Академия Бикон. Том 1: Дисциплина и Портянки

Глава 18 Интерлюдия. Возвышение Менажери II

Пыльный зал старой школы фавнов, окраина Мистраля.

Дети сидят в куртках — обогрев не работает. Учителя — из тех, кто умеет учить не по книжкам, а по жизни.

На стене — пожелтевший проектор. Учительница запускает видео. Пара старших школьников чинит динамики.

На экране — появляется Гира Белладонна. Его глаза полны огня, голос — твёрд, как камень. Он говорит:

'Мы не просим пощады. Мы не хотим мести. Мы хотим выбора!

Мы хотим, чтобы наши дети не рылись в отбросах, пока ваши сытые рожи обсуждают «интеграцию»!

Мы хотим, чтобы когда вы слышите слово «фавн» — вы понимали: это не второй сорт.

Это — такие же люди! Ведь Светлый Брат создал нас всех равными!'

В классе — тишина.

Мальчик с ободранными ушами замирает.

Девочка с ненатурально коротким хвостом шмыгает носом.

Учительница вытирает слезу украдкой.

— Он не боится… — шепчет кто-то. — Он говорит за нас…

Когда видео заканчивается, никто не двигается. Один из детей поднимает руку.

— А что теперь? — спрашивает он.

Учительница отвечает не сразу.

А потом тихо:

— Теперь… они нас услышат.

Военная база C-3. Мистраль.

Патруль «Дельта-7» должен выйти через 10 минут.

Сержант ходит между койками.

Кричит, раздаёт команды.

Но бойцы не двигаются.

Один — смотрит в экран КПК.

Другой — сидит с опущенной головой.

На экране — всё та же речь Гиры.

Один из солдат бормочет.

— Они… они правы…

Сержант плюёт на пол, вырывает из рук кпк и выключает.

— Хватит смотреть эту срань! Мы выходим!

Ему не отвечают.

Один из бойцов шепчет:

— Сержант, но ты же сам знаешь, что они правы?

— Какая разница⁉ Мы — солдаты Атласа! Думать — не наша задача!

— Ясно… что ж… а если мы думаем?

— Молчать! Что вы о себе возомнили⁈ — заорал сержант и выхватил пистолет.

Солдаты выхватили автоматы…

В этот день патруль «Дельта-7» не вышел на улицы.

Они больше вообще не выходили на связь.

Они «заблудились».

Вскоре база С-3 опустела.

А командование могло лишь молча принимать эти новости как факты.

Все понимают: это уже не случайность.

Это — симптом.

Верхние этажи представительства компании Шни в Мистрале.

Панорамные окна. Стекло, холод, кофе в белых кружках.

Менеджеры читают новости, обсуждают «кризис бренда».

На терминал приходит письмо. Потом второе. Потом тридцать.

Потом внутренний мессенджер начинает пищать как сумасшедший.

Темы:

«Мы не будем умирать за ваш даст.»

«Уволите одного — выйдут сто.»

«Вы называете нас животными — а мы держим ваш бизнес на ногах.»

Один из менеджеров Шни, потный, с галстуком, открывает письмо — без текста. Только фото.

Фото его машины. С отпечатками когтей на капоте.

В голосовании профсоюза среди грузчиков — 98% за всеобщую забастовку.

Поставки встали.

Контракты горят.

Он бросает кружку об пол.

— Что это вообще такое? Они были молчаливыми рабами десятки лет!

Ему отвечают с другого конца стола.

— Были. А потом у них прорезался голос.

И где-то, в самой глубине города, старенький терминал на крыше передаёт обрывки речи Белладонны снова и снова.

Голос, который уже нельзя заглушить.

Небо над Мантлем затянуто пепельными облаками.

Старики говорят, что это зима.

На самом деле — это пыль от остановленных заводов.

Это серый потолок отчаяния.

А высоко-высоко, над всем этим, всё ещё парит остров Атлас.

Гладкий, холодный, отчуждённый.

Символ недостижимого богатства, власти, недосягаемой элиты.

Но скоро… что-то изменится.

Зал Вечного Реактора, глубины Атласа.

Холодный белый свет. Бесконечные уровни энергетических ядер, питающих всю летающую инфраструктуру.

В центре — запечатанный саркофаг из полупрозрачного кварца.

