Боги великой пустоты. Книга 2. Безумие (СИ)

Глава 24 Феокрит II

Замок Шенверд — небольшая крепость, преградившая путь армии герцога Редмундского, — сдался почти без боя. Нэосские наёмники, которые встали лагерем на подступах, могли воочию наблюдать, как четыре тысячи лучников подошли к замку под прикрытием передвижных щитов и долго поливали амбразуры градом стрел. Помогали им катапульты, закидывая за стены горшки с зажигательной смесью. Гарнизон Шенверда был невелик — человек пятьдесят от силы, и обстрел, без сомнения, проредил ряды защитников, вынудив оставшихся сдаться к концу дня. Не пришлось даже ждать требушеты, что изрядно запаздывали, колтыхая по разбитым дорогам позади армии.

Лучники, которые приплыли с южного берега Зелёного моря, славившегося меткими стрелками, составляли значительную часть армии герцога Редмундского или герцога-еретика, как его прозвали враги. Лорды не поскупились нанять четыре тысячи человек, желая иметь на своей стороне силу, способную оказать достойное сопротивление королевской армии. Поговаривали, будто такая масса лучников решит исход любого сражения, и в это охотно верилось.

Феокрит и другие наёмники наблюдали из лагеря, как герцог Редмундский и герцог Вальдийский в сопровождении двух мобадов и трёх десятков катафрактов вошли в ворота Шенверда.

— Интересно, гарнизон в живых оставят? — вслух размышлял Феокрит.

— Да не, — махнул рукой Мегасфен, — замок маленький, возиться не станут. Гарнизон — в расход, имущество — себе. А нам — шиш.

Уже в сумерках наёмники узнали о судьбе хозяев замка. Пожилого коленопреклонённого и его супругу вывели в одном нижнем белье к перекрёстку, который хорошо просматривался и со стен Шенверда. У дороги уже соорудили две перекладины, а вокруг собрались коленопреклонённые вместе с герцогами и мобадами. Нэосские наёмники наблюдали за казнью, усевшись на повозках, выставленных по периметру — отсюда тоже было видно происходящее.

Один из мобадов зачитал приговор, говорил он громко, важно и грозно, будто возвещал некое великое событие. Пленники обвинялись в ереси и попрании истинной веры, они приговаривались к распиливанию заживо, а души их предавались проклятию и на веки вечные обрекались томиться во тьме преисподней. Солдаты повесили мужчину и женщину вниз головой, предварительно сорвав с них последнюю одежду. Двуручной пилой палачи резали вначале супругу коленопреклонённого, а потом его самого. Издали было сложно рассмотреть сцену в подробностях, зато нечеловеческие вопли из глоток казнённых разлетались на мили вокруг. Феокрит поморщился: ему стало мерзко на душе от ужасающих криков. Большинство же солдат наблюдали за экзекуцией, по меньшей мере, с любопытством, ведь для многих из них казни были чуть ли не единственным развлечением в долгой, изнуряющей дороге и безрадостном армейском быте.

Впрочем, и мужчина, и женщина быстро потеряли сознание, и палачи допиливали их в тишине.

А на следующий день наёмников отправили мастерить реи вдоль дороги, ведущей к замку. Погода, наконец, установилась тёплая, дожди прекратились, лишь редкая морось раз в пару дней напоминала о былом бедствии. Солнце же припекало всё сильнее, и теперь грозила новая напасть: жара.

Скинув верхнюю одежду и засучив рукава исподних рубах, солдаты вкапывали столбы, а потом прибивали к ним перекладины, на каждой из которых следовало разместить троих повешенных. На перекрёстке неподалёку до сих пор краснели останки вчерашних казнённых, и до наёмников доносилось жужжание мух вместе с вонью гниющего на жаре мяса.

— Проклятье, — ворчал Бассо, стоя на повозке и прибивая очередную перекладину, — я что, в плотники нанимался что ли?

— Ты, щёголь, тут и плотник, и конюх, и уборщик дерьма, — зубоскалил десятник Антип, — так что заткнись и работай.

Антип прохаживался взад-вперёд, наблюдая за подчинёнными, его короткий красный гамбезон был наполовину расстёгнут, а на поясе болтался меч. Капитан Леон отъехал по делам в лагерь, назначив Антипа старшим. Другие десятники сидели у обочины и играли в кости, солдаты же, как и полагалось, трудились в поте лица.

