Боги великой пустоты. Книга 2. Безумие (СИ)

Глава 21 Эстрид VI

Она сидела за столом со слугами в тесной пристройке донжона. В помещении стояла духота, и запах помоев бил в нос, а люди галдели, не затыкаясь, ругались, вели себя крайне шумно и непристойно, но Эстрид с недавних пор предпочитала кушать тут, ведь теперь Бенруз жил в донжоне и всегда присутствовал на общих трапезах, пользуясь гостеприимством хозяина замка. Мобад поклялся не пытаться бежать, а потому через три дня его выпустили из клетки и поселили вместе с подданными сэра Хаголда, словно насмехаясь над жаждой отмщения бедной девушки, да не просто насмехаясь — глумясь по-чёрному.

Сбежать из замка было проблематично, но Бенруз и не собирался этого делать: он отлично проводил время в стенах дома сэра Хаголда за простыми, но сытными трапезами и светскими разговорами, а вечерами — сидя у камина. Эстрид на дух не переносила этого человека, но сделать ничего не могла. Как утверждал Бенруз, вина его не доказана, а значит, и содержать его следует подобающим образом до тех пор, пока суд не установит истину. Помимо этого мобад усердно распространял слухи о том, что после трагедии девушка не в своём уме и не понимает, что говорит. Мобад Харан встал на сторону коллеги, а следом — и остальные обитатели замка, которые теперь посматривали на Эстрид искоса со смесью сочувствия и осуждения. Её отказ присутствовать за столом вместе с другими леди только усугубил ситуацию.

А Эстрид плакала. Плакала часто и подолгу, когда оставалась одна, лицом к лицу со своей обидой; рыдала, уткнувшись в подушку и до боли впиваясь пальцами в простыни. Старалась скрыть своё несчастье, к которому окружающие были слепы.

Сегодня за трапезой слуги обсуждали последние события. Три дня назад прилетела весть о взятии варварами Кюльбёрга, что вызвало беспокойство у всех обитателей замка. Позавчера в Гроадт начали прибывать люди из окрестных селений: в округе уже рыскали дикари, грабя деревни. Вчера солдаты видели со стены группу вооружённых варваров на подступах, а сегодня противник лагерем обосновался у дороги, блокировав единственный путь в замок. Слуги были крайне обеспокоены, и ни о чём другом говорить просто не могли.

— Нас не возьмут, — уверял старый толстый повар, — это им не по силам. Никто Гроадт ещё не брал.

— А если всё же возьмут? Город же захватили! — возражал конюх.

— Дурак! — повар постучал пальцем по лбу. — В городе стены деревянные! А нас тут, на холме, и Враг не достанет.

— Сам дурак! Город много народу обороняло, а нас — три калеки.

Они продолжали спорить, а Эстрид погрузилась в раздумья. Осада волновала её гораздо меньше, нежели тот факт, что суд откладывался на неопределённое время, а подонок, о котором она не могла и думать без омерзения, разгуливал на свободе, радуясь безнаказанности. Осознавать это было пыткой не меньше, чем издевательства и побои. Аппетит, как обычно, отсутствовал, а потому на очередное, уже ставшее традицией, замечание горничной: «А что госпожа так плохо ест? Ишь, какая худенькая — поправляться надо», Эстрид мотнула головой и уставилась в тарелку. Слуги знали о произошедшем в поместье Мьёлль, и не решаясь в открытую вести об этом разговоры, молча жалели девушку. Но от такой снисходительной жалости становилось только хуже. День ото дня мир серел перед глазами, погружаясь в беспросветный колодец отчаяния. И чем дольше это продолжалось, тем больше хотелось любой ценой положить конец собственным страданиям.

Не обращая внимания на упрёки горничной, Эстрид встала из-за стола и вышла на улицу. У дверей столкнулась лицом к лицу с сэром Викгером, хотела пройти мимо, но тот остановил её:

— Погодите, леди Эстрид, куда торопитесь? На вас сегодня совсем лица нет. Могу чем-то помочь?

Эстрид потупилась, ей было неприятно встречаться взглядом людьми — они все знали о её позоре и, казалось, только насмехались над её горем.

— Спасибо, ничего не надо, — ответила она и уже вознамерилась двинуться своей дорогой, но сэр Викгер не отставал.