Дар Творения.

Девушка в странном черно-красном наряде и белой маской.

А рядом с ней — некто в строгом плаще, с лицом, как маска. В его глазах нет усталости или злости.

Это взгляд стратега, для которого падение города — просто ход в долгой игре.

Он кладёт руку на саркофаг. Активирует древний код, переданный лишь немногим.

Энергия гаснет. Мигом.

Дар исчезает.

На другом конце базы мгновенно падает напряжение.

Системы выходят из строя.

Турбины разгоняются — потом начинают сбоить.

На дисплее:

«АНОМАЛИЯ. МОДУЛЬ ГРАВИСТАБИЛИЗАЦИИ ОТКЛЮЧЁН.»

Он спокойно уходит.

Молча. Как и всегда.

Атлас

Механический вой. Скрежет гигантских стабилизаторов.

И затем — невероятный грохот, слышный по всей земле.

Остров начинает опускаться.

Медленно. С величественным ужасом. Как если бы небо решило вернуться на землю.

Гравиплатформы не выдерживают.

Некоторые зоны уже отключились.

Отрываются купола, летающие особняки рушатся.

Крик. Паника. Элита в шоке.

Мантль

Ночлежки, заводские районы, убогие дома — впервые видят, как Атлас опускается к ним.

Не символично. Физически.

— Смотрите… они спускаются. С неба… к нам.

Толпа собирается.

— Они хотели, чтобы мы снова пошли на войну за них.

— Они думали, что мы безмолвны.

— Они забыли, что когда небо падает на землю — земля не прощает!

Толпа — уже не молчит.

Угоняются грузовики.

Здания закидываются коктейлями с горючими смесями.

Из городских казарм Атласа выходят войска.

Звучат первые выстрелы.

На улицах на трещине между Атласом и Мантлем возводятся баррикады и появляются самодельные лозунги:

«За Мантль!»

«За Атлас!»

В залах правительственных кабинетов и корпоративных комплексов — паника.

Те, кто привык смотреть на Мантль как на муравейник — теперь слышат рев муравейника в своих коридорах.

— Поднять баррикады! Защитить жилые сектора!

— Ввести армию! Пусть стреляют по этой черни из Мантля!

А где-то в тени разрушенного зала, некто наблюдает, как рушится символ старой эпохи.

Его голос — внутренний, спокойный, бесцветный:

"В каждом цикле одна истина: порядок нельзя навязать сверху.

Его можно только возродить — из праха, из ужаса, из утрат.

Я дал им выбор.

И теперь они — либо очистятся…

…либо сгорят, как всё, что было построено на лжи…"

И уходит в темноту.

Мистраль. Центр города.

Бывшая штаб-квартира Атласа — теперь занята.

Над ней — стяг Менажери. Золотой лев на зелёном фоне.

Под ним — толпа.

Фавны и Люди вместе — рабочие, учителя, дети. Все на улицах. Все кричат.

«АТЛАС УШЁЛ!»

«МЫ СВОБОДНЫ!»

Братья Альбины, в форме командиров, поднимают руки — крики усиливаются.

Сиерра, запылённая, в броне, с винтовкой за спиной, поднимается на платформу и смеётся — искренне, хрипло.

Её голос разносится по площади:

— Теперь здесь наши законы! Наш голос! Наша земля! Если у них что-то и осталось — пусть оставят это себе. Мы забрали своё обратно!

Толпа ревёт.

Гира Белладонна стоит в центре, с Кали рядом.

Он поднял её руку — как знамя.

И вдруг… не выдерживает. Протягивает другую — берёт её за плечи.

И целует. Прямо перед всеми.

Толпа замирает. А потом — аплодисменты, крики, хлопки в ладоши.

Они не просто радуются — они верят. Он стал символом.

И теперь уже не человек, а история, которая случается прямо на их глазах.

В это же мгновение — в штаб вбегает связист.

Молодой, запыхавшийся.

— Господин Белладонна… вы должны это увидеть.

Гира, всё ещё с рукой на талии Кали, поворачивается.

Ему дают планшет. На экране — кадры. Мантль. Опускающийся Атлас.

Толпы на улицах. Горящие особняки. Баррикады рабочих.

Солдаты идущие по улицам.