Бассо недобро покосился на Антипа и продолжил забивать гвоздь, пока Феокрит придерживал тяжёлую рею.

А думал Феокрит о том же самом, что и его молодой друг; думал давно, с тех пор, как оказался на борту корабля, плывущего к побережью герцогства Редмунд. И день ото дня мысли становились безрадостнее: ежедневный армейский быт и жалкое существование под пятой наглых офицеров не соответствовали его представлениям о войне. Недовольство вызывало всё: нескончаемый уход за лошадьми, дозоры, окрики командиров и нагоняй за любой неверный шаг, но больше всего раздражал десятник Антип — десятник не упускал возможности унизить подчинённых, словно получая от этого удовольствие. Те же, в свою очередь, даже ответить не могли — за препирательство и тем более драку с офицером грозило суровое наказание.

— Странно оно, конечно, — рассуждал Феокрит, — люди добровольно сдали замок, а им — перекладина да петля. Вот чего стоит благородство господ.

— Дело не в благородстве, — объяснил Антип, — для герцогов эти люди — вероотступники, предали ихнего бога или что-то вроде того. Тех, кто принял веру герцога-еретика, говорят, отпустили.

— Жестокий у катувелланцев бог, — заметил Мегасфен.

— Какой именно? — влез в разговор Кассий, который сидел на земле и вязал петли. — Те в одного верят, эти — в другого.

— В одного, — поправил Мегасфен, — только верят по-разному.

— А в чём разница?

— Пёс их разберёт. А только вся кутерьма началась из-за того, что они своего бога не поделили и не договорились, как правильно ему поклоняться.

— Их бог — лжив, — заявил рыжебородый Трюгге.

— Эй, смотри поосторожнее, — насмешливо крикнул к нему Кассий, — услышат катувелланские сеньоры — сам будешь тут болтаться.

— Пошёл ты, — отрезал Трюгге.

— Срать я хотел на богов, — Антип сплюнул, — лишь бы жалование платили, а с богами пущай жрецы ихние разбираются. Давайте, поторапливайтесь! Пока дело не сделаете — жрать не пойдёте.

Когда Кассий закончил своё занятие, его с Мегасфеном отправили в замок за пленниками, а Феокрит и Бассо стали крепить петли на перекладину.

Вскоре из ворот вышли люди: судя по одежде — то ли селяне, укрывшиеся в стенах Шенверда от набегов вражеской армии, то ли слуги. Они шли понуро и молча, связанные в одну обречённую вереницу. Тут были женщины, дети, старики — все, кто оказался в замке на момент его сдачи. Поняв, что их ожидает, женщины завыли и запричитали, умоляя, чтобы солдаты не трогали детей.

Под первую перекладину поставили три бочки, найденные в ближайших дворах, затем наёмники подогнали двух мужчин и одну женщину, которая упиралась и голосила на всю округу. Феокрит, продолжая крепить петли, едва глянул в их сторону. Непрекращающееся скуление приговорённых к смерти баб сдавливало душу корявыми пальцами чужого горя, и хотел он только одного: чтобы поскорее закончилась казнь. Да и желудок бурчал, требуя есть.

Приговорённых поставили на бочки, накинули на шеи петли, а потом по очереди выбили у каждого опору из-под ног. Все три висельника устремились вниз и остановились в паре футов над землёй, извиваясь и хрипя. К следующей рее подвели новую партию — сцена повторилась.

Настала очередь двух детей, лет десяти-двенадцати: мальчика и девочки. Их кое-как оторвали от матери, а та кричала и рвалась к ним, да так, что Мегасфен её еле удержал. Девочка заливалась плачем и звала маму, а мальчик выглядел спокойно, не шумел и не бился в истерике, лишь тихонько всхлипывал, будто осознавая неизбежность своей судьбы и тщетность попыток изменить что-либо. Их тонкие шейки обвила петля и вскоре дети тоже болтались на рее на глазах охрипшей от криков женщины. В это время перестала дёргаться первая тройка повешенных, теперь они спокойно покачивались, укоризненно вытаращившись на палачей.

