Боги великой пустоты. Книга 2. Безумие (СИ)

Глава 35 Эстрид IX

Лесная дорога ползла сквозь тайгу узкой, желтоватой полосой, а по ней колтыхала крытая повозка, запряжённая низкорослой лошадёнкой. Чаща по обе стороны воздвигалась грозным монументом, свысока глядя на путников, что на фоне хвойных великанов казались не более чем насекомыми. Древний лес — бесспорный хозяин этих земель — хранил молчание, для него не имели значения людские невзгоды, которые мимолётными искрами вспыхивали среди зелёной бесконечности и исчезали в пучине времени.

Халла держала поводья. Рядом патлатый Фугли с луком наготове вглядывался в даль. Эстрид пряталась под тентом, закутанная в плащ, а в задней части телеги, свесив ноги, сидел старый воин Тьёрдрих. Точильным камнем он полировал меч. Годы согнули массивную фигуру воина, вплели белые нити в его русую шевелюру и свисающие на грудь, усы. Рядом лежали круглый щит с руническими символами, видавший виды шлем с полумаской, испещрённый вмятинами и царапинами и длинный лук. Дальняя дорога, особенно в этих краях, таила много опасностей, и компания вооружилась до зубов. Проезжая деревни, эта троица дикарей, как их называли катувелланцы, знатно пугала местных, и те, едва завидев три угрюмые диковатые физиономии, прятались по домам.

Безрукая, хрупкая девушка с некогда миловидным, а теперь изуродованным волчьими зубами лицом не вписывалась эту компанию, но именно она и объединяла всех троих, именно ради неё эта компания грубых северян, побросав все свои дела, отправилась в далёкое путешествие. У Эстрид тоже имелось при себе оружие: Меч с навершием в виде головы хищной птицы лежал подле неё. Воина, который забрал клинок, найти не составило труда, и тот вернул оружие сразу же, стоило ему увидеть «безрукую колдунью», как прозвали Эстрид в племени.

— Ума не приложу, госпожа Эстрид, — говорила Халла, — зачем ехать в то проклятое место? Почему не хочешь жить в Кюльбьёрге?

— Оставь её, — медленно проговорил Тьёрдрих, — зачем тебе знать? Какое дело, куда ехать, когда всё закончится одним? Все пути ведут в одну сторону, все судьбы — к одному финалу. И если боги умерли, то и нам не суждено жить вечно, и какое теперь дело, куда мы идём и сколько миль проедем? Важно то, что есть сейчас. Больше ничего нет ни впереди, ни взади, ни вокруг. И не будет. Люди куда-то рвутся, мечутся, тревожатся о завтрашнем дне. Но когда твои дни сочтены, и ты можешь отправиться в пустоту, не пережив этой ночи, становится всё равно до того, что будет потом. Госпожа Эстрид знает, куда её ведёт сила, что осталась от погибших богов. Так пусть она следует своим путём, а старик Тьёрдрих будет точить свой меч и смотреть на дорогу.

Старый воин отличался рассудительным спокойствием, временами перетекающим с безмолвную апатию, выстраданную годами. А ещё он понимал Эстрид, он всегда знал, что у девушки на душе, будто видел её насквозь. Он каждого видел насквозь.

— У меня нет детей, — сказал как-то Тьёрдрих, — младший погиб на войне, старший — на охоте, на среднего боги наслали болезнь, единственная дочь уведена в плен. Ты будешь мне вместо дочери, госпожа Эстрид — старику нужно о ком-то заботиться. Старик Тьёрдрих устал убивать.

Эстрид не возражала. Ей импонировал этот человек, и она доверилась ему, взяв с собой.

Однако, ни с кем Эстрид не чувствовала себя так хорошо, как с Хенгистом, с ним она забывала обо всём, а без него — словно отнималась некая важная часть её, и на этом месте появлялась огромная ненасытная дыра. Он приходил, сидел рядом, держа за руку, которой не было, обнимал. А потом пропадал, и Эстрид, как ни старалась, не могла его удержать. «Вернись ко мне», — говорил Хенгист, я хочу остаться с тобой навеки.

— И всё же путь наш опасен, — сказала Халла, — если мы наткнёмся на людей местного барона, придётся худо.

— В Кюльбёрге не лучше, — вздохнул Тьёрдрих; он прекратил точить клинок, задумался. — Люди умом тронулись, как услышали весть о гибели богов. Грабят и убивают. Больше некому сдерживать безумие человеческое, некому следить и карать за проступки наши. Хаос пришёл на землю. Как и предсказывали легенды, Великая Пустота пожрала богов. Однажды она и нас поглотит. Нет богов в Великой Пустоте, только мы одни, наедине со своими страхами, глупостью и горем. Люди не привыкли встречаться с этим лицом к лицу, они в ужасе. Но надо учиться. Мне, старику — поздно, но вам, молодым ещё предстоит пожить в этом мире, каким он теперь стал.

