Академия Бикон. Том 1: Дисциплина и Портянки

Глава 4 Интерлюдия: учебная база «КРОМ» и академия «Сектор 13»

Учебная база «КРОМ».

Утро. Серое, как бетон, и воняющее потом, дымом и грязью.

В казарму не вошли — влетели. Один из инструкторов, с треском распахнув двери, вломил сапогом по койке, на которой лежал Доув.

— ПОДЪЁМ, СВОЛОЧИ!!! ВАС ЧТО, МАМОЧКА БУДИТЬ ДОЛЖНА⁈

Кто не вскочил — получил в бок, в голень, в морду. Одного даже схватили за шкирку и бросили в стену, как мешок с картошкой.

— РАЗМИНКА! — гаркнул инструктор, выплёвывая слюну. — ВЫШЛИ ВОН ПО ДВОЕ! БЫСТРО! КТО НЕ НАЙДЁТ СЕБЕ ПАРТНЕРА ДЛЯ СПАРРИНГА — БУДЕТ ДРАТЬСЯ С МНОЙ!

Курсанты, одетые наполовину, с отёчными глазами и сбитыми ритмами сердца, вывылились наружу. Там их уже ждали старшаки, с обмотанными бинтами руками и оскалившимися рожами. Они не говорили. Просто ждали, когда им дадут повод.

И он прозвучал.

— НАЧАЛИ!

Утро началось с кулаков. С хрипов. С хруста. С того, что один курсант получил украшение в виде сломанного носа, второй — потерял зуб, третий — сознание, но никто не жаловался и не ныл.

Доув дрался с парнем из другой десятки — тот был больше, но медленнее. Один удар, второй — захват, бросок. Коленом в бок, локтем в висок. Всё — не по инструкции. Всё — как учили трущобы.

«Это наша зарядка. Чтобы кровь заиграла. Чтобы ты понял, что это не сон, а реальность. Доброе утро, КРОМ.»

Через двадцать минут всех, кто валялся, окатили ведрами ледяной воды и те приходя в чувство поднимались и становились в строй наравне со всеми.

Инструктор оглядел стоявшую перед ним толпу, а затем как гаркнул:

— ТЕПЕРЬ — ИДЁМ СТРЕЛЯТЬ!

Им не выдавали оружие — им его бросали.

Железно-деревянный «Аксель-47» прилетел Доуву прямо в живот. Он схватил его — тяжёлый, местами поцарапанный, на прикладе кто-то нацарапал «здесь был Гарри».

— ВЫ ТУТ НЕ В ИГРУШКИ ИГРАЕТЕ, УРОДЫ! — визжал инструктор. — ЭТО ВАМ НЕ ВИАР ПОСТРЕЛУШКИ! ЭТО — НАСТОЯЩАЯ ВОЛЫНА! СТРОЙТЕСЬ В ЛИНИЮ, БАРАНЫ! А ТЕПЕРЬ — БЕГИ! ЦЕЛЬСЯ! ШМАЛЯЙ!

И началось.

Они бежали по лесу — если можно так назвать полосу бурелома, сухостоя и старых шин, разбросанных под ногами. Мишени были прибиты к деревьям. Некоторые — нарисованы на фанере. Некоторые — дергались от ветра.

Они бежали и стреляли прямо на бегу, без возможностти нормально прицелиться, как в тире или на стрельбище.

— ДАВАЙТЕ ШУСТРЕЕ! БЕГИ! ЦЕЛЬСЯ! ШМАЛЯЙ! НЕ СТРЕЛЯЕШЬ — УМРЁШЬ!

Пули шли по веткам, по камням, по грязи. Иногда — в цель. Чаще — мимо. Кто-то стал разбирать волыну из-за осечки — пинок под жопу от инструктора и возврат на начало дистанции.

Доув палил. Один, два, три выстрела — по мишеням с силуэтом гримма. Отдача. Запах металла и пороха. Никакой стрельбы по «уставу» — только ствол и рука, направляющая оружие на чистых инстинкте и злобе.

— ЭТО НЕ ТВОЙ СТВОЛ МЕЖДУ НОГ, ИДИОТ! — орал инструктор кому-то. — ЭТО — ВОЛЫНА! ЕСЛИ ПОСМОТРИШЬ В НЕГО ПРЯМО — ЛИШИШЬСЯ ГЛАЗА И ОСТАТКОВ МОЗГОВ!

Грохот, крики, мат.

Доув споткнулся и из-за усталости покатился в канаву, но затем резко встал, поднял оружие, выстрел — по мишени в десяти метрах. Попал. Раз — два — три.

Инструктор зыркнул, пробежал мимо, лишь буркнул:

— Шустрее! Отряхнись и продолжай бежать и стрелять!

Через полчаса отряд новобранцев стоял весь взмыленный, в налипшей пыли и грязи, кто-то с ушибами, кто-то с порезами от камней и прицепившимся колючками от кустов на одежде, кто-то с повреждённым барабанным ухом от слишком близкого выстрела.

Но все — на ногах.

А инструктор хлопнул в ладоши:

— А теперь — завтрак! Радуйтесь этому, мои псы войны!

Доув в ответ только кашлянул, вытер кровь с губы и потопал, возвращая автомат одному из старшаков возле ящиков — также броском, но те уже приловчились и ловили автоматы словно циркачи, после чего складывали их в ящики.

После учений, стрельбы и перегара вперемешку с матюками от инструкторов, курсанты волокли ноги в сторону столовой — если это, конечно, можно было так назвать.

Металлический ангар, в котором пахло сваркой, хлоркой и чем-то… сгоревшим. Кастрюли больше напоминали топливные баки, а повар — мясника, который скорее сварит тебя, чем кашу.

Курсантам раздавали по большой металлической миске.

