Казарма гудела — выходной официально наступил и курсанты, кто в мятой куртке, кто в худи, но — все толпами спешат на выход.
Мимо коек скачет Меркури, пытаясь на бегу натянуть штаны и обувь, попутно крича куда-то вперёд:
— Эй! Девчонки! Подождите! Я же с вами!
В ответ — только холодно брошенная через плечо фраза.
— У тебя тридцать секунд, чтобы не отставать.
Затем зашевелились еще двое.
— Пошли. Не будь как Меркури. Хотя нет — будь как Меркури. Он хотя бы бегает за тем, что ему нравится. — произносит Эмеральд.
— Если ты меня подставишь… — неуверенно произнесла Блейк.
— Я же воровка, а не предательница. Хотя… — Эмеральд улыбнулась, — это, конечно, зависит от чаевых.
В это же время с одной из коек встает Роман — неторопливый, величественный, слегка насмешливый. Он начинает снимать с себя форменную куртку цвета хаки, как будто она его физически раздражает.
— Ну и тряпьё, — бормочет он, расстёгивая пуговицы. — Всё-таки армейский стиль — не моё.
Он заходит аккуратно вешает форму в шкаф. Рядом висит его старая шляпа-котелок. Роман смотрит на неё, берет в руки… и откладывает обратно.
— Не сегодня, моя старая подруга. Сегодня мы просто гуляем.
Он надевает черные брюки, белую рубашку и свой фирменный белый плащ, запахивает его с лёгким движением плеч и взяв свою трость выходит наружу.
Его уже ждёт Нео — сдержанная, как статуя, в белой укороченной куртке с чёрной отделкой, чёрных брюках и высоких белых сапожках, с зонтиком в руке. Один взгляд на Романа — и уголки её губ чуть поднимаются.
Он смотрит на неё, прищуривается и почти улыбается:
— Ну что, прогуляемся?
Нео молча кивает, и они выходят вместе. Медленно, с достоинством, словно идут по красной дорожке… прямо в реальность Вэйла.
Метро ждёт. Мир ждёт. И хотя они теперь на стороне закона — это не помешает им отдохнуть красиво.
Метро несёт их в сторону Мегаблоков. Людей немного, атмосфера — ленивое послеакадемическое расслабление. Роман стоит, держась за поручень одной рукой, а другой поправляет плащ. Нео сидит рядом, скрестив ноги, выглядывая в окно.
В соседнем вагоне, через стекло, Блейк с Эмеральд что-то обсуждают, причем Эмеральд делала это весьма экспрессивно, так что Блейк явно впечатлилась. Нео кивает в их сторону подбородком.
— Ага, — хмыкает Роман. — Ну, у кого-то, видимо, день сегодня веселее, чем у нас.
Он присаживается рядом, кладёт локоть на колено и оборачивается к Нео:
— Ну так что, куда пройдёмся?
Нео не отвечает. Вместо этого показывает пару знаков — ловко, быстро, на своём особом языке жестов: направление, место, настроение.
Роман прищуривается:
— Ммм… туда? Да не знаю, там как-то… тухловато. Последний раз мы оттуда еле ноги унесли. Особенно ты — в прямом смысле, после мороженого с сомнительным кремом.
Нео усмехается уголком губ. Показывает другой маршрут, на этот раз чуть изящнее — с витком, явно намекая на прогулку вдоль торговой улицы.
Роман кривит рот:
— Даже не знаю… у нас с тобой с финансами, сама понимаешь…
Он делает паузу и говорит уже тише, глядя в сторону:
— Из-за того типка…
Он не говорит вслух, кого именно. Но Нео понимает. Конечно же понимает.
Она слегка склоняет голову, будто в знак согласия — и тут же показывает ещё один вариант.
Роман смотрит на неё пару секунд, потом вытягивается, встаёт, с лёгкой улыбкой говорит:
— Хммм. Ну… в принципе… А почему бы и нет?
Нео довольно кивает, пряча лёгкую улыбку за платком. Вагоны скрипят, поезд входит в новую станцию. Свет мигает, табло гудит.
Роман подаёт ей руку:
— Миледи?