Голографические объявления с надписями «Тирания закончится!».

Он молчит. Его взгляд дрожит, но не от страха.

Сиерра подходит ближе.

— Это… правда?

Гира молча кивает.

— Да. Падает не только их остров. Падает их мир.

Он опускает планшет. Вся площадь смотрит на него. И он кивает людям.

— Празднуйте. Сегодня — наш день. Но завтра…

Он поворачивается и уходит в штаб. Кали идёт за ним.

Ночь. Штаб. Только тусклый свет.

Перед ним — стол. Карту уже свернули.

На ней не осталось фронта. Он — весь их.

Гира сидит. Перед ним — микрофон, камера, ручка, бумага.

Рядом Кали, тихо держит его за руку. Он отводит её — не с холодом, а с уважением. Ему нужно быть одному.

Он нажимает «запись».

"Вы хотели, чтобы мы были благодарны за цепи.

Вы хотели, чтобы мы умоляли, когда вы бросали крошки с вашего неба.

Но теперь… у нас нет цепей.

И неба у вас тоже больше нет."

Он смотрит прямо в камеру. Глаза — не ярость. Сталь.

"Пока мы боролись, вы стояли над нами.

А теперь вы — рядом.

И мы видим вас.

Без золота. Без стекла. Без лжи."

Он подаётся вперёд.

"Мы не будем искать мести.

Мы будем искать завершения.

И завершение — это не переговоры.

Это не амнистия.

Это стирание.

Атлас был машиной, построенной на костях.

Пора разобрать её до болтов.

Пора, чтобы никто и никогда не посмел подняться вновь за счёт тех, кто рождается с ушами, хвостом или когтями."

Он выключает камеру. Встаёт. Подходит к окну.

На улице — костры, песни, танцы, слёзы.

Кали подходит сзади, обнимает его.

— Ты знаешь, что теперь пути назад нет?

Он молча кивает.

— Именно поэтому… я выбрал идти вперёд.

Штаб уже давно опустел

Гира стоит у окна, усталый, но полный решимости.

Кали сидит рядом, гладит его пальцами по плечу.

На столе — его речь.

Скоро она отправится гулять по сети.

По всему миру её увидят за считанные часы.

Молот поднят. Осталось только ударить.

Тут раздаётся звук. Тихий. Плавные, неторопливые шаги.

И из самой глубокой тени штаба… выходит некий человек.

Позади него — девушка в красно-черных одеяниях и с белой маской на лице.

Она держит руку на рукояти катаны, готовая защитить его в любой момент.

Он саркастично хлопает в ладоши, с еле заметной насмешкой во взгляде.

— Браво. Какая… трогательная, воодушевляющая речь! Достойно скрижалей истории. Только вот… оно того не стоит.

Гира резко встаёт. Прикрывает Кали плечом, инстинктивно хватаясь за нож, прикреплённый к поясу.

— А⁈ Ты кто такой⁈ Как ты сюда попал⁈

Тот смотрит спокойно, почти с сожалением.

— Не бойся, я не пришёл с мечом. У меня нет армии. Только слова.

Хотя… как показывает твой собственный пример — иногда слова опаснее любого оружия.

Он обходит стол, садится в кресло, как будто у себя дома.

И продолжает:

— Ты уже победил, Гира. Атлас пал.

Их символ разрушен.

Их элита скрывается.

Их народ восстаёт против них самих.

И ты хочешь… стереть остатки?

Ради чего?

Гира рычит, кулаки дрожат.

— Ради того, чтобы они НИКОГДА не вернулись!

Ради того, чтобы ни один ребёнок больше не рождался в цепях!

Они держали нас за рабов, за грязь! Мы терпели! Мы молчали! А теперь…

Мужчина не перебивает. Просто слушает. И когда тот замолкает — говорит тихо:

— Скажи мне, Гира… сколько фавнов погибнет в тундрах Атласа, когда ты двинешься вперёд?

Пауза.

— Сколько из них замёрзнет по пути к славе?

Сколько будет похоронено без имени?

Сколько из них вернётся инвалидами?

Гира молчит. Плечи напряжены.

Тот продолжает, без нажима:

— Сколько из них — твои друзья, твои соратники… твои ученики…

— Они умрут за правое дело! — выкрикивает Гира, срываясь. — Это будет достойная жертва!