— Будь покойна, Халла, — произнесла Эстрид. — Никто не тронет ни тебя, ни Фугли, ни Тьёрдриха.

Халла недоверчиво покачала головой, но ничего не ответила.

Тьёрдрих продолжил полировать клинок. Телега катила через лес — Эстрид возвращалась в то место, которое стало для неё точкой безумия, разрезавшей временной отрезок судьбы на две половины, квинтэссенцией утраты, апофеозом печали, что кровавой раной перечеркнул долгие годы блаженного покоя. Компания ехали той же дорогой, которой совсем давно Халла везла девушку в монастырь, надеясь найти для неё пристанище. И Эстрид действительно нашла новый дом. Но не в монастыре. Она нашла его в самой себе и в вечности душевной пустоты, что день за днём пожирала её мысли, страхи и боль, как пожрала некогда богов, если те существовали когда-либо на этой земле.

Наконец выехали на поля, и вдали показался шпиль святилища. Эстрид узнала эти места, её поместье было уже близко. Селянин, проходивший мимо, с испугом посмотрел на повозку и едущих в ней вооружённых людей. А дорога вела вперёд сквозь нескошенные хлеба, что тощими колосьями сиротливого оскудения покачивались на ветру.

Через пару миль достигли опушки леса, где притаилась спрятанная меж сосен деревушка Мьёлль.

Запустение — вот всё, что путники нашли здесь. Жители сбежали, побросав дома, инвентарь и нескошенный урожай. Семь изб, окружённых амбарами и хлевами, молчаливо тосковали по ушедшим.

— Найдите лопату, — велела Эстрид.

Фугли спрыгнул с облучка и удалился в ближайший амбар.

— Зачем? — нахмурилась Халла, но Эстрид не ответила.

Фугли вернулся с инструментом, и повозка тронулась дальше.

Миновали лесополосу, отделяющую деревню от особняка. Распахнутые настежь ворота, сад, охваченный буйством лохматых сорняков и хаосом разросшегося кустарника, дом… Хризантемы и гвоздики, некогда посаженные Эстрид, приветствовали хозяйку тусклыми красками, едва пробивающимися среди беспорядочной зелени. Цветы радовались её возвращению, но теперь девушка была равнодушна к ним. Как была равнодушна и к поместью: особняк больше не навевал страшные воспоминания.

Халла же поёжилась.

— Ох, не по нутру мне этот дом, — проговорила она.

Остановились у лестницы, что вела к открытой входной двери. Из чёрного проёма веяло смертью. Но тел в доме больше не было. Как уверял сэр Викгер, он велел временно захоронить мертвецов в саду, и те, едва присыпанные землёй, ожидали мобада, который должен провести ритуал погребения.

— Не понимаю, что мы тут делаем, — снова заворчал Халла, — жуть берёт от этого места. Оно проклято.

— Обычный дом, — рассудил Тьёрдрих, — в каждом доме кто-то умирает, в каждом — кто-то рождается. Таков порядок. Мертвецы станут землёй, из земли прорастёт хлеб.

Эстрид вылезла из повозки и, прихрамывая, подошла к четырём горкам земли — под ними лежали её слуги и супруг.

— Пусть Фугли возьмёт лопату, надо отрыть их, — сказала она.

— Зачем тебе мертвечина, госпожа? — возразила Халла. — Ты не вернёшь мужа, даже если выроешь его тело. Оставь их в покое, девочка.

— Выкопайте их, — повторила Эстрид.

— Я сделаю, — вызвался старый воин, он отложил меч, который всё это время не выпускал из рук, взял лопату и подошёл к могилам.

Раскидав верхний слой почвы, Тьёрдрих добрался до полуразложившихся останков. По фрагментам лица, изъеденного опарышами, с трудом удалось распознала камеристку Эббу.

— Копай следующую, — велела Эстрид.

Тьёрдрих разрыл вторую могилку — тут лежало то, что осталось от повара. Хенгист находился под третьей горкой.

Молодой человек уже не был похож на самого себя. Тело под преющими лохмотьями усохло, а кожа и мясо превратились в желеподобную субстанцию, что отслаивалась, обнажая кости. Черви наполняли рот, глазницы и то место, где когда-то находился нос; черви хозяйничали тут, как у себя дома; черви стали естеством Хенгиста, а он — частью этих белых личинок, которые растаскивали всё, что было дорого Эстрид.

