Боги великой пустоты. Книга 2. Безумие (СИ)

Глава 12 Эстрид IV

Мужчина лет пятидесяти с длинными седыми волосами и круглым пузом, обтянутым синей полотняной коттой, сидел во главе стола и с прищуром оглядывал собравшихся. Рядом трапезничала рослая, худощавая женщина, с постной, брезгливой миной. То были сэр Хаголд и леди Нандила — владельцы замка Гроадт и крупного земельного надела в баронстве Бьёрнвуд. Сын сэра Хаголда сэр Викгер обгладывал баранью кость, временами поглядывая на Эстрид, которая в новом зелёном платье, подаренном хозяевами замка, восседала напротив, ковыряясь ложкой в тарелке с капустным супом. Постоянная нехватка продовольствия здесь, на севере, приучила местных сеньоров не впадать в излишества, и сэра Хаголда вовсе не смущало, что блюда на его столе походили на пищу простых деревенщин. Как не волновали скромная одежда, которую носил он и его придворные и небогатое убранство жилища.

Рядом с Эстрид расположились два мобада — два пожилых человека, ровесники сэра Хаголда, оба дородные и холеные. Тот, который повыше, являлся духовником семьи сэра Хаголда и служил в замковом святилище — звали его отец Харан; другой же, низкорослый толстяк, был уважаемым местным лекарем, единственным на многие десятки миль вокруг. Тут же сидел высокий, стройный мужчина с роскошными усами — сэр Абрен, племянник сэра Хаголда, который командовал гарнизоном крепости. Дальний край стола заняли две дочери сэра Хаголда вместе со старой гувернанткой, жена сэра Абрена и ещё четыре знатные дамы.

Маленькая, сумрачная трапезная давила низкими потолками. Квадратное окошко за спиной супружеской четы почти не пропускало свет, зато на столе железной лапой торчал подсвечник, заляпанный воском. Половина трапезной отводилась под кухню, там горел камин, у которого в данный момент хозяйничал повар с юношей-помощником.

Замок Гроадт, куда два дня назад привезли Эстрид, был невелик. Три оборонительные башни, барбакан и донжон жались друг к другу на вершине холма с крутыми, обрывистыми склонами, поросшими редкими соснами, и издалека походили скорее на природное нагромождение глыб, нежели на рукотворное сооружение. К основной части замка примыкал хозяйственный двор с домами слуг, огороженный каменной стеной, а ниже по склону приютились хижины сервов сэра Хаголда, обнесённые деревянной оградой, что соединялась с фортификациями самого замка, и рвом с кольями. Таким образом, обитатели крепости и близлежащего поселения были защищены со всех сторон стенами и крутыми обрывами, а единственный путь к жилищу сеньора проходил через поселение, хозяйственный двор и трое ворот.

Замок Гроадт не отличался просторными помещениями. Все комнаты, как и трапезная, были маленькими и плохо освещёнными, а интерьер отличался простотой, если не сказать бедностью. Зато они хорошо протапливались — весьма существенное достоинство в северном климате. Семейство сэра Хаголда обитало на вернем этаже донжона; ниже, в трапезной, являющейся по совместительству кухней, и в прилегающих помещениях жили коленопреклонённые, а на первом этаже, в оружейной — слуги и кнехты сэра Хаголда. Другие солдаты размещались в оборонительных башнях. Эстрид устроили в гостевой комнате наверху — такой же тесной и скупой на убранство, как и все остальные, и не сильно отличающейся от монастырской кельи, в которой Эстрид проживала до недавнего времени.

— Вам определённо следует обождать с дорогой, леди Эстрид, — сказал сэр Хаголд. Голос его был старческим, хрипловатым, недружелюбным; коленопреклонённый вёл речь размеренно и деловито. — Вчера пришли люди из деревни, что на пути в Мьёлль, утверждают, будто видели на дороге дикарей. Вам стоит завести управляющего, а самой поселиться в замке сеньора: одинокой женщине сложно управляться с хозяйством, особенно здесь, в тайге, и особенно сейчас, когда опасность грозит со всех сторон. А ещё посоветовал бы нанять вооруженную охрану. У меня есть на примете пара надёжных человек. Жаль, ваша служанка сбежала — следует подыскать новую. Вы убеждали моего сына, будто она верна вам, но как оказалось, вы, юная леди, плохо разбираетесь в людях. Удивляюсь, как эта северная женщина не ограбила и не бросила вас прежде.