А внутри — перловка.

Пережаренная, прикипевшая, местами чернеющая, словно её выкапывали со дна гриля. Мясо? Ха. Где-то там был норматив: одна банка тушёнки — на ведро каши. Кто-то умудрялся найти жиринку, кто-то — клочок чего-то, похожего на хрящ.

Доув сел, скреб ложкой по дну миски, запивая кипятком, так как чай тут был только «по праздникам».

Рядом кто-то хрустел. Не хлебом — зубами по ложке, на автомате.

Но никто не жаловался.

Ведь трущобы были хуже. Там бывали дни, когда еда была несбыточной мечтой, а спать приходилось даже не на жесткой койке — на земле под дождём, прикрываясь целофаном. И когда голод — не чувство, а постоянный фон, то перловка с гарью — это уже почти что пир.

Доув ел молча. Не торопясь, хорошо прожёвывая и думая:

«Хреново. Но все равно лучше, чем ничего…»

Так прошёл завтрак.

После завтрака, который даже перевариваться начать не успел — просто осел комом в желудке, курсантов согнали к старой бетонной пятиэтажке, где выбитые окна, ржавые двери и краска, облезающая хлопьями.

Выглядело все — как родное, трущобное.

Инструктор стоял, облокотившись на дверной косяк. В одной руке — дымящийся бычок, в другой — толстенная палка, больше похожая на ножку от сломанного стола.

— Учебная зачистка. Внутри — противник. Такие же салаги, как и вы, но с задачей удержать здание. Ваша задача — взять этажи. Без пушек. Без гранат. Только вот этим! — он с грохотом бросил палку на землю и вслед за ней туда посыпались и другие из здоровенных плетенных корзин, — Вы — пехота. Грязная, дешёвая, тупая. В бою у вас может не быть ни автомата, ни поддержки, ни гранат. А враг у вас будет. Поэтому учимся воевать тем, что есть!

Доув взял палку. Она была кривая, с занозами, но тяжёлая — хорошо предназначенная, чтобы ей кого-то лупить.

— Вперёд! Зачистка с черного входа! — гаркнул кто-то из старших и волна курсантов с дубинами хлынула внутрь.

Внутри — ад.

На первом же пролёте их встретили яростными криками и ударами. Другие курсанты — первачи с обороны, засели в коридоре и комнатах, кто с табуреткой, кто с ножкой от шкафа. Защитники ловко запулили несколько прямых длинных палок — словно дротики, а тому, кто бежал впереди, те прилетели по торсу и когда последняя попала ему прямо в лоб — тот упал с характерным звуком «сломанной» ауры.

Доув влетел боком в ближайшего, врезал палкой в грудь, от чего тот глухо охнул и отлетел в стену.

Слева — ещё один. Удар. Снова. Бах! Доска трещит. Один… второй…

ХРЯСЬ!

Палка ломается пополам, когда Доув с размаху бьёт по перекрытию, пытаясь попасть по прячущемуся за дверью. Обломок он бросает прямо в морду кого-то из защитников, хватается за каркас стола и с прыжка бросается в рукопашную.

Теперь — кулаки. Только кулаки.

Без слов. Без смысла.

Пыль, хрип, удары, звон ломающейся ауры.

Один на него прыгнул с лестницы — Доув поймал и свалился с ним вниз, но вскочил первым и вмазал с колена.

Кто-то попытался ударить по спине, он развернулся, поймал, втащил, ещё раз. Ногой в живот. Лбом в нос. Звон в ушах — и вперёд.

Так — до самого пятого этажа…

Пока последние защитнички «держали оборону», заныкавшись в дальней комнате, Доув выломал дверь плечом, влетел внутрь и вышиб изнутри сразу двоих, а затем влетели его оставшиеся товарищи и они в яростной схватке допинали последних оборонявшихся чисто за счет злобы и упорства.

Всё. Зачистка завершена.

Внутри валяются защитники и атакующие — кто-то без сознания, кто-то блюёт, кто-то пытается отползти в угол. Все избиты, все — в грязи.

Инструктор заходит следом, хлопает в ладоши:

— Ну вот, мясо! Теперь покажу, как не сдохнуть.

Он подходит к одному из «раненых», который задыхался, затем рвет его майку и показывает всем тряпку.

— Берёшь любую херь. Футболку. Штанину. Штаны соседа. Рвешь нужной длины кусок, потом завязываешь — вот так! Давишь — вот тут. Понятно объясняю? Нет? Плевать! Главное, чтобы кровь не лилась. А если не знаешь, что делать — просто пытайся, все лучше, чем ничего.

Он подзывает двоих:

— Ты — тащи его за подмышки! Ты — тащи за ноги. Остальные — также хватайте раненных по двое и в медчасть, бегом!

Раненных схватили и понесли.

Доув идёт и тоже тащит кого-то…

Жара вновь плавила воздух. Пыль стояла столбом от сапог. Пот заливал глаза.

Курсанты стояли на плацу — в лоскутной форме, с перевязанными руками, фингалами и ссадинами. Кто-то прихрамывал. Один стоял без футболки — она теперь повязка для товарища.

Доув стоял в первом ряду. Молча. Как все. Ровно. Стройно.

И тут — вышел инструктор. Тот самый — бритый, с автоматом на ремне и вечным прищуром, будто кого-то собирался прирезать. Он оглядел их и засмеялся. Громко. Противно. Почти искренне.

— А че это вы тут построились-то, а⁈ Я не понял, это чё — парад, что ли⁈ Стоите, как бараны, глаза выпучили, шеи вытянули! Ща маршировать будем, да⁈

Он прошёлся перед ними, разворачиваясь резко и ковыляя на правую ногу, как будто играл в театр кривляний.

