь по шлему Ардвана, наконечник оглушительно звякнул о железо, перед глазами рассыпался сноп искр, что-то хрустнуло в позвоночнике. Эрах встал на дыбы. Противнику повезло меньше: копьё Ардвана вонзилось тому в щит, и катафракт, не удержавшись в седле, рухнул на землю вместе с лошадью. Древко треснуло и надломилось, Ардван откинул копьё в сторону, но прежде чем он успел выхватить меч, вихрем налетела вторая волна конницы, а затем — третья.

Удары посыпались отовсюду, но граф достал клинок и принялся колоть направо и налево. Серо-коричневые стёганки и землистые лица стояли перед глазами сплошной стеной. А рядом мелькали цвета сэра Бараза, сэра Ньяла и барона Геребальда — храбрые воины бились плечо к плечу со своим лордом. Ещё один удар обрушился на голову, тыльную сторону ладони в кольчужной рукавице пронзила боль, трещали доски щита, но Ардван не останавливался — колол и рубил, не ведая пощады. Одному попал остриём в подбородок, другому — в плечо, а противник лез и лез, словно желая задавить массой. Было душно, пот заливал глаза, кони орали во всё горло, вопили раненые. Низкорослые лошадёнки наёмников не выдерживали натиска могучих скакунов благородных воинов и падали, подминая под себя всадников. Падали и кони катафрактов. Люди, потеряв лошадей, кто был в силах подняться — поднимались и рубились пешими.

Образовалась толкучка, задние ряды наседали на передних, передние валились на землю, раненые тщетно пытались выбраться из столпотворения. В тесноте было сложно замахнуться, приходилось работать по большей части короткими тычками. Ардван чувствовал усталость, но превозмогая немощь, продолжал драться. Руки болели от синяков, в голове звенело, мышцы затекли и, налившись металлом, стали неподъёмными. По рукаву кольчуги струилась кровь. Ардван вклинился в строй противника и оказался лицом к лицу со здоровенным детиной в ламеллярной броне. Некоторое время они озверело били друг друга мечами, попадая лишь по щитам. Снова кто-то ударил копьём сбоку, Ардван рубанул не глядя и клинок пронзил что-то мягкое.

И тут конница еретиков не выдержала: задние ряды отступили, перестав давить на передние, и те тоже развернулись и поскакали обратно к укрытиям. Из-за нагромождений человеческих и лошадиных тел преследовать бегущих верхом было невозможно. А сверху опять полетели стрелы. Лучники и арбалетчики били из-за валов и частоколов.

Болт вонзился в плечо Эраха, скакун надрывно заржал и пошатнулся. Ардвана спрыгнул на землю, скинул надоевшую бочку шлема и огляделся: позади, насколько хватает глаз, бурлила кровавая каша из лошадей, катафрактов и солдат, в которой трепыхались цветные лоскуты попон и одежд, да поблёскивало железо. Воинов, способных драться, осталось удручающе мало. Баронов Ардван не увидел, зато среди тел заметил сэра Бараза — верный дружинник лежал, привалившись к убитой лошади, его шея окрасилась красным. Ардван выругался сквозь зубы. Злость захлестнула, хотелось лишь одного: изрубить противника на куски.

— Спешиться! За мной! — крикнул он и, закрывшись щитом от стрел, ринулся вверх по склону. Те, кто всё ещё сидел на коне, соскочили и побежали следом.

Вершина была далеко — не разглядеть за деревьями, а впереди — пологий подъём, перегороженный рвами и частоколами. За Ардваном следовали сэр Ньял, сэр Орсольф и капитан наёмников сэр Лефмер, за ними — все остальные; справа параллельным маршрутом карабкались Снорри Белый и Рагенбьёрн со своими людьми. Время от времени какой-нибудь солдат валился с ног, подкошенный вражеской стрелой. Стрелы били в щиты, звякали о шлемы, падали на землю под ноги, но бойцы упрямо пёрли вперёд и вверх.

Наконец Ардвана со своей группой добрался до рва, за которым воздвигся земляной вал. В ров спустились без проблем, но когда полезли наверх, с вала на головы атакующих обрушился град стрел. Щит отяжелел от торчащих в нём древков. Тут и там раздавались возгласы, и очередной подстреленный катился вниз. Назло всем и вся Ардван карабкался по осыпающемуся под ногами склону, подняв щит над головой.