— Она была с севера? — леди Нандила говорила гортанным басом, совсем не соответствующим её худощавому телосложению. — О, какой ужас! Мы никогда не берём слуг из людей северных племён. Всевидящий только знает, что от них ждать. Совершенно непредсказуемые дикари! И зачем ставить жизнь в зависимость от этих своенравных варваров? Не понимаю, — Нандила укоризненно покачала головой.

Эстрид потупилась. Уход Халлы прошлой ночью опечалил её. Северянка сдержала обещание: сопроводила девушкау до замка, а потом, как и хотела, пошла своей дорогой. Но всё же Эстрид было грустно. Она прикипела душой к этой грубой и гордой женщине, которая спасла и выходила её, да и не могла понять молодая леди сей опрометчивый поступок, такое необузданного стремления к свободе назло всем опасностям и здравому смыслу. Халла была человеком иного склада характера, иного мироощущения, и для Эстрид оказался закрыт путь к душе дикой охотницы, с которой судьба свела её на жизненном пути.

— А вообще, вам бы хорошо замуж, — снова обратился к Эстрид сэр Хаголд, — молодой одинокой женщине ох как не просто в наши дни.

— Что ты говоришь, муж, у леди Эстрид траур, — упрекнула его леди Нандила.

— И что же? — повысил голос сэр Хаголд. — Траур — год. Я же не говорю, что сейчас надо бежать под венец. Да и вообще, по благословению церкви в случае крайней нужды можно и через месяц. Верно святой отец?

— Угу, можно, — ответил с набитым ртом мобад Харан, налегавший в это время на баранину, вино и ячменный хлеб.

— Вот видишь! — сказал супруге сэр Хаголд. — Сейчас времена тяжёлые, не до формальностей.

Вновь выходить замуж у Эстрид даже в мыслях не было — это выглядело предательством по отношению к любимому. Только одна идея сейчас зрела в её голове — добиться правосудии, а для этого следовало как можно скорее направиться прямиком к барону Кобертону и заявить о случившемся. Насчёт управления поместьем Эстрид тоже не думала: она слишком плохо соображала в хозяйственных вопросах — прежде об этом заботились другие.

— Ну, коли Всевидящий пожелает… — смиренно молвила леди Нандила.

— Послезавтра из Кюльбьёрга прибудут люди, — заговорил сэр Абрен, отодвигая деревянную тарелку, — двадцать человек. Я размещу их на верхнем этаже барбакана.

— Надеюсь, среди них нет дикарей? — недовольно посмотрел на племянника сэр Хаголд.

— Ни единого, хотя в Кюльбьёрге половина народу — выходцы из северных земель. Говорят, есть даже те, кто прибыл с окраин Бесконечного леса.

— Далековато забрались, — усмехнулся сэр Викгер.

— Да, и это всё очень печально, — сэр Хаголд задумчиво постукивал по столу пальцами правой руки. — Если дикари явятся вновь, город может сдаться. А от нас до него всего день пути.

— Местные боятся вторжения не меньше нашего, — сэр Абрэн отпил вина из кубка, — Две недели назад гильдии выставили пятьсот человек ополчения, но варвары избежали битвы.

— Испугались пятисот человек? Выходит, их не так много? Или это какой-то хитрый манёвр. Что вообще слышно: почему они к нам ломятся?

— Поговаривают, там севернее, за лесами Лильхейма, сильный голод. Через Кюльбьёрг оттуда идёт много народу, кто-то остаётся в городе, другие держат путь на юг. А некоторые собираются бандами и грабят соседей. На реке Хель часты набеги, на Рёрене — тоже. Но вглубь суши не ходят: у берегов им безопаснее. Вот только сейчас, говорят, произошло что-то совсем худое, ибо банды эти объединились. Давно такого не было, верно, уже лет сто.

