Третий день Хадугаст и сэр Ратхунд сидели в клетке посреди оживлённого лагеря. «Свободные», у которых оказались в плену два коленопреклонённых, расположились станом на склоне лесистого холма неподалёку от Нортбриджа, понатыкав между деревьями шалаши, слепленные на скорую руку. Сами же повстанцы представляли собой огромную, плохо организованную банду селян, не имевшую ни доспехов, ни мало-мальски приличного вооружения — лишь топоры, рогатины, да луки. Даже щиты были не у всех.
«Сброд», — презрительно думал Хадугаст, глядя на сервов, сидящих группами у костров. Он до глубины души презирал «свободных», ему было тошно от этих грязных, неотесанных физиономий, будто вылепленных криворуким скульптором, и Хадугаст не упускал возможность продемонстрировать это. Но и повстанцы в долгу не оставались. Поначалу они воспринимали двух благородных, как диковинных зверей в клетке, и вокруг постоянно собирались толпы народу, дабы поглазеть и позубоскалить. Некоторые выражали свою злобу плевками, другие — насмешками, какой-то мужик даже решил потыкать пленников копьём. Но к третьему дню повстанцы, вдоволь поглумившись над своими врагами, перестали обращать на них внимание. Лишь иногда кто-то, проходя, отпускал язвительную шутку или плевал в клетку. Когда Хадугаст только попал сюда, он был неимоверно зол и грозил расправой всем и каждому, но вскоре понял тщетность своих слов и решил не тратить зря силы. А их и так оставалось немного, самочувствие за время пребывания в плену ухудшилось: снова жгло огнём травмированное плечо, а тело бил озноб. Загноились порезы, особенно мерзко нарывала рана на лице.
Остальные солдаты, которых схватили в ту ночь, сидели в другой клетке, где-то неподалёку за шалашами, но Хадугаст их отсюда не видел.
— Как же так, сэр Ратхунд, — в который раз завёл он одну и ту же речь, — как мы так нелепо попались? Зачем доверились мудаку горшечнику? Сдал нас при первом удобном случае! На будущее урок: никогда не полагайся на простолюдинов. Бесчестный народец.
— Не отчаивайся, сэр Хадугаст, — сэр Ратхунд был настроен более оптимистично, по крайней мере, усмешка с его уст не пропала, — мы в любом случае не выбрались бы из захваченного города. А насчёт простолюдинов ты прав: не по чести они живут. Иначе не было бы всего этого дерьма, — он обвёл рукой лагерь.
— Много же их собралось, — заметил Хадугаст, — сбежались со всего графства. Правильно говорят: медведя может загрызть только сотня псов.
— Может, но псы разбегутся, стоит тому хорошо рыкнуть.
— Вот только с шелудивыми шавками ещё и волки пришли, — Хадугаст поплотнее укутался в плащ. Знобило.
— Сколько нам ещё тут сидеть? — проворчал он, немного погодя. — Всё тело затекло. И жар. Мне нужен кубок хорошего вина, да сон в тёплой кровати. Нас самих тут держат, как бешеных псов — ни капли уважения!
— Угу, — Ратхунд кивнул. — Знаю, и можешь поверить, мне это нравится не больше твоего.
— При таком обращении сдохнуть недолго, — продолжал бубнить Хадугаст. — А чем нас кормят?! Ты посмотри! Разве можно так кормить благородного человека? Мы что, свиньи: объедки жрать? Моему животу требуется подобающая пища! Уморить будто хотят. Когда придёт подмога, от нас одни кости останутся.
— Ты уже не раз это говорил, — напомнил сэр Ратхунд.
— И ещё скажу!
— Хватит уныния: скоро нас выкупят.
— Когда? Когда ноги протянем? Почему они медлят? А может Адро с Тедгаром плевать на нас хотели. Засели на своей горе, и дела им никакого нет до нас. Третий день уже!