— Если боитесь захватчиков, леди Эстрид, могу заверить: эти стены надёжны. А благодаря сэру Абрену, который нанял в городе бойцов, у нас достаточно гарнизона для обороны. Дикари уйдут ни с чем — можете не сомневаться.

— Простите, — попыталась избежать навязчивого общения Эстрид, — мне нехорошо, я пойду наверх.

— Отчего же? Вам нужно больше дышать свежим воздухом. Может, прогуляемся?

Эстрид не желала показаться неучтивой, а потому согласилась. Они с сэром Викгером прошли хозяйственный двор и очутились в примыкающем к замку поселении, защищённом деревянной стеной. Народу тут было много: беженцы заняли улицы и всё пространство у стен, заполонив его палатками и крытыми возами, где ютились семьи. Прямо посреди деревни горели костры, вокруг которых толпились сервы, болтали друг с другом, варили похлёбку. Днями напролёт не стихал гомон, местами слышались тревожные разговоры, местами — смех. Люди по-разному переносили невзгоды, по-разному встречали опасность.

В неловком молчании Эстрид и сэр Викгер пробрались через поселение и взошли на воротную башню. Тут было потише. Под навесом стояла баллиста, возле неё два наёмника играли в кости, третий считал ворон, облокотившись о парапет. По узкой крытой галерее Эстрид и сэр Викгер отошли подальше, чтоб солдаты их не слышали. Остановились. Эстрид уставилась в дремучую даль, где тайга колыхалась на ветру тёмно-зелёным массивом, а по небу важно брели набученные облака. Со стороны дороги поднимались дымы костров — там расположился вражеский стан.

— Мне всегда здесь нравилось, — наконец, заговорил сэр Викгер, — хорошее место. Не представляю, что может быть красивее нашего края. Да и с охотой тут — раздолье. Отец не запрещает сервам охотиться в лесах и не требует за это денег. Говорит, дичи много — хватит на всех. Охота помогает людям выживать в трудные времена. Это справедливо, селяне ему благодарны: ни в одной из наших тридцати деревень ещё не было восстаний.

— У вашего отца большое владение, — произнесла Эстрид, дабы хоть как-то поддержать разговор.

— Не очень. Земли много, а людей — раз-два и обчёлся. В основном — тайга и зверьё. В любом случае, достанется всё это моему старшему брату, который ушёл на юг с армией короля. Я тоже хотел поехать, но отец запретил, ведь у меня ещё нет наследника, — сэр Викгер подошёл совсем близко, Эстрид вздрогнула, но отстраниться не решилась, лишь закусила нижнюю губу и уставилась в пол. — А знаешь, мы могли бы поладить. Ты — симпатичная девушка, а я соображаю в хозяйственных вопросах, не зря меня отец поставил управляющим. Да и мечом владею неплохо… Так что можешь не сомневаться, со мной не пропадёшь.

— Я бесплодна, — вдруг выпалила Эстрид.

Сэр Викгер удивлённо взглянул на неё:

— Почему ты так решила?

— Когда меня избили, я была на втором месяце. Я потеряла ребёнка. Не знаю, смогу ли теперь родить. Не знаю, как долго мне осталось жить: боли не отпускают.

— Тебе надо срочно показаться нашему врачу. Он даст лекарство и помолится.

Эстрид на миг показалось, будто в наглом, плотоядном взоре сэра Викгера мелькнуло беспокойство о ней. Она подошла ближе к парапету. Порыв ветра разметал её каштановые волосы, выбивающиеся сухими локонами из-под чёрной накидки, и холодными пальцами пробрался под платье из плотного тёмно-зелёного сукна. Эстрид поёжилась и обхватила руками плечи.

— Мне уже всё равно, — произнесла она. — Если не свершится правосудие, я не смогу жить. У меня ничего нет: ни слуг, ни сервов, ни средств к существованию, я не знаю, что делать с пустой землёй. Да и кому нужна женщина, которая не в состоянии дать наследника?

— Порой происходят чудеса, — заметил сэр Викгер.

— Не происходят. Чудом было бы, если б я умерла в ту ночь, если б убийцы сделали своё дело. Чудеса — в сказках. Жизнь слишком жестока для них.