Тот вздыхает, а затем говорит жестко. Холодно. Без улыбки.

— Да? А что насчёт твоей жены?

Тишина. Гира замирает. Медленно поворачивает голову.

— Что…?

Он смотрит на Кали. Та не отводит глаз. Медленно, очень медленно поднимается с места.

— Я… не хотела быть для тебя обузой. Ты был нужен всем. Ты был… их символом. А я…

Глаза Гиры расширяются.

— Нет… подожди… ты…

Она кивает.

Тихо.

И всё в нём — ломается.

Железо обугливается, броня трескается.

Он оборачивается к мужчине, весь в поту. Голос дрожит.

— Ты… ты знал?

Тот встаёт.

— Я знал, потому что я — наблюдаю. Потому что я — один из тех, кто видит, что у победы есть не только цена… но и точка невозврата.

Он смотрит прямо в глаза.

— Если ты дашь приказ… ты потеряешь не только врага.

Ты потеряешь — всё.

Свою душу.

Своё будущее.

Гира стоит. Он дрожит.

Позади — пылающий Мистраль.

Вдалеке — рушащийся мир.

Внутри его любви — ребёнок, про которого он не знал…

А в руках — война, которую он сам же и создал.

Он больше ничего не говорит.

Просто садится.

И впервые — не знает, что сказать.

Штаб. Уже почти рассвело.

Свет снаружи мягкий.

Далекие крики праздника почти стихли.

Гира Белладонна сидит, сгорбившись.

Рядом Кали — держит его за руку, молчит.

Перед ним — мужчина, спокойный, как скала.

Его слова — как удары молота в душу.

Он поднимает взгляд:

— Скажи всем, что победа достигнута.

Что Атлас разрушен.

Что вы добились справедливости.

И что теперь — время строить.

Гира молчит.

Губы дрожат. Лоб в поту.

Пальцы сжаты в кулаки.

Мужчина делает шаг ближе и говорит спокойно:

— Если ты это сделаешь — я помогу Менажери восстановиться.

Не просто отстроиться.

Я подниму её до такого уровня благополучия…

о котором ты даже и не смел мечтать.

Пауза.

Гира приподнимает голову. Глаза полны боли.

— С чего бы мне верить тебе? — хрипит он.

Тот не улыбается. Не машет бумагами. Не достаёт доказательств.

Мужчина просто говорит:

— У тебя есть только моё слово.

Но если ты примешь его…

твой народ запомнит тебя как величайшего лидера в истории фавнов.

И да…

Через несколько лет элита Атласа сама себя добьёт.

Ты это знаешь.

Они гниют уже сейчас.

Атласу осталось совсем немного.

Забудь о них.

Займитесь собой.

Гира медленно встаёт. Всё ещё напряжённый.

— И как… мы должны это сделать?

Как забыть столько боли?

Как отвлечься от того, что с нами сделали?

Мужчина делает последний шаг.

— Я помогу вам.

Я дам вам инструкции, ресурсы, технологии.

Под видом гуманитарной помощи — чтобы никто не заподозрил.

Специалисты, логисты, проектировщики, аграрии, инженеры.

Я дам старт.

А дальше — вы уж сами.

И вот тут — молчание.

Долгое, тяжёлое.

В голове Гиры — тысячи голосов.

Гнев. Гордость. Страдания, крики, цепи, упрёки, кровь.

И — один голос.

Тихий.

Будущий.

Голос ребёнка.

Он чувствует руку Кали.

Она дрожит. Но не от страха.

От надежды.

Он сжимает челюсть. Закрывает глаза.

И говорит.

— … Я согласен.

Зал штаба. Утро.

Гира стоит у проектора.

Его лицо спокойное, но внутри — буря.

Позади — Кали.

Перед ним стоят те, кто вёл солдат в бой.

Сиерра, испачканная в масле и грязи, с автоматом за спиной, в глазах — огонь.

Братья Альбины, в плащах, с серьёзными лицами, застывшие, как ледники.

Харон Сильвус — человек, что первым встал на их сторону, шрам на пол-лица, ветеран, который молчит даже перед лицом смерти.

Старая командирша Бьялли — человек и первая, кто подняла знамя Менажери на востоке, в руках — чётки с гильзами.