Нео берёт её с грацией, как будто это всё — бал, а не пыльное метро. Они выходят на платформу под звуки городского шума.
Воздух пахнет пылью, маслом и жареными лепёшками с уличных ларьков. Роман с Нео выходят на поверхность, неспешно идут по улицам.
Вокруг — обычные городские здания: панельные, серые, с редкими рекламными голограммами и флагами Вэйла. По периметру маршируют солдаты в серой униформе городского камуфляжа. Где-то слышны команды, где-то — работающие сварочные аппараты. Инженеры на ходу чинят турели и электропровода.
И тут — цокот копыт. Мимо Романа и Нео проносятся трое ковбоев на лошадях — в пыльных плащах, с оружием на бедре. Один из них, увидев Романа, на мгновение осадил взглядом… но решил не связываться.
Роман фыркает:
— Ах, давненько мы с тобой тут не были! Пахнет потом, потом и потом… И свободой.
Нео что-то показывает руками, быстро и с намёком.
Он ухмыляется:
— Знаешь… не «всего лишь неделя», а целая неделя!
Академия Бикон — это вам не это! Тут понимать надо!
Терпение! Уважение! Дисциплина!
Он поднимает палец вверх, но с таким видом, будто цитирует кого-то очень занудного.
Вскоре они подходят к воротам, за которыми начинается район трущоб.
Тут всё серьёзно: солдаты в экзоскелетах и силовой броне, автоматические турели, датчики.
Патрульные в более легких брониках проверяют документы у прохожих.
Очередь движется медленно, люди поодиночке проходят через арку с сенсорами.
Когда подходит их очередь, Роман вальяжно достаёт документы кадета Бикона и протягивает их солдату. Тот принимает их, уже на автомате тянется к терминалу, но вдруг замирает. Поднимает глаза. Смотрит на лицо. Потом снова на документы.
— Да ну! — говорит солдат, отступая на шаг. — Вы гляньте-ка, кто это! Тебя взяли в Бикон⁉
Роман закатывает глаза, но усмехается:
— Ну да. Я же не ты.
Солдат ухмыляется:
— Пошёл ты, козёл!
— Премного благодарен, — кланяется Роман, не теряя величия.
Нео хлопает себя по лицу, но всё равно улыбается.
Когда они уже прошли через ворота, солдат кричит им напоследок:
— Только долго там не шатайтесь! В лесах все ещё гримм шляются после летнего нашествия!
Роман, не оборачиваясь, машет рукой:
— Да-да, как скажешь, сержант доброжелательность!
Они проходят арку, свет датчиков проносится по ним. Сзади остаётся формализованный порядок, а впереди — трущобы, пыльные улицы, уличные продавцы, запах жареного мяса и мусорных зданий. Жизнь. Настоящая, грязная, весёлая и опасная.
И для бывших преступников — почти как дом родной.
Сразу за воротами — другой мир.
Асфальт заканчивается, и начинается живая каша из грязи, мусора и самодельной плитки. Дома из ржавого железа, фанеры, ломаного кирпича и обугленных досок теснятся друг к другу, будто пытаются забраться один на другой. На крышах — натянутые старые транспаранты, обрывки реклам «СУПЕР-СКИДКА НА ПОДШТАННИКИ!» или «РЫБНЫЕ ЧИПСЫ ИЗ СОЕВОЙ ПЫЛИ».
По всему этому бедламу мечутся чумазые дети, босые, в лохмотьях и даже в старых мешках из-под картошки, переосмысленных как «модные футболки». Один ребёнок с пронзительным воплем гонится за жирной крысой, та ныряет в дыру в гипсокартонной стене, а он с визгом — следом и оттуда раздается чья-то отборная ругань.
Роман с Нео неспешно идут по этим улицам, как по парадной дорожке. Люди глазеют, кто-то узнаёт, кто-то просто чувствует: это не свои, но и не враги.
Роман втягивает воздух, полный вони, гарей и дешёвых специй, и с блаженством говорит:
— Ах! Вот теперь мы точно дома. Как говорится, хорошо там, где нас больше никогда не будет!
Нео улыбается, показывает рукой в сторону левого закоулка — короткий жест, как «давай сначала туда».