— Вон, Доув — вообще как статуя. Остальные такие же: стоит тут строй красавцев, понимаешь! Кто вам сказал, что в КРОМе есть «строевая подготовка», а⁈

Пауза.

Злобная ухмылка.

— СТРОЙСЯ… ПО ДВОЕ!

Все молча переглянулись. Уже почувствовали неладное. Доув встал напротив того же челика, с которым вместе вытаскивал «раненых».

— СПАРРИНГ! НАЧАТЬ!!!

И понеслось.

Кулаки, удары, грязь под ногами. Никаких стоек или кат — только инстинкты и рефлексы.

Доув ушёл от первого удара, зарядил в печень, получил ответку в ухо, глаза на секунду потемнели, но он не остановился.

Вокруг крики, вопли, хриплый смех.

Инструктор орал:

— ВОТ ЭТО Я ПОНИМАЮ! ВОТ ЭТО И ЕСТЬ НАСТОЯЩАЯ ДРУЖБА!

И на этом моменте Доув получил удар в висок и потерял сознание, лежа в гуще ударов, брызгов пота и криков:

— НЕ ТОРМОЗИ! БЕЙ ЕГО! ВОТ ТАК — С НОГИ! АЙ МОЛОДЦА…

КРОМ не учит быть охотником.

КРОМ учит быть псом войны…

Академия «Сектор-13».

Будильника не было. Зато был свисток.

Резкий, пронизывающий, как удар по стеклу. После него — шаги, лязг двери и командный голос:

— ПОДЪЁМ! ВРЕМЯ: 05:30. РЕЖИМ: УСТАВНОЙ. НАЧИНАЕМ.

Скай распахнул глаза. Не от страха. От рефлекса. Как будто кто-то вбил в череп: «время — вставать».

Казарма оживала молча. Курсанты не кричали, не зевали, не охали. Всё было, как отрепетировано — хотя никто ещё не знал, как надо. Просто инстинкт «не выделяйся» был мощнее сна.

— КРОВАТИ — ПО УСТАВУ! КОНТРОЛЬ ПО ПРЯМОЙ ЛИНИИ ПОДУШКИ И УГЛА ОДЕЯЛА. НЕ ПОД 60, А ПОД 45, КАК НАПИСАНО В УСТАВЕ-34/Б. — инструктор шёл между койками и орал, но без злобы. Это был инструктаж, не истерика.

— КТО СДЕЛАЛ КРИВО — ПЕРЕСТИЛАЕТ ВСЮ РОТУ.

Скай заправлял свою койку, аккуратно, по линейке. Рука — отработанным движением натягивает одеяло, складка — под прямым углом. Никто не торопился, но и не тормозил. Темп был спокойный, методичный. Пугающе методичный.

Гигиена

— ПЕРЕХОД В САНУЗЕЛ — СТРОЕМ, ПО ПАРАМ! ВОДА ОГРАНИЧЕНА. УСТАВНАЯ ОЧЕРЕДНОСТЬ: ЗУБЫ, ЛИЦО, ШЕЯ, ПОДМЫШКИ. НЕ ПУТАТЬ ПОРЯДОК!

Скай стоял у зеркала, с металлической кружкой, мылом без запаха и зубной щёткой армейского образца. Всё происходило под наблюдением.

— КУРСАНТ! ГДЕ ТВОЙ УГОЛ ПОДМЫШЕЧНОГО СЕКТОРА⁈ СМЫВАТЬ — ВОТ ТАК. ПЕНУ ВОДОЙ, А НЕ РУКОЙ. ЗДЕСЬ НЕ ВЕТЕРИНАРКА!

Каждое движение отмерено. Зеркала — мутноватые. Вода — чуть тёплая. Пол — плитка цвета грязного бетона. Мыло — квадратный брусок, словно из цемента.

Никто не говорил.

Уже не от страха. А потому что не надо.

— ОДЕВАНИЕ — С ПОГОНАМИ! ШЕВРОНЫ НАРУЖУ! ЗАСТЁГНУТЫЙ ВОРОТНИК — ПРИЗНАК ЧЕЛОВЕКА. РАССТЁГНУТЫЙ — ПРИЗНАК МУСОРА ИЗ ТРУЩОБ!

Китель — серый, с грубой тканью, но чистый. Брюки — плотные. Кирзачи — уже в первый день натёрли ноги. А форма была сшита по принципу: «влез? значит твоя».

Скай оделся и встал в строй, не думая особо, лишь мелькнула мысль.

«Ничего страшного. Просто распорядок. Просто утро.»

Но где-то внутри, как будто что-то медленно вытягивалось наружу.

«Ты не герой. Не лидер. Ты винтик. А винтик не должен думать, он должен крутиться.»

Инструктор ходил вдоль, поправляя осанку пальцем — надавливая на ключицу или грудь, как бы вдавливая их обратно в форму.

— СМОТРИ ПРЯМО. НЕ СКАНИРУЙ ОБСТАНОВКУ, КУРСАНТ. ТВОЙ МИР — ЭТО ВСЕ, ЧТО ПЕРЕД ТОБОЙ. СЛЕВА — ТОВАРИЩ. СПРАВА — СТЕНА. ВСЁ.

Так начинался день.

И в этом было что-то не ужасное, но устрашающе рутинное.

Ритуал, порядок, тишина.

Железо, бетон, равнодушный голос инструктора.

Из Ская не выгоняли эмоции криком. Их просто заменяли командами и уставом.

После подъёма, умывания и тщательной заправки коек — всё строго по уставу, под постоянным контролем инструкторов — новобранцев вывели из казармы строем. Шаг — в ногу. Повороты — по команде. Ни одного слова. Только топот сапог по полу и голос старшего:

— СТОЛОВАЯ. ПОСАДКА — ПО ОТДЕЛЕНИЯМ. ПО СТРОЕВОМУ ПОРЯДКУ. БЕЗ САМОТЁКА!