И десятки других — лидеры отрядов, герои шахт, партизаны, идеалисты и кровники.

Гира поднимает руку. Голос у него ровный, но в нём слышится усталость и решимость:

— Атлас пал.

Шум — реакция моментальная. Шёпоты. Переглядывания. Кто-то не верит.

— Сражение окончено. Они больше не представляют для нас угрозы.

И потому — мы не пойдём дальше.

Мы не уничтожим остатки.

Мы не добьём.

Мы — остановимся.

Молчание.

Затем — как взрыв.

— Что⁈ — первая Сиерра. — Они ещё не мертвы! Мы их не сломали окончательно! Они восстановятся!

— Мы жгли, умирали, теряли! Теперь ты хочешь… отступить⁈ — орёт Харон, бросая каску об пол. — Да как ты можешь⁈

Феннек молчит, но Корсак делает шаг вперёд.

— Ты просил нас верить. Мы шли за тобой. А теперь ты говоришь — хватит?

Ветераны спорят, кипят, кричат.

— Мы не закончили! Мы почти у ворот! Дай нам день — и от Атласа останется пыль!

Гира стоит. Не двигается. Слушает их всех. Не перебивает.

И потом — поднимает руку.

Тишина.

— Вы хотите мести.

Я тоже.

Но…

Он делает шаг вперёд.

— Я хочу большего.

— Что есть больше, чем триумф⁈ — вопрошает Сиерра.

— Будущее. — отвечает Гира. —

— Я хочу, чтобы наши дети не умирали.

Я хочу, чтобы мы больше не были народом страдания.

Я хочу, чтобы когда нас вспоминали — говорили не «мстители», а «созидатели».

Не «разрушители», а «освободители».

Он смотрит на каждого из них.

— Я не прошу вас забыть.

Я прошу вас остановиться.

Потому что если мы шагнём дальше — мы станем теми, кем они нас называли.

Зверьми.

Если вы хотите памяти — мы её оставим в камне и в песне.

Если вы хотите крови — она уже пролилась.

Если вы хотите правды — вот она: мы победили.

Теперь вопрос — кем мы станем дальше.

Молчание. Глухое. Густое.

Потом — первая дрогнула Старая Бьялли.

Медленно сняла с шеи гильзы.

Сжала их в руке.

И кивнула.

— Ты стал для нас голосом. Будь и разумом.

Феннек кивнул. Корсак опустил голову. Харон ничего не сказал — но сел.

Сиерра стояла дольше всех.

Потом — подошла. Встала перед ним.

Смотрела в глаза. Долго.

И прошептала:

— Если ты врёшь… я всё равно пойду.

Но… если правда — то веди. Ещё раз.

Гира кивнул.

И только тогда — они все опустили головы.

Не как побеждённые.

Как те, кто выбрал не убивать, хотя мог.

Центральная площадь освобождённого Мистраля.

На месте, где когда-то стояла статуя генерала Атласа — теперь платформа, собранная из обломков.

Флаг Менажери — на вершине.

Толпа — без счёта.

Фавны. Люди. Рабочие. Солдаты. Дети. Женщины.

Все ждут.

Шум множества голосов стихает, когда появляется он.

Гира Белладонна выходит на трибуну.

Лицо — спокойное.

Но за этим спокойствием — ночь решений, шрамы, и выбор, который сотрёт часть его сердца навсегда.

За ним стоят:

— Кали, с тёплыми глазами и рукой на его плече.

— Сиерра, в броне, но без оружия.

— Братья Альбины, строго и гордо.

— Харон Сильвус, молча, как камень.

— Ветераны, командиры, уцелевшие знаменосцы.

Он подаёт вперёд голос — чистый, сильный.

— Народ Менажери.

Народ Мистраля.

Братья и сёстры.

Мы победили.

Вы — свободны!

Атлас пал.

Их флот — в огне.

Их знамёна — сорваны.

Их чиновники бегут.

Их меч — сломан.

Они больше не диктуют, как нам жить.

Они больше не решают, кто достоин.

Мы вернули себе улицы.

Мы вернули себе голоса.

Мы вернули себе себя.

Толпа взрывается ликующим криком.

Но он поднимает руку — призывая к тишине.

Тишина приходит.