— Но всё же надо верить…

Сэр Викгер осторожно, будто касаясь хрупкого стекла, взял руку девушки. Эстрид смутилась и невольно сдвинула брови: ей были неприятны его прикосновения.

— Это не имеет значения, — заявил молодой коленопреклонённый. — Ты мне понравилась сразу, как только я увидел тебя там, в заброшенном монастыре. Ребёнка можно усыновить — это обычаями не возбраняется. А та жирная скотина, называющая себя мобадом, обязательно поплатится за свои преступления — даже не сомневайся.

Эстрид обернулась к сэру Викгеру, вперив в него свои большие голубые глаза, в которых бушевала буря эмоций.

— Так убей его! — процедил она сквозь зубы, и в словах этих прозвучало столько ненависти, что сэр Викгер невольно отпрянул.

— Нет, даже не проси, — замотал он головой. — Поверь, будь на то моя воля, я бы не раздумывая сделал это, но убийство без суда считается преступлением. А убийство мобада наложит проклятие на весь мой род. Знаю, отец сомневается в твоих словах, он слишком много слушает этого жирного борова, который твердит, будто ты не в своём уме. Но я всегда тебе верил, я вижу искренность в твоих глазах, и мне плевать, что говорят другие. Однако, если боров не предстанет перед апологетами, перед ними предстану я или отец. Прости. Я бы, не задумываясь, рискнул жизнью, но тут под угрозой честь семьи.

Эстрид отвернулась, стиснув зубы от негодования. Сэр Викгер попытался обнять её за талию, но девушка отстранилась.

— Простите, — вымолвила она, — я… не могу. Я не могу забыть… не держите на меня зла, прошу, — Эстрид выдернула свою руку из его пальцев и, не оборачиваясь, направилась к лестнице быстрыми шажками. Солдаты по-прежнему играли в кости и даже не посмотрели в её сторону.

Сильное волнение охватило Эстрид. Она ушла во внутренний двор и долго бродила там, старательно избегая обитателей замка, что оказалось почти невозможно в замкнутом пространстве, зажатом между толстыми башнями. Хотелось убежать подальше от всех, укрыться под тяжёлым покровом леса, в густых тенях вековых сосен и елей, где нет великой несправедливости, где не достанут едкие уничижительные взгляды. Последнее время Эстрид тянулась к уединению и редко с кем разговаривала, давая местным ещё больше поводов считать её безумной и верить словам насильника.

Наконец, устав, она поднялась в свою комнату, и даже тут не найдя покоя, продолжала ходить из угла в угол. Остановилась у окна и, прислонившись к стене, стала наблюдать за происходящим на улице. И тут её взгляд упал на человека. Это был он — ненавистный мобад Бенруз. Он справлял большую нужду в закоулке между конюшней и донжоном, где располагалось отхожее место.

Эстрид отпрянула от окна. Накатил гнев, губы сжались в тонкую полоску. Взгляд судорожно метнулся по комнате и уцепился за меч Хенгиста, мирно стоявший у стены. И тогда Эстрид решилась. Она не хотела упустить момент. Она схватила оружие и кинулась вниз, чуть не сбив на лестнице толстого повара. Выскочила во двор. Сердце колотилось, желая выломать рёбра, но не от страха оно металось в груди, страха не было — только злоба, яркая, всепоглощающая. Эстрид завернула за угол и глазами встретилась с Бенрузом: он уже закончил свои дела и собирался уходить, но теперь на его пути стояла девушка с мечом в руках.

— Тебе чего надо? — нахмурился мобад. — Отойди, мне некогда с тобой возиться.

Эстрид не двигалась с места.

— Э, слышишь? Ты не в себе что ли? Отойди, говорю.

Но девушка не обратила внимания на его окрик, она вытащила меч из ножен и пошла вперёд.

— Ты чего? Сдурела что ли совсем? — воскликнул мобад и попятился. — Кто-нибудь! Уберите от меня эту сумасшедшую!

Подойдя почти вплотную, Эстрид с силой ткнула остриём клинка в грудь Бенруза. Меч прорезал одежду, но глубже не вошёл; мобад вскрикнул скорее от испуга, нежели от боли, отпрянул и, оступившись, плюхнулся в кучу экскрементов.