Внимание обоих коленопреклонённых приковала группа людей, что направлялась к клетке. От остальных обитателей лагеря компания отличалась добротной, яркой одеждой, которая, впрочем, смотрелась на них аляповато и неказисто, словно снятая с чужого плеча. Среди них особенно выделялся молодой человек, одетый в неброскую зелёную котту и грубые шоссы, и подпоясанный обоюдоострым мечом, какой мог себе позволить далеко не каждый солдат. И хоть платье было простоватым, своей статью молодой человек походил на благородного, а черты его лица выражали некую возвышенную утончённость, не свойственную ни его спутникам, ни тем более остальным обитателям лагеря. В глазах же его читались воля и решимость, граничащие с фанатизмом — то был взгляд монаха, истязающего плоть ради спасения души или взгляд воина, идущего на смертную битву. На правой кисти молодого человека не хватало большого и указательного пальцев.
— Трёхпалый, мятежник, — процедил Хадугаст, — ох, не был бы я сейчас взаперти…
Бадагар приблизился к клетке:
— Прошу прощения, сэры, не смог принять вас лично сразу по прибытии. Да и за наши апартаменты вынужден принести извинения: более комфортных не нашлось, — предводитель «свободных» говорил учтиво и вежливо, но в словах его сквозила насмешка. — Тем не менее, добро пожаловать! Я — Бадагар, кличут Трёхпалым — наверное, уже догадались. Можете не представляться, я в курсе, кто вы. Ты — сэр Хадугаст, единоутробный брат Ардвана, а ты — сэр Ратхунд, сын Свейна Высокого, троюродный брат нашего достопочтенного графа.
— Что, посадил в клетку, и думаешь, всё тебе с рук сойдёт, щенок? — злобно, но без особого энтузиазма произнёс Хадугаст. — Валил бы со своей швалью подобру-поздорову, пока меч благородного не добрался до твоей шеи.
— Однако, сейчас при тебе лишь язык, которым ты столь остро режешь, — скептически заметил Бадагар, — но вряд ли он причинит мне хоть толику вреда, а лишиться его — проще простого.
— А ты болтун, — Хадугаст отвернулся и уставился в пол, настроения разговаривать не было.
— Так чем можем помочь? — холодно спросил сэр Ратхунд.
— Да ничем, сэры, просто пришёл проведать гостей, а так же принёс хорошие новости — люблю приносить хорошие новости людям, даже если это мои враги. Короче говоря, ваши друзья вас выторговали, а потому сегодня вечером вы со своими слугами отправитесь обратно в замок.
Хадугаст удивлённо взглянул на Бадагара:
— А не боишься отпускать-то?
— Ну разумеется! Ты же нас до ужаса напугал своим грозным видом. Ну а что делать? — развёл руками предводитель мятежников. — Впрочем, уверен, расстаёмся мы ненадолго. Когда моя армия возьмёт гору, мы снова встретимся. И тогда я продам тебя твоему братцу, который вернётся из похода. Если конечно, не убью ненароком.
Хадугаста чувствовал, как закипает злоба от столь дерзких речей.
— Смейся, смейся, — буркнул он, — однажды станет не до смеха. Неужели думаешь, что из пьяниц-сервов, которых ты набрал по округе, выйдут воины? Готов поспорить, ты и сам какой-нибудь зарвавшийся наёмник, возомнивший из себя лорда. Сколько мы таких перевешали.
— Не о том твои помыслы, сэр Хадугаст, — произнёс Бадагар, — происхождение, титулы — это всё не важно. Важно вот что, — тут он возвысил голос, и люди, что находились рядом, обернулись и стали внимательно слушать. — Однажды ваша власть падёт. Графы, герцоги и короли — все исчезнут. И не будет иметь значение, кто от кого происходит, кто — лорд, кто — земледелец, а кто — мастеровой. Ибо все будт равны. Я верю в людей, которые следуют за мной, а они верят в меня и в свободную от гнёта жизнь, которая их ждёт, а потому они будут драться до последнего вздоха. А в вас люди не верят, вы веками пьёте из них кровь и обираете до нитки, а потому и воевать за вас никто не идёт. Бьют вас при любом удобном случае, мобадов ваших вешают и землю вашу отбирают. Такие, как ты, привыкли считать, что простолюдины трусливы и бесчестны, а я скажу так: бесчестны те, кто сидит на горбу простого человека, одевается за его счёт, кормится за его счёт, а потом понукает его и бьёт плетьми, чтобы работал больше, да кланялся ниже. В чём же здесь честь? В чём же ваша хвалёная отвага? Земледелец, который в поте лица выращивает свой хлеб, который смотрит в глаза голоду и бедствиям — вот по-настоящему храбрый человек. Вот тот, кому должна принадлежать земля! Но светлейшие лорды знают лишь язык силы. Ну так узрите силу, которая навсегда скинет ваше иго с наших плеч! Вот она сила, — Бадагар обвёл рукой лагерь, — смотрите, благородные сэры, на тех, кто попирает вашу власть! Смотрите и бойтесь!