— А с этим что делать? — Мегасфен держал в руках визжащее грудное дитя, скукожившее красное личико в беззубом крике.

— Что-что, — проворчал Антип. — В канаву выброси.

— Не могу, господин десятник, — покачал головой Мегасфен. — Как представлю, что на его месте мой сынишка.

— Ну так, может, и этого усыновишь, хрена ли? — недовольный Антип подошёл к наёмнику, желая вырвать ребёнка из рук. — Хорош ерундой маяться!

— Не надо так, господин десятник, — Мегасфен отстранил ребёнка.

Антип долго пристально посмотрел на подчинённого:

— Слыш, Морда, по морде захотел получить? Брось дитё, говорю, и займись делом.

Тут внимание Антипа привлекла ссора у дороги: Кассий и толстяк Ферсит о чём-то яростно спорили, Кассий держал за волосы девушку, которая сидела у его ног. В то время, пока наёмники были заняты вешаньем, молодой островитянин выбрал пленницу посимпатичнее и оттащил в сторону с весьма недвусмысленными намерениями. Ферсит же, заметив, что Кассий снова решил первым урвать лакомый кусок, стал возмущаться.

— Да как же вы мне надоели, — подходя к спорщикам, Антип вытащил меч, — стадо баранов! Я мамка вам тут что ли?

Оба наёмника отскочили в сторону, а девушка осталась сидеть на коленях, закрыв лицо руками. Клинок десятника опустился на её голову, и та с залитыми кровью волосами упала на землю, устремив к небу стекленеющий взор.

— Делите, — кивнул на труп Антип.

— Ты что, командир? — непонимающе смотрел на десятника Кассий, — Совсем охренел? Не по-людски себя ведёшь.

— Заткнулся, — кинул десятник, разворачиваясь. — Работай иди.

— Нет, ты не понял, — Кассий подошёл к нему, — ты зачем это сделал? Думаешь, большой начальник? Думаешь, раз поставили командовать, теперь всё можно? Даже до гейтаров не дослужился, а уже нос задирает.

Антип остановился, подумал, а потом резко обернулся. Кассий сдавленно вскрикнул, и лицо его скривилось от удивления, смешанного с ужасом, когда он увидел клинок десятника в своём брюхе. Островитянин захрипел, хватаясь за рану, обмяк и рухнул рядом с убитой девушкой. Приподняв голову, он растерянно глядел на товарищей, пока не потерял сознание.

Наёмники переглянулись: убийство Кассия стало неожиданностью для всех. Феокрит же был в полном недоумении. В друнге, где он служил, за весь поход ещё не случалось ничего подобного, хотя драки между десятниками и подчинёнными временами происходили. Казни же свершались только по решению вышестоящих командиров. Солдаты выглядели растерянными и подавленными. Кассий давно стал частью коллектива, стал своим в доску, не смотря на мелкие ссоры, которые постоянно возникали между наёмниками — такое бесцеремонное убийство офицером вызвало ропот негодования.

Десятники, которые играли неподалёку в кости, оторвались от своего занятия и уставились на Антипа.

— Что произошло-то? — спросил один из них, но Антип только рукой махнул, мол, ерунда.

— Чего застряли, служивые? — Антип присел на корточки, вытирая меч об одежду убитого. — Хотите до ночи возиться? Да что ты всё держишь это дитё, Морда. Выброси его.

Мегасфен отнёс ребёнка на обочину и посадил возле столба одной из виселиц.

Продолжили работать, теперь солдаты молчали, и только десятники, игравшие в кости, тут же позабыв об инциденте, болтали друг с другом.

Когда наёмники заканчивали вешать, и полсотни тел уже покачивалось на реях, подъехал капитан Леон — бывалый воин лет сорока, со щетинистым смуглым лицом с отметинами многочисленных сражения. Он был одет в плотную поддоспешную тунику, поверх которой изредка, ибо в походе это обычно не требовалось, носил кольчуг с длинными рукавами — вещь весьма дорогостоящую.

— А с этим что? — спросил Леон, кивая на убитого.

— В драку полез, — пожал плечами десятник.

— С чего это?

— А хрен его поймёт. Только я с такими не церемонюсь, сам знаешь. Как полез — так огрёб.