— Да-да, сперва туда, — соглашается Роман… и тут же, не глядя, ловким движением хлопает по руке мальчишку, который незаметно пытался вытащить у него что-то из кармана.
Мальчишка отскакивает, хватает за руку, шипит:
— Ай! Твою ж… чтоб беовульф тебе в тапки насрал!
И с руганью удирает, ныряя в лаз между хибарами, исчезая в кишащей жизнью фавелле, как тень.
Роман пожимает плечами:
— Обучают молодняк. Хорошо. Однако! Нужно начинать с воспитания и привития уважения к старшим!
Нео молча хихикает, глаза блестят. Она кивком указывает на знакомый квартал вглубь — там стоит вывеска из криво подсоединённых неоновых букв:
«МАМА ЧАО — ВСЕГДА ГОРЯЧЕЕ!»
Которые не светятся само собой, так как тут нет элетктричества.
Роман усмехается:
— Ну если «горячее» — это суп из варёных кроссовок, то да. Пошли. Вдруг сегодня они наделали чего съедобного.
И они идут дальше, растворяясь в звуках уличной музыки, запахе дешёвого хлеба и хриплом голосе торговца, кричащего:
— ЭЙ! КТО ХОЧЕТ БУ-У-У-УТЫЛКУ С ВОДОЙ, ГДЕ НАПИСАНО «ЧИСТАЯ»! НАПИСАНО, Я ГОВОРЮ!
Дверь — на самом деле кусок металлической панели с прикрученными петлями — со скрипом открывается. Роман с Нео входят внутрь. Воздух тут густой, как суп: пахнет пригорелым маслом, острым перцем и странной сладковатой нотой, которую лучше не идентифицировать.
За стойкой, как и все эти годы, сколько Роман ее помнил, возвышается Мама Чао — массивная смуглая тётка в засаленном фартуке, с руками, как кувалды, и лицом, которое могло бы остановить локомотив.
Она смотрит на Романа фыркает, а затем быстро говорит и эмоционально говорит с характерным вакуанским акцентом:
— О! Гляньте-ка! Кто приперся! Прямо сам князь на белом коне!
Роман, не моргнув:
— Да-да, я тебя тоже рад видеть, Чао.
Роман кладёт локоть на стойку, Нео устраивается рядом, всё так же молча наблюдая.
— Ну что, какие новости?
— Какие-какие… — ворчит Мама Чао, — Вояки добивают сейчас гримм в лесу, которые остались после летних орд.
Все трое невольно смотрят через окно на узкую тёмную полоску на горизонте — лес, что тянется далеко за окраиной трущоб.
Между ним и трущобами — живописное поле с цветами, а ограждает трущобы от внешнего мира от стена, собранная из всего, что смогли найти: брёвна, старые автомобили, рифлёный металл, трубы, бетон, мешки с песком, дверцы холодильников, валяющиеся дорожные знаки и даже вывеска с надписью «СКИДКИ НА МАЙОНЕЗ».
Роман морщится:
— Понятно… И всё?
Мама Чао пожимает своими могучими плечами:
— А что может ещё быть-то? Ну, Грязного Гарри загрызли.
Роман изображает ужас:
— Какой кошмар! Я-то думал, его кто-нибудь зарежет! С честью, как положено!
— Так его и пытались, — вздыхает Чао. — А он в лес убежал. Думал, типа, гримм его не найдут. Ага.
Нашли.
Обглодали.
До костей.
Руки, ноги — хрум-хрум-хрум!
Об этом вояки доложили, опознав по идентификационной татуировке на костях черепа из тюрьмы.
Говорят у него остались только семь пальцев рук и семь - ног!
Кстати пить не хочешь?
После этой фразы тетка налила в кружку кипятка ровно наполовину и Роман вообще как бы смотрел в окно, но глянув на стакан переглянулся с ней, как бы невзначай постучал по столу пальцем ровно три раза и та улыбнулась.
Роман качает головой:
— Мда… Говорили же ему мыться почаще. Вот и довёл людей — от него не то что гримм, обычные крысы шарахались. А у гримм нюх — ты ж знаешь какой острый.
Нео беззвучно смеётся, прикрыв рот, взгляд у неё весёлый, но с тем холодным налётом, который не исчезает даже в такой момент.