Вокруг Бадагара собрались люди, они поддерживали его одобрительными возгласами и кидали злобные взгляды на коленопреклонённых в клетке. Хадугаст взирал исподлобья на молодого болтуна: хотелось набить наглецу физиономию, но это было невозможно.
— Так что, живите пока и радуйтесь, — продолжал Бадагар, — но помните, что это лишь до поры до времени. Смотрите со стен на этих храбрых людей и бойтесь возмездия, которое грядёт. Ибо за нами — будущее! — затем он снова понизил голос. — Что ж сэры, желаю вам хорошего времяпрепровождения, во второй половине дня мои люди проводят вас в замок.
Бадагар со своими людьми ушёл, а два коленопреклонённых остались в невесёлых чувствах. Хадугаст злился, а на лице сэра Ратхунда была написана досада.
— Эк болтун, — проворчал Хадугаст, — а эта шваль уши-то поразвесила, видел как?
— Болтать все мастера, — ответил сэр Ратхунд, — но если б не сговорился Трёхпалый ублюдок с желтоглазыми демонами, бахвалиться было бы нечем, так и сидел бы в своих лесах. Интересно, чем он их подкупил?
Где-то недалеко, за шалашами, раздался душераздирающий вопль, затем ещё один. Хадугаст не видел, что там происходит, но и так было понятно, что кого-то пытают. Крики не прекращались, и Хадугасту всё больше становилось не по себе. Он прирезал бы любого, кто посмел бы назвать его трусом, но мысль о пытках приводила могучего воина в ужас. Наверное, это было единственным, чего Хадугаст по-настоящему боялся, ведь он и сам не понаслышке знал, что такое боль, он помнил удар булавой по лицу, помнил, каково это — валяться раненым в постели, будучи не в состоянии уснуть из-за свербящих ран и раздробленных костей.
— Началось! — Хадугаст стиснул зубы, — вчера полдня орали, позавчера — тоже. Да сколько можно-то?
— Радуйся, что не нас пытают, — ответил сэр Ратхунд, которого, похоже, не сильно беспокоило происходящее в лагере. — Мы с тобой скоро окажемся в родных стенах.
Бадагар сдержал обещание. Во второй половине дня пришли три вооружённых человека, связали пленникам руки и куда-то повели. Хадугаст видел в прогалах ветвей стены Нортбриджа, вот только конвоиры шли совсем в другую сторону, и вскоре коленопреклонённые оказались в месте, где повстанцы держали остальных пленных. У Хадугаста всё внутри похолодело, когда он увидел, что тут происходит, а сэр Ратхунд только и смог выговорить:
— Твою ж мать!
Три большие клетки были буквально забиты людьми. Те тянули сквозь прутья культи, обмотанные кровавыми тряпками, и молили то ли о помощи, то ли о смерти. Кисти у пленных отсутствовали, а вместо глаз на лицах бугрились запёкшиеся мясные ошмётки. Слепая, безрукая масса копошилась за решёткой, изнывая от нестерпимых боли и ужаса. В основном это были солдаты и ополченцы, взятые в плен при сдаче города — человек сорок в общей сложности. Когда их выводили, Хадугаст заметил своих кнехтов: Фолькис и Мабон не избежали страшной участи.
— Чтоб вас Враг во все щели драл! — выругался Хадугаст. — Что вы сделали с моими людьми?
— Сами виноваты, — ответил один из конвоиров, — мы по-хорошему предлагали им присоединиться. Что ж делать? Ежели не хотят, пущай воротаются, откуда пришли, и воюют дальше… Если смогут, конечно, — конвоир усмехнулся.
— Сэр Хадугаст! — простонал Мабон, услышав знакомый голос. — Ты жив! Не бросай нас, отведи домой, умоляю!