Длинное бетонное здание с высоким потолком и пахнущим железом воздухом. Столы — дубовые, армейские, потертые временем, с простыми скамьями. Вдоль стен — ящики с посудой. Справа — раздача. Тарелки ставились без выбора. Меню одно. Для всех. Без «предпочтений».

Каждому наливали овсянку — густую, почти пасту, без соли или сахара. Пар шёл от неё, но запаха не было.

К кружке с кипятком прилагался пакетик чёрного чая — уже немного вспухший. Рядом клали ломоть серого хлеба. И печенье — одно, круглое, белесое. «Десерт».

Скай сел на своё место. Ровно, как учили.

— РУКИ НА КОЛЕНЯХ. ПРИЁМ ПИЩИ — ПО КОМАНДЕ.

Инструктор прошёлся вдоль рядов. Все замерли.

Тишина в столовой стояла гробовая. Только дыхание. И напряжённый ритм ожидания. Даже стулья не скрипели.

— НАЧАТЬ.

Моментально зазвучал стук ложек по мискам. Ровно. Мерно. Без разговоров. Прием пищи — словно операция.

Скай ел быстро, без наслаждения. Просто заправлял организм. Овсянка липла к нёбу, чай был горьковатым, а хлеб крошился в руках. Но никто не жаловался. Потому что в Среднем Городе иногда и этого не было.

«Нормально. Без вкуса — значит, не мешает. Это не трапеза. Это функция.»

На лицах ни раздражения, ни удовольствия. Просто отработка приёма пищи. Кто-то ел даже с благодарностью — не потому что вкусно, а потому что сегодня есть еда. И это — уже немало.

Через пять минут раздалась команда:

— ЗАВЕРШИТЬ. ОТСТАВИТЬ СТОЛОВЫЕ ПРИБОРЫ.

Все встали по очереди, убрали посуду в обозначенные ящики, и снова — строй.

Сначала — тишина, как будто город на секунду забыл, что он живёт.

Затем — команда, короткая и чёткая:

— ВСЕМ — НА ПЛАЦ!

Скай вышел вместе с остальными. Кирзачи долбили по бетону, создавая мерный топот, в котором смешались пыль, сухой ветер и гул машин на горизонте.

Они построились. Ровно. Без разговоров. Лица — как маски.

И тут началось.

— НАЛЕ-ВО!

— НАПРА-ВО!

— КРУ-ГОМ!

— СТРОЙ — РАВНЯЙСЬ! НЕ РАВНЯЙСЯ ГЛАЗАМИ, РАВНЯЙСЯ ТЕЛОМ! ТЫ НЕ НА ВЫСТАВКЕ!

Голос инструктора раздавался с такой механической злостью, что казалось — это не человек, а отладочная машина с функцией унижения.

— МАРШ! ЛЕ-ВОЙ! ЛЕ-ВОЙ! РАЗ-ДВА-ТРИ! ЛЕ-ВОЙ!

Грохот сапог разносился по плацу, словно кто-то бил в гигантский барабан. Бетон дрожал под подошвами, а вместе с ним — внутренний мир людей.

Скай шагал.

Механически.

Он уже не думал.

Просто подавал ногу вперёд.

Потом другую.

Потом снова.

Шаг, шаг, шаг.

Команда.

Разворот.

Шаг.

Солнце било в затылок.

Пыль поднималась от шагов.

Шаг, шаг, остановка. Разворот налево, разворот направо.

«Я уже не думаю. Я просто двигаюсь. Как болт в механизме. И не знаю — то ли мы сотрём бетон… то ли он сотрёт нас.»

Пыль въелась в воротник. Пот скатился за шиворот. Где-то позади кто-то кашлянул — тут же получил команду «выйти из строя! отжаться 20 раз!». Никакой злости. Даже без раздражения — просто корректировка.

Скай уже не считал повороты. Не помнил команд. Он шёл, потому что шли все. И, кажется, лишние мысли медленно уходили из головы. Одну за одной. Вымывались, как водой из ржавой трубы.

«Не герой. Даже не солдат. Просто функция. Просто винтик. Просто…»

— СТОЙ! — рявкнул инструктор. — ПОСТРОЕНИЕ СОХРАНИТЬ! ВЫДОХ — НА МОЙ СЧЁТ! ВДОХ — НА МОЙ СЧЁТ!

И всё замерло.

Стадо молодых курсантов. Пропитанных потом, пылью и пустотой. Словно бетон под ногами — это и есть их новое основание.

После маршировки их в строю отвели в учебный корпус.

Коридор — бетон и сталь, с побелёнными стенами, серыми дверями, скрипящими от времени. На стенах — схемы укреплений, фотографии разрушенных зданий, чёткие графики убыли и восстановления. Всё строго. Всё по делу.

Внутри — класс. Длинные столы, металлические стулья, доска с координатной сеткой, карта сектора. Холодно. Пахнет бумагой и мокрыми плащами.

— РАСПРЕДЕЛИТЬСЯ ПО МЕСТАМ! ПО ПОРЯДКУ СТРОЯ! САДИТЬСЯ — ПО КОМАНДЕ!

Все построились у парт. Никто не садился.

Инструктор, не повышая голос, но с лёгким нажимом, произнёс:

— СЕСТЬ.

Металлический хруст стульев пронёсся по классу, как цунами. Курсанты сели одновременно.

— ЛОКТИ — НА СТОЛ. СПИНА — ПРЯМАЯ. ГЛАЗА — ВПЕРЁД. РУКА ДЛЯ ЗАПИСЕЙ — НА ГОТОВЕ. ДРУГАЯ — НА СТОЛЕ.