— И чем же ему стоило мыться? — спросила Мама Чао.
— Мылом конечно же! — словно это что-то само собой разумеющееся сказал Роман.
— Мылом? Хммм! И как часто ему стоило мыться?
— Ну… раз в три месяца… или даже четыре хотя бы! Половинки мыла ему бы хватило.
— Да, наверное все же… все же хотя бы разок в два месяца ему стоило мыться. С таким хорошим, полным куском мыла. — сказала Мама Чао, улыбаясь.
— Ну… если так то никакого мыла не напасешься! Раз в три месяца по-моему вполне достаточно! — сказал Роман и глядит в глаза женщине.
— … ну, если уж нету полного куска мыла — все-таки надо бы войти в положение! То вполне хватит маленького куска мыла, четвертинку так сказать… но раз в два месяца! — сказала та.
— Да, наверное так было бы лучше для всех! — кивнул Роман и та с довольным видом улыбается еще шире, раскрыв свои желтые зубы.
Затем Мама Чао ворчит:
— Да, весёлые времена… А ты, значит, теперь серьёзный парень? Форма, все дела?
Роман делает театральный поклон:
— Официально обучаюсь спасать людей.
Ты бы видела наш устав — блевать тянет.
Но, говорят, за этим будущее.
— За таким? — она кивает на него, ухмыляясь. — Ну-ну. Только не забудь, где настоящее.
Она ставит перед ними тарелку с чем-то, что вполне может быть лапшой… а может и нет.
Роман смотрит, хмурится:
— А… это точно «горячее»?
— Горячее, горячее, — бурчит она, вытирая фартук. — Почти вчера готовила.
Роман и Нео мирно сидят за облупленным металлическим столом, лениво ковыряясь в подозрительно дымящейся лапше. Атмосфера — расслабленная, грязноватая, почти домашняя. Внезапно дверь распахивается, и в помещение вваливается усатый, бритый мужик в куртке, пахнущий потом, травой и машинным маслом. Глаза сразу выцепляют Романа.
— ЭЙ, РОМАН! — орёт он с характерным атласским акцентом, растягивая гласные. — Давай в боулинг сгоняем! Помнишь, как раньше катали⁈ Ха-ха-ха!
Роман, не поднимая головы:
— Да не… что-то не хочется. Ты вообще куда собрался-то?
— Ну как куда! — мужик уже рядом, опирается на стойку. — В лес!
Грибы, ягоды, ну и гримм, которых вояки настреляли, пособираем.
На мясо пустим — у Молли в подвале ещё котёл остался!
Ты как, пойдёшь с нами?
Роман прищуривается, качает головой:
— Хмм… Даже не знаю. Честно говоря, что-то не хочется мараться…
— Да лааадно! — мужик хлопает его по плечу. —
Как в академию поступил — так всё! Уже, значит, не такой как мы!
Прямо боярин, понимаешь! А мы тут — быдло! Свиньи! Плебс!
Он театрально делает поклон, но при этом ухмыляется широко, по-доброму.
И тут Мама Чао говорит.
— Роман! Сходи с Борисом! Там как раз пока будете делом заняты я вам успею хороший, наваристый чаек разогреть!
— Хммм… — выдает Роман.
И тут она облокачивается на стойку и говорит.
— Кстати! Тут ведь недавно неподалеку воробьёв видели!
— Воробьёв? — удивился Роман. — Я думал их в трущобах сразу съедают!
— Да, раньше так и было… но сейчас их стали прикармливать всякие… туристы из Мегаблоков, так что вот… развелось их тут…
Она посмотрела в левое окно, потом в правое окно, а затем пристально прямо на Романа и сделала кривую ухмылку.
Роман хмыкает, а затем задумчиво оглядывается по сторонам и замечает, что некоторые прохожие будто делают вид, что гуляют, но как-то уж очень долго при этом возятся со своими шнурками или копаются в кучках мусора неподалеку, где по идее давно уже ничего полезного нет:
— Да! Вот это незадача! Кто же знал, что на коробку еды из Мегаблоков воробьи налетят и будут кружить рядом! Ну… в таком случае… размяться можно! Почему бы и нет?