Он всё же достиг вершины, и тут его попытались спихнуть копьями. Щит потрескался, в нём зияли дыры толщиной с палец, и при каждом новом ударе во все сторону летела щепа. Сжав зубы и собрав последние силы, Ардван рубанул по ногам ближайшего противника. Рядом взбирался сэр Орсольф и остальные катафракты. Они всё же оттеснили еретиков от края, и теперь сражение шло на вершине вала. Не смотря на ужасную усталость и боль от многочисленных ушибов, Ардван продолжал неистово рубить всех на своём пути. Раненые кричали и падали, а катафракты шли вперёд непробиваемой стеной. И солдаты противника не выдержали: потеряв нескольких человек, они поспешили удрать за частокол.

А на Ардвана и его людей снова посыпались стрелы. Сэр Орсольф, который вытаскивал меч из живота только что убитого им солдата, не успел поднять щит, и был ранен в ногу и грудь. Он захрипел, припал на колено, и арбалетный болт вонзившись в лицо, на месте прикончил дружинника. «Будь вы прокляты», — кипел Ардван, жаждая только одного — убивать. Убивать в отместку за друзей своих и за бессмысленные жертвы, принесённые этому холму. Но двигаться дальше не представлялось возможным. Дружинников почти не осталось, щиты пришли в негодность, да и силы были на исходе, а обстрел не прекращался.

— Назад! Укрываемся за валом, — крикнул граф.

Воины отступили, слезли вниз — здесь их стрелы не доставали. Ардван огляделся. В строю оставались не более пары дюжин коленопреклонённых, рядом с графом сидел, тяжело сопя, племянник Тунберта, сэр Язат. Его светло-голубое сюрко стало чёрным от земли и крови, как и лицо.

— Дядя ранен, — проговорил он, сплёвывая под ноги, — я видел, как под ним убили лошадь.

— Отец тоже не доехал, — сообщил сэр Ишвард — сын седовласого барона Ратигиса; он вытаскивал стрелу, пробившую кольчугу и застрявшую в поддоспешнике. — Надо вернуться, вынести его с поля боя.

Кровь, пот и грязь смешались на лицах коричневой жижей. Люди были вымотаны, надрывно дышали. Сам Ардван чувствовал, как его руки дрожат от усталости. На дне рва стонали раненые.

— Мы не возьмём высоту, — заявил сэр Язат, — нас слишком мало. Позаботься о тех, кто ещё жив, милорд.

— Сэр Язат прав, — подтвердил сэр Ньял, вытаскивая древки стрел из щита, — почти вся дружина полегла.

— Наёмники не захотели идти в гору, — сообщил сэр Лефмер, половину лица которого заливала кровь из пореза на лбу. — Три храбрых воина остались, остальные бежали, как подлые трусы!

Ардван поджал губы, переводя взгляд с одного бойца на другого. А те смотрели на лорда и ждали, когда прозвучит команда отступать. Впереди скалилась смерть. Сквозь деревья Ардван видел, как граф Снорри Белый, что взбирался параллельным маршрутом, уже шёл со своими людьми назад. Он был ранен. Атака захлебнулась, лезть дальше не имело смысла.

— Уходим! — закричал Ардван. — Всем отступать! Возвращаемся! Уносите раненых. Про щиты не забываем, держим над головой.

Раненых и убитых катафрактов потащили вниз. Когда Ардван спустился, он снова оказался среди свалки тел, болезненные стоны резали уши нестройным хором. Кони без седоков слонялись по полю или стояли рядом со своими убитыми хозяевами, другие — брыкались на земле не в силах подняться. Всё пространство вокруг усеивали потоптанные тела солдат с переломанными спинами, руками и ногами, смятыми лицами, вдавленными в грунт. Свои, чужие — было сложно разобрать, кто есть кто. Кто мог стоять, помогал раненым, а местами до сих пор продолжались драки.

Ардван нашёл Эраха, который с арбалетным болтом в плече, хромая, бродил среди тел. Подобрал свой шлем, забрызганный кровью.

— Что ж, Эрах, — печально произнёс Ардван, гладя грустной морды коня, — повоевал ты на славу, старина. Похоже, не ходить тебе больше в бой. Ну ничего, даст Всевидящий, ещё поживёшь.

Конь понимающе смотрел на хозяина, а в больших чёрных глазах таилась печаль.

Неподалёку лежал барон Геребальд с обломком копья, торчащим из груди. Барон ещё дышал, но взгляд его подёрнулся мутной пеленой — жизнь уходила.

Ардвана взял под узды скакуна и хотел уже отправиться в лагерь, когда заметил катафракта, которого выбил с седла. Узнал его по серебристой узорчатой маске, выкованной в виде человеческого лица. Воин не мог идти, он сидел возле своего раненого коня, который едва дёргал головой.

— Сэр, — подошёл к нему Ардван, — теперь вы — мой пленник, извольте отправиться со мной в лагерь.