Инструктор прошёл вдоль парт. Исправил позу одному, другому подвинул локоть, третьему — нагнул голову, чтобы смотрел строго вперёд.

Затем — раздались тонкие серые тетради, с обложкой без рисунков. Просто штамп: «Курс: городская оборона. Академия „Сектор-13“.»

— ЗАПИСИ — ТОЛЬКО ОТ РУКИ. КОНСПЕКТ — СТРОГО ПО ОБРАЗЦУ. КАЖДАЯ ЛЕКЦИЯ — С ДАТОЙ, НАЗВАНИЕМ, ТЕМАТИКОЙ, КОДОМ ТЕМЫ И ПОДПИСЬЮ ВНИЗУ. БЕЗ РИСУНОЧКОВ. ЗДЕСЬ ВАМ НЕ ДЕТСКИЙ САД.

Скай аккуратно открыл тетрадь. Ручка — простая, синяя, без стиралки и гелия. Бумага шершавая. Писать по ней — как водить гвоздём по дереву. Но он не жаловался.

Он просто сидел. Впитал порядок. Уставную позу. И не задавал вопросов.

Лекция начинается

На трибуну вышел мужчина лет пятидесяти. В очках. С толстой папкой. В вычищенной форме. Он не представился. Не улыбнулся. Даже не кивнул.

Он открыл папку и начал читать:

— Тема первая: Уровни уязвимости при обороне городской стены. Раздел 1-А. Подразделение «Сектор-13». Примеры убыли живой силы по кварталам — при подавлении волн Гримм классов «урса-альфа» и «голиаф-версия 3».

Монотонно. Голос — прямой, без эмоциональных пиков или падений. Как голос навигатора. Как звук дождя по крыше.

— В среднем при убыли в 4% на периметр в 200 метров — восстанавливаемость оценивается как «условно положительная»…

— … однако при одновременной атаке по трем секторам — вероятность прорыва увеличивается на 37%…

— … в условиях отказа дронов и артиллерии, при единственном рабочем маршруте снабжения, ситуация переходит в фазу «критического удержания»…

Слайдов не было. Презентации не было. Только голос. Бумаги. Цифры. И холод.

Скай писал. Молча, ритмично. Он уже не слушал — впитывал, как стена впитывает дождь.

«Не герой. Не аналитик. Просто ячейка. Просто кирпич в крепости.»

В классе никто не дергался. Никто не ёрзал. Все писали. Потому что иначе — нарушишь строй. Нарушишь порядок. Станешь лишним.

После утренней муштры и пятидесяти минут монотонной лекции, которая вызывала у неподготовленного человека ощущение, будто черепная коробка была залита бетоном, курсантов вновь построили в коридоре.

— ПО ОТРЯДНОЙ СХЕМЕ. НА ОБЕД — ШАГО-О-ОМ, МАРШ!

Знакомый маршрут — бетонный коридор, шум вентиляции, запах пота, бумаги, промасленного металла и пар от кухни, где кипели огромные котлы.

Всё те же длинные дубовые столы, всё те же ровные шеренги. Курсанты сели только после команды.

— САДИСЬ.

Перед Скаем поставили металлический поднос. На нём — всё строго, как и ожидалось:

Макароны — плотные, переваренные, серовато-жёлтые, с комками.Две сосиски, сваренные до состояния резинового отскока.Глубокая миска с бульоном: овощи, редкие кубики картошки, и кое-где — волокна тушёнки. Всё тот же ломоть серого хлеба. Стакан кипятка, с чёрным чайным пакетиком, который не успел даже дать цвет. И — две печеньки, точно такие же, как утром. Круглые. Белёсые. Сухие.

— ПРИЕМ ПИЩИ — НАЧАТЬ!

Ни слов. Ни рёва. Только ложки. Только жевание. Только функция.

Скай ел быстро, не думая. Не пробуя. Не различая вкусов. Он знал — энергия нужна, а вкусы — для тех, кто их заслужил.

Сосиски были тугими. Бульон — горячим, но жидким. Макароны — просто масса. Печенье — крошилось и норовило разломиться пополам ещё в руке.

Но никто не жаловался. Никто не ронял ложку. Никто не делал лишних движений.

В «Секторе-13» обед — это не перерыв. Это — дозаправка. Остановка ровно на пятнадцать минут, после чего — дальше в строй, в бетон, в задачи, в разбор макетов, в зачистки.

И каждый знал:

«Чем быстрее ешь — тем дольше живёшь.»

Воздух — тяжёлый, сухой, пахнущий глиной, порохом и старым железом. Площадка — ровная, размечена полосами, каждая позиция — бетонная точка с ограждением, будто это не учёба, а настоящий рубеж обороны.

Перед ними стояли инструкторы в выцветшей серой униформе, с устаревшими бронежилетами и кепками. Один из них вышел вперёд. В руках — штурмовой «Аксель», тёмный, массивный, с изношенным деревянным прикладом.

— КУРСАНТЫ. СЕЙЧАС — ОБУЧЕНИЕ ПОЛЬЗОВАНИЮ ОСНОВНЫМ СТРЕЛКОВЫМ ОРУЖИЕМ «АКСЕЛЬ В» — ВАРИАНТ СЕРИИ «ВЭЙЛ» ДЛЯ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ ГОРОДСКОЙ ОБОРОНЫ.

Голос был сухой, ровный, будто из репродуктора на заводе.

— АВТОМАТ. МАССА: 4 КИЛОГРАММА 300 ГРАММ. КАЛИБР — 7.62. ПИТАНИЕ: СТАНДАРТНЫЙ МАГАЗИН НА 30 ПАТРОНОВ. БОЕВАЯ СКОРОСТРЕЛЬНОСТЬ — 400 ВЫСТРЕЛОВ В МИНУТУ.