Нео рядом делает маленький жест: «ага-ага, давай!», и кивает с довольной улыбкой.
Роман расправляет плечи, встаёт, криво ухмыляется:
— Только предупреждаю! У меня с собой только моя трость, а она против всяких «альф» не очень работает.
— Да ты шо, Ромчик! — смеётся мужик, хлопая его по спине. — Сегодня у нас поход — почти как экскурсия! Только с оружием!
Мама Чао, не оборачиваясь, ворчит:
— Не забудь косточки обратно принести. Для бульона.
Роман, уже на выходе:
— Если повезёт, принесём кого-нибудь целиком!
Ворота позади захлопываются, оставляя шум фавелл позади. Караван из бойцов трущоб выходит в дикое поле, раскинувшееся между трущобами и лесом.
В центре катятся деревянные тележки — гружённые мешками, сетками и ведрами. Рядом на пружинящих колесах медленно катится повозка с автомобильными колесами, в которой с вальяжным видом устроились Роман и Нео. Нео с интересом глядит на дорогу, а Роман, откинувшись, смотрит на небо, держа рядом свою трость — оружие скорее против других охотников, чем против гримм.
Повозки тягают быки, с которыми возятся погонщики.
Вокруг — бойцы: жилистые, широкоплечие, с ожогами, шрамами и суровой решимостью.
На них броня из металлолома — пластины на ремнях, наплечники из шин.
Оружие — копья, мачете из заточенного железа, щиты из дверей холодильников или из досок, скреплённые болтами.
Некоторые несут луки и арбалеты, кто-то — мушкеты и аркебузы, сделанные из труб с приделанными деревянными прикладами. Примитивные, но смертельно опасные.
Всё это трясётся, скрипит, гремит и скалится в сторону горизонта.
Роман, глядя на телеги и толпу:
— Эх… Как в старые добрые времена, значит! Только грязи меньше… Хотя нет, показалось.
Нео показывает жестом что-то вроде:
«А может… махнём-ка по-тихому налево? И устроим себе приключение?»
Роман качает головой, строго:
— Нельзя. Сама ведь знаешь.
Кое-кто нам за это — чик!
И всё. К тому же, Мама Чао обещала приготовить нам чаек,
так что пока потратим время на это.
Она закатывает глаза и шлёпает его шутливо по плечу.
Тем временем поле полуодичавшей травы и полевых цветов, которая казалось бесконечным, медленно преодолевается.
Ветер колышет стебли, цветы качаются в такт шагам, и лёгкое вечернее солнце освещает последние мгновения относительного спокойствия.
Впереди, на горизонте, лес уже не выглядит тонкой полоской.
Он теперь — тёмная, плотная, живая масса, что дышит и смотрит.
Словно не просто деревья, а что-то большее.
Что-то, что знает, что к нему снова идут люди.
Один из бойцов с арбалетом — пожилой, с длинной бородой, поджатыми губами — молча начинает проверять натяжение тетивы.
Другой, молодой, с ржавым мачете на спине, сдвигает брови, вглядываясь в тень под деревьями.
Один за другим, все начинают сосредотачиваться.
Разговоры стихают. Смех затихает.
Начинается то, что все ненавидят, но к чему привыкли: поход в лес.
И пусть сегодня они идут не ради выживания, а ради добычи…
Гримм не всегда понимают разницу.
Караван медленно продвигается сквозь лес.
Трава становится всё гуще, воздух — тяжелее, влажнее. Кривые, словно скрученные в судороге стволы деревьев нависают, а ветки тянутся, будто хотят остановить, задеть, ухватить.
Свет тускнеет, и день кажется словно на паузе, застывшим.
Следы боя видны повсюду.
Кора деревьев — испещрена пулями.
В земле — воронки от взрывов.
Тут и там — обугленные пятна.
Местами валяются останки гримм — мёртвые, но всё ещё угрожающие и по-прежнему зловещие, словно продолжали бы дышать, если бы кто-то отвернулся.
Их аккуратно проверяют — если туша более-менее целая, бойцы поднимают её с усилием и грузят на телеги, а когда те заполняются, то сразу едут обратно с небольшим сопровождением.