— Лучше убей! — взмолился Фолькис. — не оставляй меня в таком виде.
— Ну что ж, сэры, — сказал конвоир, — вам тоже придётся оставить напоминание о визите к Бадагару, вдруг забудете?
Хадугаста и Ратхунда схватили и потащили к пню, вокруг которого валялись в лужах крови отрубленные кисти — пиршество для полчища мух.
— Оставьте меня, скоты! — ревел Хадугаст. — Вы поплатитесь! Я тебе хер отрежу и в глотку запихаю, собака!
Четверо держали могучего воина, а двое схватили его правую руку и положили на пень. Топор с хрустом рассёк кости, а изо рта Хадугаста вырвалось подобие звериного рыка. Большой и указательный пальцы покатись и упали в кучу мяса. Руку тут же замотали тряпкой. А Хадугаст всё рычал то ли от боли, то ли от бессильной злобы, распирающей изнутри. Такую же процедуру проделали и с сэром Ратхундом.
— Вот теперь всё по-честному, — сказал конвоир, — теперь, когда будут говорить про Трёхпалого, придётся уточнять, про какого именно!
«Свободные», которые присутствовали при этом, разразились хохотом.
Покалеченных выстроили вереницей и связали их между собой. Хадугаст и сэр Ратхунд в сопровождении стражи возглавляли колонну. Хадугаст стискивал зубы: раненая рука полыхала разорванной плотью, и боль отдавалась во всем теле. Остальные травмы перестали для него существовать — так нестерпимо изнывали отрубленные пальцы. Но ещё сильнее болела душа от унижения, которому подвергли его повстанцы, и от того, как безбожно изуродовали его кнехтов, превратив их в беспомощных существ, не способных жить дальше. Хадугаст не раз участвовал в войнах, он знал, что отловленных простолюдинов иногда наказывали подобным образом и отправляли домой, хотя чаще просто слали на рудники, но никто и никогда не осмеливался сотворить такое с благородными и их слугами. Это было за гранью добра и зла, вопреки всем мыслимым законам. Такое не прощалось.
Прошли мост через реку. Его башни заняли люди Бадагара, а на городских стенах можно было заметить тёмных. У ворот на реях болталось несколько человек, в одном из них Хадугаст узнал сэра Эдмунда, которого Ардван перед отъездом назначил капитаном городской стражи. На одежде сэра Эдмунда запеклась кровь. «Видать, погиб в бою», — решил Хадугаст.
В самом же городе было на удивление спокойно. За исключением нескольких разорённых лавок и валяющихся кое-где сломанных телег, следы налёта отсутствовали. Жизнь шла своим чередом, ни один дом не сгорел, а трупы были убраны с улиц, по крайней мере — с главной. Да и народу поубавилось: беженцы больше не копошились по закоулкам. Зато чуть ли ни на каждом углу можно было встретить тёмных. Эти высокие воины с пепельного цвета кожей и длинными, заплетёнными в косы, волосами, неспешно разъезжали на диковинных лошадеподобных животных. Тёмные свысока поглядывали на вереницу пленников и о чём-то переговаривались на своём языке, в котором часто проскакивал звук «й», делавший их речь заковыристой и рваной. Всё вокруг говорило о том, что местные жители добровольно отдали город на условии, что захватчики не станут их грабить.
— Верно, торгаши солидную сумму забашляли серомордым, — проговорил Хадугаст.
— Похоже на то, — ответил сэр Ратхунд, шагавший сзади.
— Ублюдки!
Остановились у ворот, которые были обращены к замку, за ними находился ров и каменный мост. Правда, до толстого барбакана на другой стороне рва он не доходил: там имелся подъёмный мост, но сейчас он опущен не был.
— Привели ваших людей! — крикнул конвоир. — Давайте, что нам причитается.
За зубчатым парапетом барбакана показалась широкоплечая фигура маршала, затем Адро снова пропала, и тишина повисла тягостным ожиданием. Наконец загрохотали, и подъёмный мост медленно пополз вниз, а когда он опустился, навстречу пленным покатили телеги, доверху гружёные зерном. Хадугаст с недоумением смотрел на то, как огромные запасы продовольствия утекают в лапы к врагу.
— Свободны, — сказал пленникам конвоир, когда повозки проехали.