Инструктор чётко показал автомат.

— УСМ — ПРОСТОЙ. ФИКСИРОВАННЫЙ ПЕРЕВОДЧИК ОГНЯ. ВЗВОД ЗДЕСЬ. ОТСЁК ЗДЕСЬ. ПРЕДОХРАНИТЕЛЬ — ВОТ. ВО ВРЕМЯ БОЯ — ПАЛЕЦ НА СПУСК НЕ СТАВИТЕ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА НЕ БУДЕТ НАВЕДЕНИЯ НА ЦЕЛИ. ПОНЯТНО?

Скай кивнул, но в голове уже начинало звенеть. Он смотрел, слышал, конспектировал, но не мог сказать, что именно он понял. Всё сливалось в одну чёткую бетонную кашу.

— АВТОМАТ НЕ ИГРУШКА. ЭТО НЕ ВИРТУАЛКА. ЭТО НЕ ЛАЗЕРТАГ. СМОТРЕТЬ В СТВОЛ — ДАЖЕ С АУРОЙ — ПРИРАВНИВАЕТСЯ К ИДИОТИЗМУ. ЗАРЯЖЕННЫЙ СТВОЛ — ВСЕГДА ВНИЗ ИЛИ В ЦЕЛЬ. ВНЕ ПОЗИЦИИ — СПУСК ЗАБЛОКИРОВАН. ПОНЯТНО⁈

— Так точно, сэр! — монотонно, хором. Синхронно.

Скай держался прямо, спина горела от маршировки, голова гудела от лекций, а разум словно погружался в серую взвесь устава и команд. Было ощущение, что он становится винтиком, частью механизма.

Он уже не думал — он просто делал.

И только когда над плацем раздался резкий, выученный голос другого инструктора, что прошёл по громкоговорителю:

— СЕЙЧАС — ПОЛУЧЕНИЕ ОРУЖИЯ. ПО ОТРЯДНОМУ СПИСКУ. ОТДЕЛЕНИЯМИ ПО 10 ЧЕЛОВЕК — ПОДХОД К СТРЕЛКОВЫМ ПОЗИЦИЯМ. ПОВТОРЯЮ: ПОЛУЧАЕТЕ ПО ОДНОЙ ЕДИНИЦЕ «АКСЕЛЯ» И СТРОИТЕСЬ НА ПОЗИЦИЯХ.

И только тогда Скай снова начал двигаться.

Без мыслей. Без слов. Только движение. Только «по уставу».

Ровно. Чётко. Одновременно со всеми.

Словно система, в которой он уже не человек, а винтик…

Мишени стояли рядами — выцветшие, но чёткие силуэты с перекрестиями на груди. Некоторые — с вырезанными прорезями, изображающие окна и укрытия. Поле тянулось до бетонной стены, за которой — ни одного звука, кроме крика инструкторов.

Скай стоял у своей позиции.

В руках автомат «Аксель В». Тяжёлый. Руки на месте. Приклад упёрт в плечо. Щека прижата к цевью.

Позади — инструктор. Не человек, а живое воплощение устава, замерший, как статуя ярости.

— ГОТОВЬСЬ! ЦЕЛЬ ПЕРВАЯ! БЕОВУЛЬФ В ЦЕНТРЕ! ДЫШИМ СПОКОЙНО! СТРЕЛЬБА — ТОЛЬКО ПО МОЕЙ КОМАНДЕ!

Всё отделение замерло. Десять человек — как один организм. Стволы выровнены, движение синхронно. Пальцы на спусковых крючках. В глазах — ни капли мысли. Только ожидание команды.

— ЦЕЛЬСЯ! ОГОНЬ!!!

Сразу — резкий гул автоматных очередей. Десять стволов — поочерёдно, но ритмично. Не беспорядочно, а как залп артиллерии. Мишени трепетали под ударом пуль.

— СМЕНА ЦЕЛИ! ЦЕЛЬ НОМЕР ДВА! УРСА СПРАВА ОТ БЕОВУЛЬФА! ЦЕЛЬСЯ! ОГОНЬ!

Снова залп. Снова все — вместе. Ритм, заучиваемый не головой, а спинным мозгом.

Тридцать патронов — ушли за минуту. Автоматы — затрещали в холостую.

— ЗАМЕНА МАГАЗИНА — ПО КОМАНДЕ! РАЗ, ДВА, ТРИ — ЗАМЕНИТЬ!

Как по часам: щелчок отсоединения, движение вниз, новый магазин — вверх, щёлк — взвод — цель.

— ЦЕЛЬ ТРИ! БАРБАТУСК СПРАВА ОТ УРСЫ! ЦЕЛЬСЯ! ОГОНЬ!

И снова очередь. И снова всё вместе. Ритмично. Холодно. Больше никто не думает, куда целиться — инстинкт уже правит руками.

И так — десять магазинов подряд.

К концу четвёртого плечо ныло от отдачи, к шестому — шея затекла, к седьмому — в ушах звенело, но никто не жаловался. Никто не дернулся.

Скай чувствовал, как умащивается в структуру. Он больше не ощущал времени — был только приказ, прицел, огонь.

На последнем магазине он вдруг поймал себя на мысли:

«Если они скажут — в туалет пойдем строем. Сядем одновременно. И срать будем синхронно. И вставать будем по команде.»

На долю секунды губы дрогнули, почти улыбка…

Но он увидел боковым зрением инструктора — стоящего рядышком и смотрящим на него с таким видом, будто прочел его мысли.

И быстро, жестко, подавил всё внутри.

— ОГОНЬ!

Последняя очередь. Мишени — дырявые как сито.

— ДОСТАТЬ МАГАЗИНЫ. СДАТЬ ОРУЖИЕ ПО ОДНОМУ. СТРОГО ПО ОЧЕРЁДНОСТИ.