Кости на суп, панцири на броню, мясо — кому повезёт.
Роман идёт рядом с телегой, не держась за поручни, просто смотрит по сторонам, устало, задумчиво.
— Мда… — бормочет он, глядя на дерево, пробитое десятками выстрелов. —
Весело тут было. Ну, по крайней мере вояки свое дело делают.
Нео, идущая чуть впереди, улыбается как всегда — с лёгкой игривостью, будто это очередное приключение.
Роман замечает: её левая нога дрожит, совсем немного, почти незаметно, как будто мышца отказывает.
Он обходит телегу, приближается, наклоняется и тихо говорит:
— Нео!
(Пауза.)
— Слушай… когда мы вернёмся — я тебе куплю мороженого.
Того, как ты любишь. С тремя шариками.
И с этой дурацкой присыпкой, от которой язык потом синеет.
Она смотрит на него — в её глазах на мгновение появляется нечто искреннее.
Доверие. Усталость. Радость. Благодарность. Всё сразу.
И она кивает. На этот раз — без иронии.
Нога перестаёт дрожать.
Караван продолжает двигаться глубже в лес.
Теперь — уже не просто мимо случайных тел, а сквозь бойню.
Здесь было основное сражение: по деревьям — следы артиллерии, по земле — канавы, множество тел гримм, оторванные части бронежилетов, каски, куски формы, стрелянные гильзы…
Все вокруг начинают говорить тише.
Кто-то перестаёт шутить. Кто-то снимает шапку.
Кто-то просто стискивает рукоятку мачете покрепче.
И Роман молчит.
Он идёт рядом с Нео, одной рукой чуть касаясь её локтя.
На всякий случай.
Караван выходит на открытую поляну — редкое пространство в этом жутком, давящем лесу.
Она словно спрятана между деревьями, обрамлённая корявыми стволами, как рамкой из мрачного сна.
Здесь нет тел, только густая трава, ягодники, кое-где — грибы, выглядывающие из тени.
Пахнет влажной землёй, перегноем и древесной смолой.
Борис — уже в кожаной броне с листами металла от синего автомобиля и широкими наплечниками из рифленого железа в три слоя — поднимает руку с копьем:
— Так, разбредаемся! Ягоды, грибы — в мешки! Кто не собирает — в охрану! Гримм может быть и отбиты, но не добиты!
Все тут же двигаются: одни приседают к кустам, другие поднимают арбалеты, карабкаются на пни, встают на дозор. Пошёл тихий говор, кто-то спорит, какой гриб съедобен, кто-то уже вытаскивает нож, чтобы срезать корень.
А Роман с Нео всё ещё стоят около телеги, как будто вся эта сцена их вообще не касается.
Он задумывается и говорит, глядя в кроны:
— А вот помнишь, Нео…
(Она чуть поворачивает голову.)
…мы ведь тогда попытались украсть ту вазу? Ну, из Мистраля.
Та, что вроде бы принадлежала самому императору Мантля…
(Пауза. Она делает знак, короткий, колючий.)
— Да-да, — усмехается Роман. — Кое-как спасли свои шкуры.
Нас ведь тогда чуть было не замуровали в бетон.
Из-за тех крутых ребят.
Но мы ведь смогли отбиться и сбежать.
Я вот подумал…
(Глядит вдаль, нахмурившись.)
Походу он нас тогда-то и заприметил.
А потом, уже позже…
И послал ту дамочку.
Нео пожимает плечами.
Мол, да, возможно.
Или, может, нет.
А может, ей всё равно.
Роман фыркнул, кивнул сам себе:
— Ну, в любом случае… Теперь мы тут. С академическими знаниями, мешками в телеге и грибами вокруг. Занятная жизнь, правда?
Нео ухмыляется. Она, кажется, уже мысленно вкушает обещанное мороженное.
Вокруг шуршит трава, кто-то матерится, кто-то кричит:
— НЕ ЕШЬ ЭТО! ОНО С ДАСТОМ!
— ДА Я ПРОСТО СМОТРЮ, ТЫ ЧТО, ПСИНА⁈
А лес — всё такой же тёмный. Всё такой же живой.
И что-то в нём, кажется, тихо наблюдает…