— Последнее нашествие варваров случилось при моём прадеде, — напомнил сэр Хаголд, — когда катафракты под началом Ландберта Сурового захватили половину Лильхейма.

— В любом случае, ничего хорошего ждать не приходится, — продолжал сэр Абрен, — река Хель течёт далеко на юг, варвары могут пройти на кораблях вглубь Катувеллании и даже выйти к Марибургу. А войско короля занято разборками с герцогом Редмундским.

— Но что их заставило на этот раз объединить силы?

Сэр Абрен пожал плечами:

— Голод, слухи о нашей слабости, кто знает, что ещё… Находятся даже те, кто утверждает, будто север накрыла Тьма.

— И насколько это может быть правдой? — нахмурился сэр Хаголд.

— Пустые россказни, — махнул рукой сэр Абрен.

— Это точно, — проговорил мобад Харан, наконец, управившись с куском баранины, — басни необразованных дикарей. Ох, сколько же сил приходится тратить, чтоб просветить их и растолковать им Книгу Истины! Дикие люди! Темнота! Не так давно ещё и Хошедара-то не знали. Подумать только, были же времена! Что уж говорить о язычниках. Многие упорствуют в своём невежестве и, представьте себе, до сих пор не желают принять истинную веру. И церковь ничего не может сделать: нет у нас достаточных сил, орден не шлёт сюда своих воинов.

— Вы настоящий подвижник, отец Харан, — благоговейно посмотрела на мобада леди Нандила, — побольше бы таких людей! Надо обязательно просвещать народы, ведь для этого и приходил Хошедар.

— Надо, — мобад утёр рукавом мантии жир на губах и развалился на стуле, наслаждаясь всеобщим вниманием. — И Отец-покровитель готовит отправить очередную миссию на север сразу, как только наши катафракты разделаются с ересью на юге.

— Наш отец Харан — великий человек, — умилённо проговорила леди Нандила, обращаясь к Эстрид, — святой! Отец Харан служил миссионером в дикой Гутии и даже проповедовал, рискуя жизнью, на севере Лильхейма! Это такое благородное дело — нести истину безбожникам!

— Да, были времена, были! — закивал Харан. — Что ж, таков путь служителей Хошедара: вырывать детей Его из козней Врага. «Благословен тот, кто встретил Врага лицом к лицу, кто не уступил Времени, и лишения претерпел», — процитировал он писание.

Эстрид смотрела на этого самодовольного старика, и её пронимало отвращение: белая ряса мобада напоминала о злодее, что явился в Мьёлль той ночью, в словах Харана не чувствовалось ни капли доброты — лишь надменность и чванство. «Почему Господь призывает служить таких людей, — задалась вопросом Эстрид, — неужели Он не видит, неужели Он не знает, что они творят». Ей стало грустно.

— Вот видите, леди Эстрид, — сказал сэр Хаголд, — у нас, как на войне. Впрочем, здесь всегда было беспокойно. С тех пор, как мой дед мой вместе с Ландбертом Суровым захватил половину Линдхейма, мы стали стеной, защищающей королевство от варваров. Жаль только, что нынешний король это не ценит.

После трапезы слуги убрали со стола и разошлись, Эстрид тоже хотела уйти к себе наверх, но сэр Хаголд попросил её остаться. Теперь в помещении были только он сам, его жена и мобад Харан.

— Прошу прощения, леди Эстрид, — сказа коленопреклонённый, — но я должен взглянуть на бумаги, подтверждающие ваше благородное происхождение. Надеюсь, они сохранились?

— Разумеется, — Эстрид достала свёрток, который носила с собой, привязанный под платьем к бедру. Бумаги были аккуратно сложены и зашиты в холщовый мешок: Халла позаботилась о том, чтобы они не потерялись.

Сэр Хаголд аккуратно разрезал столовым ножом нитки, вытащил и бережно развернул документы, а затем предал мобаду Харану. Тот пододвинул к себе подсвечник, сделал важную мину и, тщательно вглядываясь в буквы, вслух прочёл написанное.

— Хм, — сэр Хаголд скривил рот, — значит вы и ваш покойный супруг из простолюдинов — очень интересно. Видимо сэр Хенгист имел великие заслуги перед братом барона Уриэна, раз тот наградил его титулом.