Скай сделал шаг вперёд, аккуратно передал «Аксель» стоящему у ящика солдату. Повернулся. Шаг назад. Встал в строй.

Позади — грохот шагов. Следующее отделение уже занимало стрелковые позиции.

Скай стоял. Дышал тяжело. Но ровно. В его голове не осталось ни одной посторонней мысли. Только механика, приказы и порядок.

И это, почему-то… казалось естественным.

Пыль, запах масла, и всё те же звуки стрельбы, эхом отдающиеся от бетонных стен. Гул очередей уже не будоражил — он въелся в кости, как перманентный фон.

Курсанты стояли ровными шеренгами.

Скай был где-то ближе к центру. Автомат сдан, руки за спиной, под палящим солнцем, в кирзачах, в выцветшей форме, всё по уставу.

Перед ними стоял офицер — невысокий, с усталым лицом, папка в руках, кепка на голове, форма идеально выглажена. Он даже не пытался перекрикивать стрельбу, просто начал говорить — ровно, монотонно, сухо, как если бы озвучивал инструкцию к стиральной машине:

— … применение стрелкового оружия в условиях городской застройки требует особого внимания к направлению огня. Повторяю: направлению. В отличие от открытой местности, здесь враг может находиться на любом уровне: крыша, окна, балконы…

Позади — автоматные очереди.

Ритмично. Вырвано. Гулко.

Кто-то продолжал тренировки на дальних рубежах.

— … поэтому стрелковый огонь ведётся преимущественно короткими очередями. Контролируемо. С прицелом на минимизацию разрушений и избегание перекрёстного огня. Применение гранат внутри зданий осуществляется по предварительной зачистке и фиксации смежных комнат…

Скай стоял. Голова чуть наклонена.

Слова офицера сливались в ровный поток, словно белый шум.

В голове уже не было образов. Не было мыслей. Только механическое восприятие. Грубо говоря — бубнеж.

— … внутренние лестницы, вентиляционные шахты и подвальные ходы являются потенциальными маршрутами маневра противника. Всегда. Повторяю — всегда. Игнорировать — значит умереть. В случае если связь отсутствует — командир отделения принимает решение на месте, исходя из соображений…

Очередь «бах-бах-бах-бах!» — где-то справа. Гул прошёл сквозь грудную клетку.

Скай вздрогнул на полсантиметра. Почти уснул. Почти.

Но звук выстрелов каждый раз выдёргивал его обратно.

Он не мог сосредоточиться. Не мог отдохнуть. И в то же время — не мог отвлечься.

Это было странное состояние между бодрствованием и сном, между сознанием и автоматизмом.

— … в случае обрушения стен и задымления приоритет отдается удержанию сектора. Не бегать. Не теряться. Не кричать. Встать. Найти укрытие. Открыть огонь по врагу. Приказ — выжить и сохранить линию обороны.

Слова лились. Стрельба гремела. Тело ныло.

А Скай уже и не знал — он слушает или же просто спит стоя.

Небо серело. Бетон остывал.

Но никто не шёл отдыхать.

Во дворе стояли столбы.

Деревянные. Толстые, как торсы.

Каждый — обмотан бечёвкой, потемневшей от пота и крови предыдущих поколений.

К ним вели — аккуратно размеченные линии. Перед каждым — стоял курсант.

Инструкторы маршировали между ними, будто жрецы перед ритуалом, пока в одном из рупоров не раздалось:

— БОЕВОЕ ОТДЕЛЕНИЕ! КОМАНДА ТРЕНИРОВКИ — РУКОПАШНЫЙ УСТАВ, РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ! ОТРАБОТКА ПЕРВОЙ ГРУППЫ УДАРОВ!

В ответ — ровный, неестественно громкий хрип:

— Так точно, сэр!

Скай стоял напротив столба.

Рядом — инструктор, сухой, жилистый, с серым лицом, словно высеченным из бетона.

— УДАР ПЕРВЫЙ. СБИВАЮЩИЙ. ЛАДОНЬ ВПЕРЁД.

Он демонстрирует, медленно и чётко.

— УДАР ВТОРОЙ. ЛОКТЕМ ПОД УГЛОМ СОРОК ПЯТЬ. КОНЕЦ ТРАЕКТОРИИ — В ВИСОК. НЕ НИЖЕ!

Он повторяет снова, уже быстрее.

Скай смотрит. Не дышит. Запоминает.

У него внутри уже нет сомнений. Только слепая покорность.

Каждое движение — как строчка в уставе.

Вдруг, кто-то в глубине строя едва заметно нахмурился, будто хотел задать вопрос — «почему так?»

Инструктор это заметил.

Пауза.

Он поворачивается к ним, руки за спиной. И с каменным лицом говорит:

— Для тех, у кого ещё остались лишние мысли — поясняю!

Он прошёл вдоль ряда.

— Вы тут не для творчества. Не для экспериментов. Устав — это вершина армейской мысли. В нём отточено всё, до последнего градуса поворота пятки. Это не просто «как надо». Это — чтобы вы не думали. Чтобы вы выживали. Чтобы вы били — и попадали. Поэтому вы будете делать именно так, как сказано. Ни на миллиметр иначе.

Он резко повернулся.

— ВОЗВРАТ К СТОЙКЕ. ОТРАБОТКА. НАЧАЛИ.

Скай сделал шаг вперёд.

Стал напротив столба.

Руки — в позицию.

Ноги — на линию.

Удар ладонью по верёвке. Удар локтем.

Резко. Уставно. Как учили.

Инструктор подошёл, выровнял плечо.

— Больше жёсткости. Цель — кость, не воздух. Ещё раз!

— Так точно, сэр!

Бам. Бам. Бам.