— Если поможете, — голос глухо звучал из-под маски, — увы, я повредил ногу и грудь и не могу подняться.

Ардван спросил у воина, как его зовут. Тот ответил, что имя его — Бертрам, и что он барон, вассал герцога Вальдийского. Ардван подозвал какого-то кнехта с лошадью, приказал доставить пленного к своему шатру и устроить в отдельной палатке.

По пути в лагерь граф не раз удивлялся, сколько людей и лошадей пало под обстрелом. Все подступы к холму были усеяны ранеными и убитыми. Особенно много пострадало простых солдат, защищённых лишь стёганками, а порой не имевших даже шлема. Ардвану повезло: он вместе с несколькими дружинниками вырвался вперёд, и основная масса пущенных стрел легла позади него. Первая линия катафрактов почти в целости доехала до лучников, но далеко не все проскочили мимо кольев, некоторые лошади сходу напарывались на острия, другие резко останавливались, скидывая седоков.

Барона Тунберта придавило конём, но он остался жив, пострадала лишь нога. А вот седовласый Ратигис был сражён стрелами, как и барон Балдред — из каждого торчало не менее дюжины древков. Ещё нескольких раненых катафарктов Ардван обнаружил в лагере — им повезло выбраться с поля боя. Среди них оказался и барон Рамбрехт. Утыканный стрелами он доехал до своего шатра и там потерял сознание.

Скорбь повисла над лагерем. Дети оплакивали отцов, отцы — детей. Погиб сын Снорри Белого, молодой сэр Хейдар. Это стало настоящим ударом для графа Рёнгвальда. Сам же Снорри отделался легко: стрела попала в плечо, и лекарь быстро её извлёк. А юный Хардред — один из оруженосцев Ардвана — едва сдержал слёзы, когда принесли тело его отца, сэра Бараза.

— Он был славным воином, — сказал Ардван. — Много славных воинов погибло сегодня. Чёрный день.

Потеря верного боевого товарища была невозместима, как и потеря большей частидружины. С поля боя принесли много раненых катафрактов, но Ардван знал: половина их не переживёт эту ночь, а из тех, кто останется, половина отдаст души Всевидящему в ближайшие три дня.

Оруженосцы сняли с Ардвана кольчугу, поддоспешник и промокшую от пота одежду, а затем помогли облачиться в чистое исподнее. И только тут граф в полной мере осознал, как сильно ему досталось. Пара стрел всё же пробили доспехи, поцарапав кожу, кто-то ударил по руке фальшионом или топором, прорубив кольчугу — рана нарывала. Ушибов же было не счесть: на теле пожилого лорда живого места не осталось. Болела шея после удара копьём, правая кисть распухла, плечи и предплечья посинели от кровоподтёков. Теперь, когда прошёл боевой пыл, разом заныли все ушибы и ссадины, и Ардван, выгнав оруженосцев, в изнеможении завалился на кровать.

Явился лекарь, залил раны вином, и начал растирать тело графа какой-то вонючей мазью. Не дождавшись конца процедур, Ардван вырубился: усталость взяла своё.

Его разбудил сэр Ньял.

— Что случилось? — Ардван, кряхтя, поднялся с лежанки, пытаясь согнать сонливость. — Ты позаботился об охране лагеря?

— Герцог Редмундский сегодня потерял много воинов, — сообщил сэр Ньял. — Не думаю, что противник решится атаковать. Но охрану я выставил. К сожалению, все, кто ходил в бой, валятся с ног от усталости. Я велел вооружить обозников.

Капитан дружины вкратце рассказал о том, что слышал из разговоров в лагере.

Самого большого успеха удалось достичь на правом фланге. Там еретики оказали наименьшее сопротивление, и воины короля почти добрались до вершины. А вот у головного крыла дела обстояли не лучшим образом. Потеряв в стычке у подножья холма много бойцов, король и герцоги упёрлись в частокол и были вынуждены отступить. Железноликий был ранен: вражеское копьё пробило ему живот. Лечил монарха молодой колдун, но слухи упорно твердили, что король не выживет. Пал в бою герцог Сноутон вместе с сыном, и никто не знал, будут ли катафракты Сноутонов сражаться дальше. Много разговоров ходило о том, что люди погибших лордов и баронов намереваются разъехаться по домам, и единственные, кто пока удерживал армию, были дастур Бахрам и герцог Фритландский. Сдаваться эти двое не собирались, хоть дастур и потерял более половины монахов-воинов.