— Выкопай его полностью, — приказала она.

Тьёрдрих поморщился, но всё же исполнил повеление, и вскоре то, во что превратился молодой коленопреклонённый, было освобождено от земного плена. Халла и Фугли молча наблюдали за происходящим, укор и сочувствие застыли на их лицах. Эстрид присела на корточки над телом возлюбленного.

Хенгист лежал перед ней живой, как и прежде, лицо его, столь светлое и родное, хранило тепло, которого девушке так не хватало всё это время. Он ждал её, ждал многие дни в одиночестве и тоске, звал к себе, страдал. И вот она тут, она вернулась, никакая сила не смогла этому помешать. Культёй руки Эстрид коснулась лица Хенгиста.

— Любимый, — прошептала она, — теперь мы вместе. Прости, что меня так долго не было. Ты ведь больше не оставишь меня? Не исчезнешь в пустоте? Ты обещал. Те, кого мы любим, всегда должны возвращаться — я никогда не верила, что мир устроен иначе. Так пошли со мной! Уйдём из этого проклятого леса. Уйдём туда, где до нас не доберутся горести и беды. Полчища демонов не встанут на нашем пути, любимый. Они бессильны, их больше не существует. Мы одни остались — одни на всём белом свете.

Но Хенгист лежал неподвижно, будто не слышал того, что говорила Эстрид. Казалось, ему было всё равно.

— Почему ты не хочешь идти со мной? — Эстрид поглаживала его культёй. — Мы снова вместе, разве ты не этого хотел?

— Я хочу пойти, но не могу, — произнёс Хенгист. — Я не в состоянии даже пошевелиться. Без твоей помощи мне не справиться.

— Но я не знаю как, — растерялась Эстрид. — Скажи, что сделать — я сделаю. Только не оставляй меня снова, не бросай одну. Мы — одно целое, без тебя меня не существует.

— Ты знаешь, как. В этом нет ничего сложного. Пожелай, чтобы я поднялся. Просто сосредоточья на этом.

Эстрид так и сделала, и вот Хенгист пошевелил рукой, а потом медленно, будто неохотно встал на ноги.

— Спасибо, любимая, — сказал он, — я больше никогда тебя не брошу, я стану твоим вечным спутником и телохранителем. Куда бы ты ни пошла, пусть на край земли, я защищу тебя от всех страданий и бед, от всех зол и напастей.

— Теперь нам не страшна вечность, — прошептала Эстрид, — теперь я счастлива. Счастлива, как никогда. Пусть Великая Пустота поглотила богов, пусть придёт Тьма — это не важно. Мы останемся вместе навсегда.

Хенгист улыбался, его глаза светились нежностью и любовью.

— Но мне нужно моё оружие, — сказал он.

— Я знала! — Эстрид торжественно улыбнулась. — Знала, что он тебе понадобиться, и привезла с собой. Твой меч в повозке, сэр Хенгист!

— Благодарю тебя, любимая, — произнёс молодой коленопреклонённый, — этот меч важен для меня, это подарок отца, и я опечалился, не найдя его. А теперь обними меня, любовь моя.

Эстрид подошла ближе. Она ощутила тёплые, сильные объятия, погрузилась в них, забыв обо всём, предаваясь сладкому чувству, разлившемуся по телу. Она обхватила Хенгиста единственной рукой, нежно прижимаясь к нему. Глубокий покой, и чистая, светлая радость наполнили сердце.

***

Тьёрдрих отшатнулся и попятился назад, когда полуразложившийся труп поднялся с земли. Чего только не повидал старый воин на своём веку, но узреть подобное он оказался не готов. У Халлы и Фугли вырвался возглас изумления и ужаса.

Мертвец стоял, обхватив Эстрид гнилыми руками, из глазничных впадин его сыпались черви. Опарыши переползали девушке на платье, волосы, лицо, но она не чувствовала их, она обняла культёй покойника и прильнула к его груди.

— Когда боги умрут, начнётся хаос. Живое станет мёртвым, а мёртвое — живым, — произнёс Тьёрдрих, приходя в себя, — вот оно, прошло то время. Горе живущим на земле в эти страшные дни. Горе! — Он тяжело вздохнул.

А Эстрид, прекратив обниматься с трупом, пошла обратно к телеге, мертвец побрёл за ней и врезался в деревянный борт повозки.

— Моему мужу нужны глаза, — Эстрид говорила строго и повелительно. — Мы должны найти новые глаза! И отдайте сэру Хенгисту его меч! Он же не может меня защищать с пустыми руками. Мы возвращаемся в Нортбридж!