Столбы дрожали.

Курсанты били, словно машины.

Это была не драка.

Это была практическая геометрия.

После отработки рукопашки пальцы гудели, как будто по ним проехался пресс.

Форма — мокрая, а по ногам сползал пот, будто даже он уже тоже шел строго по уставу.

Но наконец — столовая.

Огромное бетонное помещение, свет тусклый, вентиляция гудит.

Длинные столы. Металлические стулья. Ряды — ровные. Всё строго.

— ОТДЕЛЕНИЯ! К СТОЛАМ! ПО СИГНАЛУ — САДИТЬСЯ!

Скай занял место.

Сел. Спина ровная. Руки на стол. Никаких разговоров.

Всё как учили утром.

На подносе — без лишних сюрпризов:

Пюре. Две сосиски — однородные, варёные, чуть полопавшиеся. Суп на тушёнке — мутноватый, с картошкой, луком, следами лаврового листа. Стакан кипятка с пакетиком черного чая. Пара ломтей серого хлеба. И конечно же «десерт» — печенье. Два квадратика. Без маркировки. Просто… печенье.

Команда.

Все одновременно взяли ложки. Начали есть.

Скай ел молча. Медленно. Не торопясь.

Пюре было… пюре. Сосиски — сосисками. Чай — не совсем чай, но горячий.

Суп — жирноват, но не холодный.

Он жевал, глядя в свою миску, и думал:

«Нормально. Могло быть и хуже. Главное — стабильно. Главное — есть. Я здесь не для удовольствия. Здесь — чтобы удержаться на плаву.»

Где-то рядом кто-то хлюпал. Кто-то хлебал с шумом. Но никто не говорил.

Еда — это часть режима. Режим — это спасение.

Скай доел. Осторожно отставил миску. Поставил ложку.

Руки — на колени.

Ждёт команду.

После ужина никто не валился на койку.

По уставу — порядок. И дисциплина.

— ОТДЕЛЕНИЕ! К ЧИСТКЕ ЛИЧНОГО СОСТАВА — ПРИСТУПИТЬ! — раздалось с казарменного конца, где стояли трое инструкторов — один с блокнотом, другой с секундомером, третий с табельной папкой.

Очередность действий — вбитая в голову за день.

Курсанты молча строились у умывальников.

Кто с зубной щеткой. Кто — с мылом и полотенцем.

Душ — по команде. До минуты на человека.

Никаких разговоров. Никаких задержек.

Скай, как и все, отстоял очередь.

Ополоснулся. Протерся. Снова выстроился в белье, ожидая следующего этапа.

21:30. Смена подворотничков.

— ВСЕ К КИТЕЛЯМ! РАЗВЕСИТЬ НА СПИНКИ КОЕК!

Инструктор прошёлся с проверкой. На кителях, как и положено, были вшитые заранее подворотнички — узкие полоски белой ткани, впитывающие грязь и пот, чтобы не засаливать форму.

— СНЯТЬ! ПОДГОТОВИТЬ НОВЫЕ! ПРИШИТЬ!

На столах заранее были выложены катушки ниток, иголки, ножницы.

Каждому — набор. Никаких «а мне не дали».

Скай аккуратно выпорол старую полоску.

Достал заранее отмеренный кусок из тумбочки — ещё вчера всем выдали по стандартному набору.

Пальцы усталые, но движение уверенное.

Он знал, как это делать.

Мама научила шить. Когда-то давно…

Справа и слева уже кто-то матерился сквозь зубы.

Нитка рвётся. Узлы путаются.

Инструктор орал:

— ЭТО ЧТО ТАКОЕ⁈ ПЕРЕДЕЛАЙ!

— ТЫ ЧТО, НИТКУ С ИГОЛКОЙ НЕ ДЕРЖАЛ НИ РАЗУ⁈

— ТЫ САМ ЭТО СМОЖЕШЬ ИЛИ НАДО СТАРШИНУ ВЫЗЫВАТЬ⁈

Скай сидел молча.

У него было ровно, аккуратно, строго по линии.

Внутри он сдержанно усмехнулся:

«И всё-таки… хорошо, что мама мне это показала. Хоть что-то в этом дне получается без крика.»

22:15. Стирка портянок.

Следом — тазики. Мыло. Портянки.

— СЕГОДНЯ — СТИРАЕМ! ЗАТЕМ — СУШИМ НА ВЕРЕВКАХ! СОБЛЮДАЕМ ПОРЯДОК! КАЖДЫЙ СТИРАЕТ ТОЛЬКО СВОЁ! НИКТО — ЧУЖОЕ!

Запах — мыла, сырости и пота.

Кто-то бормотал сквозь зубы, но не громко — инструктор всё ещё стоял в углу и глазел.

Скай опустил портянки в воду, начал тереть.

Вода — теплая. Не горячая.

Пальцы — гудят. Спина — ноет.

Но он молча продолжал.

«Это не пытка. Это распорядок. Мы — не роботы, а люди. Просто очень… организованные люди.»

22:40. Команда на отбой.

Инструктор встал у прохода.

Голос гремит, как барабан:

— ТОВАРИЩИ КУРСАНТЫ! КОМАНДУЮ — ОТБОЙ! ПО МЕСТАМ! СВЕТ — ВЫКЛЮЧИТЬ! РТЫ — ЗАКРЫТЬ! МЫСЛИ — УСПОКОИТЬ!

Щёлк.

Тьма.

Скай лёг на верхнюю койку.

Под ним кто-то уже тихо храпел — усталость срубала всех мгновенно.

Он смотрел в потолок.

Молчал.

Думал.

«Всё это… строго, холодно, без души. Но… нормально. Могло быть и хуже.»

И медленно, ровно, будто по расписанию — провалился в сон…