— Служил верой и правдой, — произнесла Эстрид. При упоминании о Хенгисте к горлу подкатил ком, который она еле сдержала усилием воли.

— Хорошо, — пожилой коленопреклонённый откинулся на спинку, сложил руки на животе, некоторое время изучающее смотрел на девушку подслеповатыми глазами, а затем заговорил вновь: — Леди Эстрид, вы помните, о чём я вёл речь за трапезой? Мои слова о замужестве — не просто сотрясание воздуха. Видите ли, у вас есть земля. Да, это всего лишь мелкая деревенька, но даже за ней требуется надзор, а вам — защитник. Мой младший сын, Викгер, вполне справится с этими задачами. Он холост и не имеет наследников. Вы же можете породниться с нашей семьёй. Поверьте, леди Эстрид, для вас это весьма выгодная партия, поскольку немногие из благородных согласятся взять в жёны леди безвестного происхождения, да ещё с таким скромным наследством, — слова эти прозвучали весьма жёстко, Эстрид вздрогнула, и для сэра Хаголда это не осталось незамеченным. — Простите меня за прямоту, леди Эстрид, но сами понимаете, мы сейчас решаем деловые вопросы. Слова мои истинны — рано или поздно вы сами в этом убедитесь.

— Я, знаете ли, против поспешности, — присоединилась Нандила, — понимаю ваше горе, дорогая, а потому, в случае согласия, мы не будем настаивать на немедленно бракосочетании. Можете повременить месяц-другой — сколько потребуется. Но муж мой прав: вам следует подумать о будущем.

Разговоры о новом замужестве бередили душу и были противны Эстрид. Ни супружеская чета, что сидела перед ней, ни сэр Викгер не вызывали ни малейшей симпатии, хотя последний был молод и недурён собой.

— Разумеется, если вы откажетесь, — сказал сэр Хаголд, — это не наложит никаких ограничений на ваше пребывание здесь. Вы — гостья в моём доме, можете оставаться тут, сколько пожелаете — священный обычай гостеприимства я не нарушу. Советую обдумать моё предложение спокойно, не торопясь.

— Спасибо за вашу доброту, — произнесла Эстрид, — это предложение… оно… я ценю вашу заботу, сэр Хаголд. Но боль утраты ещё не прошла, я скорблю по моему мужу, а потому не могу дать ответ прямо сейчас.

— Бедная девочка, — покачала головой леди Нандила, — это так печально, пусть Всевидящий утешит тебя.

— Времена тяжёлые, леди Эстрид, — проговорил сэр Хаголд, — потери неизбежны, и мы порой просто не можем себе позволить подолгу горевать над ушедшими. Думайте, леди Эстрид, думайте, а пока не смею вас больше задерживать.

На этом разговор был окончен, и Эстрид отправилась во двор подышать свежим воздухом. Погода стояла пасмурная, прохладная. Солнце тоже скорбело, оно спряталось в траурное одеяние туч и не давало тепла. Девушка поднялась на стену и посмотрела вдаль, туда, где до самого горизонта угрюмо зеленели сосны. Покрытые хвойными зарослями холмы тихо спали, безучастные к людским трагедиям. Где-то в стороне, милях в пяти от замка над лесом вился лёгкий дымок — там притаилась деревня.

Эстрид почувствовала умиротворение. Города с их вечной сутолокой, теснотой и вонью были далеко, а древняя тайга, властвовавшая здесь не знала суеты и диктовала свои условия роду человеческому. Во дворе замка слуга неторопливо перетаскивал сено с воза в амбар, в луже лежали свиньи, в хлевах блеяли овцы, кудахтали куры. Жизнь здесь, будто застыла, погрузившись в вязкую канитель обыденных дней, наполненных монотонной, привычной работой. Но всё же Эстрид хотела домой, тут она чувствовала себя чужой и всеми покинутой — игрушка в руках высших сил, судьбы и расчётливых лордов. Болела голова, болели внутренности. Эстрид оперлась на зубец стены и посмотрела вниз: холодные камни бугрились острыми гранями, холодные камни могли всё исправить.