— Помогите! — он полз по фекалиям, спасаясь от взбешённой девушки, а Эстрид, поняв свою ошибку, отбросила ножны, взяла меч обеими руками, и хорошенько замахнувшись, обрушила его на недруга. Клинок попал по ноге, и новый вопль огласил двор. Эстрид замахнулась снова.

— Ты что делаешь? — воскликнул повар, прибежавший на крики. — Брось оружие, юная леди, не бери грех на душу!

Эстрид обернулась и выставила меч перед собой:

— Не подходи! — грозно крикнула она. — Я убью его! Порежу, как вонючую свинью.

Повар в испуге попятился, но на шум уже бежали сэр Викгер и два стражника с копьями. Два стальных наконечника тут же уставились в лицо Эстрид. Против солдат, девушка была бессильна. А ненавистный мобад Бенруз, воспользовавшись сумятицей, уполз подальше, весь перемазанный фекалиями.

— Брось меч, Эстрид! — строго проговорил сэр Викгер. — Себе же сделаешь хуже, — он медленно шёл вперёд, пока клинок не упёрся ему в грудь, — пожалуйста, отдай оружие.

Он протянул руку, осторожно разжал её пальцы и взял меч, а Эстрид так и застыла, буравя землю взглядом полным слёз, понимая, что враг ушёл от расплаты, и она не в силах ничего с этим поделать. А к месту происшествия стекались люди, и вскоре весь замок собрался вокруг бедной девушки. Слуги перешёптывались, дамы кидали на неё испуганные взгляды. Сэр Хаголд смотрел с мрачным упрёком.

— Посадить под замок! — велел он. — Чтоб ничего больше не натворила.

— Демоны вселились в несчастную, — качал головой мобад Харан, — ох, предчувствовал же неладное, давно предчувствовал. Я должен прочесть молитву и окропить леди Эстрид водой из святой чаши. Не знаю, поможет ли: сильный враг засел в этом хрупком тельце.

Солдаты взяли девушку под руки и потащили к башне. Она чувствовала на себе цепкие взгляды толпы и хотела только одного: поскорее скрыться от вездесущих человеческих глаз. Её отвели в подвал и заперли в ржавой клетке, где ещё совсем недавно сидел насильник. Ключ в замке щёлкнул, солдаты удалились, оставив Эстрид во мраке подземелья, наедине с жёлтым бельмом фонаря, что последним лучом боли освещал её жизнь.

Вскоре в сопровождении солдат явился мобад Харан с позолоченной чашей. Он выполнил некоторые ритуалы, зачитал несколько цитат из Книги Истины, а потом ушёл — это происходило как в тумане. Погружаясь в болото скорби, Эстрид уже не обращала внимания ни на что вокруг. Когда Харан ушёл, она села на матрас и неподвижно уставилась в одну точку.

— Почему? — шептала она. — За что ты меня так ненавидишь, Господи. За что? Будь ты проклят. Будь проклят этот мир, созданный Тобой. Будь проклята воля Твоя. Будь проклято всё!

Крысы понимающе запищали по углам, одна из них подползла ближе, осторожно обнюхивая новую соседку, но резкий крик вспугнул грызуна. Вопль бессилия и отчаяния разорвал старую подвальную тьму и в припадке забился о сырость каменной кладки. Эстрид кричала, исторгая из себя всю накопившуюся ярость, она вцепилась в прутья и неистово трясла их, словно желая разломать пленившую её железяку, а потом кинулась на пол. Она грызла провонявшую испражнениями землю и скребла её ногтями, билась головой об пол, проклиная саму жизнь и, не прекращая, рыдала, да так, что лицо распухло от слёз.

— Твой Бог от тебя давно отвернулся, — звучал голос из тьмы, которая поселилась глубоко в недрах разума, — твой мир от тебя отвернулся. Страдай! Страдай, пока есть силы. Тобой правит Тьма. Она уже близко, он внутри тебя, она часть тебя. Принеси её в мир. Он уже погиб, он уже не существует. Выйди вон, умри вместе с ними, вместе со своими надеждами. Отдайся Тьме! Умри! Умри…

Эстрид не понимала, откуда звучит голос, но ей было уже всё равно. Окружающая реальность прекращала существование.