Сэр Ньял ушёл, и Ардван, вновь оставшись один, принялся размышлять над тем, что произойдёт с войском, если Железноликий не выживет. Размышления прервал оруженосец, который сообщил о большом совете, созываемом королём сегодня вечером. Ардван немало удивился сему событию, и теперь с нетерпением ждал вечера, мучаясь догадками. Годрик наверняка находился при смерти, и Ардван просто не сомневался, что на совете произойдёт раскол, и священное воинство прекратит своё существование, распавшись на много частей, а следом за ним — и королевство.

Идя на собрания, Ардван ожидал увидеть Железноликого в плачевном состоянии, но когда граф явился под купол разноцветного королевского шатра среди нескольких десятков лордов, он не поверил глазам. Годрик находился в полном здравии и прекрасном самочувствии, будто и не было тяжелейшего ранения. Он, как и прежде, величественно возлежал на подушках, рядом на стульях сидели герцог Фритландский и дастур Бахрам, а вокруг толпились приближённые.

А в дальнем углу шатра стоял юноша. Молодой человек, на вид лет семнадцати, со светлыми вьющимися волосами и едва начавшей пробиваться жидкой бородкой имел такой отрешённый вид, словно мыслями находился далеко-далеко отсюда, юноша не обращал на лордов, набившихся в шатёр, ни малейшего внимания. Своей простоватой одеждой он выделялся из общества благородных, он был среди них чужим, но тем не менее он сидел тут, и ни один граф или герцог не смел ему и слова грубого сказать, хотя многие посматривали с неприязнью и недоумением. Особенно презрительно на юнца косился дастур Бахрам, и Ардван весьма удивился тому, что этот суровый человек, который по слухам даже королём вертит, как хочет, мирился с присутствием столь неприятной для себя персоны, не обладающей ни властью, ни деньгами, ни положением в обществе. Разные ходили слухи об этом парне, но прежде Ардван им не сильно доверял.

— Итак, первым делом должен уведомить вас, мои верные подданные, — объявил Годрик, — что хоть я и был ранен, но стараниями моего нового придворного лекаря полностью исцелён и продолжаю, как и прежде, возглавлять поход. У нас большие потери: погиб мой близкий друг и правая рука — герцог Сноутон, погибли много моих храбрых воинов. Знаю, вам тоже пришлось оплакивать своих сыновей, отцов, друзей и верных слуг. И я скорблю вместе с вами. Но война не закончена. И битва эта не закончена. Мы должны взять холм, и мы его возьмём! Избавим наши земли от еретической заразы раз и навсегда, иное недопустимо. Не сомневайтесь, я вновь поведу вас в бой, если потребуется. Силы противника на исходе, сегодня мы убили много их людей, — затем король обратился к герцогу Фритландскому: — У вас, маршал, есть идеи, как выбить еретиков с холма?

План маршала был следующий. Городское ополчение, ожидавшееся завтра к полудню, а так же коленопреклонённых и кнехтов, что остались без лошадей, герцог Фритландский собирался бросить в атаку на укрепления, точнее, в те бреши, которые имела оборона еретиков. В это время, пока ополчение будет отвлекать основные силы, конные катафракты должны были обойти по лесам лагерь противника, незаметным для него образом, и ударив в тыл, прорваться через ряды обозов к вершине.

— При всём уважении, Ваша Светлость, — возразил граф Снорри, — но какой прок посылать пеших на гору? Эти люди не годятся для войны.

— Именно в них сейчас самый большой прок, — ответил лорд-маршал, — городских не жалко кинуть на укрепления. Более того, я считаю, что армия помимо конницы должна как можно чаще прибегать к использованию обученных пеших солдат. В некоторых случаях их применение больше оправдано, нежели пускать в ход катафрактов. Понимаю, это идёт вразрез со многими устоями, но война порой требует нововведений.

На этом собрание завершилось. Ардан вернулся в шатёр. Из головы никак не выходил странный юноша — новый лекарь короля, которого все считали колдуном. Было в нём что-то не от мира сего, и в то же время чувствовались за ним сила и власть, природу которых граф разгадать.

Завтра предстоял тяжёлый день, завтра измотанные, побитые и уставшие воины снова пойдут на проклятый холм, и лишь Всевидящий знал, скольким суждено пережить очередную атаку. Ардван хотел помолиться, но слова не шли, вместо этого в голове начали бродить нехорошие мысли. Он не понимал, что здесь делает, не понимал, ради чего погибли его лучшие люди. Отчаяние охватило пожилого лорда. Почти все друзья и верные соратники покинули этот бренный мир или помирали от ран. Жертва, которую принёс сегодня Ардван во имя собственного Бога, казалась ужасной. Всевидящий не защитил Своё войско, Всевидящий на уберёг Своих воинов. Слова мобадов оставались только словами — не более.