Вот только она больше не желала умирать, она знала, что правосудие должно свершиться, и ради этого осталась на белом свете. Но в замок барона Кобертона нельзя было ехать прямо сейчас, и ожидание давило тяжким бременем.

— Не стойте так близко к амбразуре, — послышался знакомый голос, — можно поскользнуться и сорваться.

Сэр Викгер подошёл незаметно. Эстрид обернулась и встретила ухмылкой молодого коленопреклонённого. Ей не нравилось, как тот на неё смотрит — его взгляд слишком сильно напоминал взгляд того похотливого мобада; ей не нравилось его полное лицо, ведь оно даже близко не походил на лицо человека, которого она любила. Но сэр Викгер был тем, с кем она должна связать свою судьбу, и Эстрид гадал, сможет ли когда-нибудь пойти на такую жертву и забыть о любимом.

— Простите, я задумалась и не заметила вас, — пробормотала она, — но мне, пожалуй, пора: на улице холодно, — Эстрид развернулась, чтоб уйти.

— Уже? И даже не удостоите меня коротким разговором? — сэр Викгер усмехался, и девушка, смутившись, потупила взор.

— Простите, сэр Викгер, — произнесла она, — нехорошо себя чувствую, надо прилечь.

— Старые травмы, — понимающе кивнул молодой коленопреклонённый. — Вы ещё не показывались нашему врачу? Он даст лекарство и помолиться о вашем здоровье.

Эстрид испугалась. Ей было страшно обращаться к врачу, ведь тот мог понять, что после побоев и гибели предыдущего плода она больше не сможет иметь детей. Но тогда она станет совсем никому не нужной, окажется просто мусором в глазах окружающих, не спасёт даже положение. Бесплодная женщина была проклята Всевидящим — это знали все.

— Я, пожалуй, пойду, простите, — сухо произнесла Эстрид и, не оборачиваясь, зашагала к лестнице.

Запершись в своей комнатушке, она села на кровать задумалась. У стены стоял меч с навершием в виде головы хищной птицы — единственная память о возлюбленном. Девушка поклялась, что никогда не расстанется с этим оружием. Она взяла его, положила на колени и провела ладонью по обмотке рукояти, вспоминая о руках, которые держали её прежде, о любимых руках…

А после вечерней трапезы Эстрид попросила аудиенции у сэра Хаголда. Она рассказала о том, что произошло в поместье, в том числе о преступлении мобада, умолчав, впрочем, о причастность к этому графини Берхильды, после чего озвучила свою просьбу.

— Только после этого я смогу думать о будущем, — объяснила Эстрид, — иначе мне не найти покоя. Помогите свершиться правосудию.

Сэр Хаголд долго хмурился, смотрел, не отрываясь, на девушку и барабанил пальцами по столу.

— Это дело серьёзное, леди Эстрид, — наконец медленно произнёс он, — очень серьёзное преступление, особенно для духовного лица. Я весьма сочувствую положению, в котором вы оказались, и всем сердцем желал бы помочь. Но деревня, где проживает тот мобад, находится не под моей властью, а на служителей церкви распространяется только суд апологетов.

— И всё же, я вас прошу отомстить за поруганную честь, — не отступала Эстрид. — Разве долг благородного человека не требует вершить справедливость?

Сэр Хаголд снова ушёл в раздумья.

— Хорошо, — проговорил он, — ввиду временного отсутствия барона Кобертона, которому принадлежит та земля, обязуюсь задержать преступника. Но я не вправе выносить приговор. Повторяю, это может сделать только суд апологетов. Мы должны будем отправить насильника в Кьюльбьёрг, чтобы передать его церковной власти. И вам тоже придётся поехать туда в качестве потерпевшей стороны, иначе суд не состоится.

Эстрид поклонилась:

— Это очень великодушно с вашей стороны, сэр Хаголд. Я готова на всё ради отмщения.

Эстрид вышла. Она устала. Устала от внутренних метаний, от бессилия, от постоянных болей. А сегодняшний день вымотал её окончательно. Она прислонилась к стене, и слёзы полились из глаз. Всхлипывая, Эстрид побрела вверх по лестнице.