Феокрит и Бассо переглянулись.

— Мразь, — тихо произнёс Бассо. — Скотина — она и есть скотина.

— Может, рассказать, что было? — предложил Феокрит.

— Ну его в преисподнюю, — шепнул Мегасфен, — хочешь, чтоб и тебя порезал? С такими лучше не связываться.

Капитан посмотрел на тело, затем на Антипа, затем опять на тело.

— Ладно, заканчивайте быстрее, — крикнул он, разворачивая лошадь.

Перевешав пленных, наёмники побрели в лагерь. Напоследок Феокрит обернулся. Казнённые понуро болтались на реях, поскрипывая верёвками, а рядом с одной из виселиц по-прежнему сидел младенец, ставший невольным свидетелем безжалостного и бессмысленного убийства более чем полусотни человек. Ребёнок больше не ревел, он посмотрел вслед уходящим солдатам и принялся играться с попавшейся под руку веточкой.

Феокрит думал. И чем больше думал, тем больше понимал, что нельзя оставлять произвол безнаказанным. В лагере он наспех закинул в себя опостылевшую просяную похлёбку и отправился в палатку капитана. К счастью, тот оказался на месте. Леон сидел за походным столиком и ел. Появление Феокрита его удивило.

— Послушай, господин капитан, — начал наёмник без лишних церемоний, — дело есть.

— Ну давай, излагай, — Леон окинул его недоверчивым взглядом, — только быстро.

— Вот скажи, что будет, если, предположим, выяснится, что десятник зарезал парня просто так, без всякой причины?

— Ты что хочешь сказать? — нахмурился Леон.

— А вот чего. Кассий на десятника даже руки не поднял, а тот порешил его.

— Ну и? Что дальше?

— Что ему будет в таком случае?

— Да ничего. Ты знаешь устав: офицер может убить солдата, если тот не подчинился приказу. Если же причины не было, тогда, понятное дело, офицер — виновен, его могут бить плетьми или понизить в звании. Но отсутствии причины ещё надо доказать. Версия Антипа однозначна.

— А если устроить суд? Я поговорю с парнями, чтобы они рассказали, как было на самом деле.

— Сговор, значит? Не знаю, станет ли вас слушать Маркус. Пошлёт на хрен или велит пороть — он такое не любит. А потом Антип тебя сам прирежет. Да и как ты договоришься с другими четырьмя десятниками?

— А если получится? Понимаешь, господин капитан, я уже столько повидал, после чего этот Антип мне, тьфу! — Феокрит плюнул на пол, — обидно другое: что нас за псов шелудивых держат, делают с нами, что хотят. Ты-то нормальный мужик, должен понимать. Возомнил один такой Антип из себя невесть кого и людей безнаказанно режет, а ты дрожи перед ним. Не привык я так, ой не привык! Не для этого я на войну пошёл.

— Я понимаю, Феокрит, — сказал спокойно Леон, поднимаясь из-за стола и подходя к наёмнику. — Дам тебе совет, не как офицер — чисто по-человечески. Не ищи справедливости. Антип — парень безрассудный, временами несдержанный, но командир он толковый: вы его боитесь и слушаетесь — это главное. Знаю, что ты был бандитом, тебе плевать на дисциплину, честь и прочее. Тут много вас таких, особенно среди временщиков. И такие, как Антип, нужны, чтобы таких, как ты в узде держать. Потому что тут не банда и не сброд, который лорды собирают по трактирам — тут нэосская армия! Надеюсь, этот разговор будет у нас последним. А если с тем же вопросом пойдёшь к бригадиру или кому повыше — пеняй на себя. Они, как я, с тобой любезничать не станут.

Палатку капитана Феокрит покинул в подавленном настроении. До настоящего момента он считал Леона «своим парнем», но как оказалось, тот был озабочен армейскими порядками и чушью про «великую нэосскую армию» не меньше остальных офицеров. Правда, следовало отдать должное: никто из вышестоящих даже разговаривать бы не стал с простым наёмником-временщиком, разве что на языке зуботычин.

Вернувшись к сослуживцам, Феокрит дождался, пока Антип отойдёт по делам, а потом подозвал к себе Бассо и Мегасфена.

— Так парни, слушаем сюда, дело есть, — объявил он.