Хадугаст кинул последний злобный взгляд на повстанцев, и побрёл к дружелюбно открытым воротам замка, ведя за собой колонну пленников. Но когда он добрался до подъёмной части моста, навстречу вышел маршал Адро в сопровождении наёмников.
— Сэр Хадугаст, сэр Ратхунд, добро пожаловать в замок, — произнёс маршал. — Остальных мы пустить не можем.
Два солдата разрезали верёвки, связывающие благородных, и теперь Хадугаст мог размять затёкшие руки.
— Это как понимать? — возмутился он. — А как же мои люди? Ты не можешь ими распоряжаться. Они служат мне!
— У нас мало еды, сэр Хадугаст, — спокойно ответил барон, — сейчас дорог каждый галлон зерна. Мы отдали за ваши жизни десять челдронов (1) пшеницы и четыре тысячи золотых корон. Ваши люди бесполезны в обороне, и мы не можем их кормить: в замке и так слишком много беженцев.
— Вот их и гоните, а мои кнехты останутся со мной!
— Сэр Хадугаст, — настойчивее произнёс Адро, — смею напомнить, что к руководству обороной вы не имеете никакого отношения. Так что, либо проходите внутрь, либо оставайтесь со своими людьми.
Поняв, что происходит, калеки запричитали, умоляя пустить внутрь, но солдаты оттолкнули их копьями. Хадугаст обернулся напоследок: вереница безглазых и безруких людей беспомощным стадом толпилась на мосту; обречённым страхом скривились лица, и вопль отчаяния летел к небесам из разверзнутых уст. Мост начал подниматься.
— Э, парни, я разберусь, — крикнул им Хадугаст. — Всё нормально будет.
Его и сэра Ратхунда повели по дороге наверх, к чернеющей на вершине горы глыбе угрюмого гиганта. А крики калек не унимались, они стояли в ушах многоголосым душераздирающим хором и въедались в мозг болезненной памятью. А потом начали смолкать: лучники делали своё дело.
Хадугаст даже забыл о боли в отрубленных пальцах — так черно стало на душе.
Обоих коленопреклонённых барон Адро сразу же повёл в общую залу. Берхильда сидела на своём обычно месте, вид она имела измождённый, под глазами были мешки. На миг Хадугасту показалось, будто во взгляде графини мелькнула радость от его возвращения и даже некое подобие сострадания. Сэр Тэдгар тоже присутствовал здесь.
— Вы не имели право бросать моих людей за стеной, — с порога возмутился Хадугаст. — Кто приказал?
— Может и вас стоило оставить? — нахмурился Тедгар. — Вам и сэру Ратхунду было поручено защищать стены, но по какой-то причине ворота оказались открыты. Как вы это объясните?
— Ты обвиняешь меня в предательстве? — Хадугаст говорил тихо, но его губы тряслись от злости. — Или в трусости? Ну так скажи это прямо, и мы посмотрим, чей клинок острее.
— Вы мне угрожаете? — сэр Тедгар сложил руки на груди. — Угрожаете доверенному лицу вашего сюзерена?
— Можешь не прятаться за спину графа, которого тут нет. Пока вы с бароном отсиживаетесь в замке, другие кровь проливают, — Хадугаст продемонстрировал всем покалеченную руку, — Видели? Вот что со мной сделал подонок Бадагар. Это мы с сэром Ратхундом встретили противника на улицах города, это мы бились с врагом, как проклятые. Мы, а не вы! И после этого нас называют предателями? После этого моих кнехтов забивают, как скот?
Тедгара хотел возразить, но Берхильда жестом остановила его:
— Довольно! Нам сейчас не до споров, — в голосе её чувствовалась усталость, — Никто не говорит, что вы предатель, сэр Хадугаст. Верю, вы храбро сражались. Я благодарю вас и вас, сэр Ратхунд, за доблестную службу. Но сейчас надо думать, как быть дальше. Ситуация у нас тяжёлая. Город пал, кругом враги. Впрочем, сэры, вам следует отдохнуть и перевязать раны. Вечером соберётся большой совет, а пока… — графиня поднялась с места. — Пока все свободны.
Примечания:
1. Челдрон — мера сыпучих вещества, равная 1268–1309 л. Около тонны зерна.