И вот теперь — его глаза становятся серьёзными.

— Но я пришёл сказать вам ещё кое-что.

Мы не пойдём дальше.

Мы не будем стирать остатки.

Не будем жечь последние деревни.

Мы могли бы.

Но не будем.

Потому что если мы станем такими же, как они…

…тогда за что мы сражались?

Толпа молчит. Кто-то шепчет «он отказывается?..»

Гира продолжает, уже тише:

— Теперь начинается самое трудное.

Жить.

Строить.

Не бояться.

Не мстить.

А вспоминать.

Не для мести — а для истины.

Я не буду больше вести вас в бой.

Я буду вести вас — домой.

В толпе — слёзы. Кто-то шепчет «домой…»

Старики обнимают внуков.

Молодёжь — поднимает кулаки.

Но не в ярости.

В клятве.

Сиерра делает шаг вперёд, встаёт рядом.

— Мы стояли за ним в бою. Теперь — стоим за ним в мире.

Харон кивает, сжимая ремень через грудь.

— Пусть теперь нас знают не как зверей… а как строителей будущего.

Братья Альбины сдержанно кланяются.

— Да начнётся эпоха, в которой слово «фавн» больше не будет произноситься шёпотом.

Гира смотрит на Кали. Она улыбается, держась за живот. Он кладёт руку поверх.

— Нам есть, не ради кого мстить. Нам есть, ради кого — жить.

Толпа ревёт. Но теперь — не как в бою.

А как в начале чего-то нового.

Менажери. Скалы над заливом. Раннее утро.

Тихий ветер шевелит траву.

Волны грохочут внизу, отражая розоватое небо.

Гира Белладонна и Кали стоят рядом, укутанные в лёгкие плащи.

Она держит руку на округлившемся животе.

Он — на её плечах.

Внизу, в порту, корабли выстраиваются вдоль причалов.

Чистые, белые, с маркировкой «гуманитарной помощи».

На бортах — ящики с оборудованием, модули для жилья, солнечные батареи, генераторы, медики, инженеры, строители.

Никто не носит оружия.

Ни одной военной эмблемы.

Только нейтральный серо-белый знак — круг, обвитый лавровыми листьями.

Корабли разгружаются под присмотром командиров Менажери.

Фавны и люди работают вместе.

Дети бегут по причалам.

Старики машут руками.

Кто-то играет на флейте.

Никто не прячет лица.

Впервые за долгое время — все смотрят в будущее.

Гира молчит.

Долго. Потом говорит:

— Когда я был мальчишкой, я думал, что свобода — это когда тебе не приказывают.

Кали улыбается:

— А сейчас?

Он качает головой, глядя вдаль:

— Сейчас я думаю, что свобода — это когда ты знаешь, что твой ребёнок не будет бояться, выйдя на улицу.

Когда можно посадить дерево — и не думать, что его сожгут.

Когда ты нужен — не потому что умеешь драться, а потому что умеешь жить.

Она сжимает его руку.

— Ты дал им это, Гира. Они будут помнить.

Он вздыхает, опуская взгляд:

— Они будут помнить и то, что я мог пойти дальше.

Что я мог стереть врагов — но не стал.

Будут сомневаться. Спорить.

Некоторые… будут ненавидеть.

Кали прижимается ближе.

— А ребёнок — будет гордиться. И это важнее.

На берегу начинает звучать песня.

Кто-то поёт. Мелодия старая, но теперь она звучит не как плач, а как гимн нового утра.

Гира смотрит вниз.

Видит, как инженеры передают планшеты молодым фавнам, учат.

Видит, как женщины разбирают ящики с семенами, смеются.

Как ветераны теперь носят на груди не автоматы, а ремни с инструментами.

— Скажи мне, Кали… это правда победа?

Она смотрит на него. Глаза спокойные. Уверенные.

— Это — жизнь. А значит, победа.

Он молчит. Только сжимает её руку.

И смотрит вперёд. На новую эпоху…

18 ЛЕТ СПУСТЯ

Токкайдо. Столица Менажери.

Город — сияет неоном и голограммами.

Везде — яркая молодежь, люди и фавны ходят вместе, с улыбками, с новой модой, на улицах — фоновые шумы, смех, вечеринки.

Неоновые вывески, рекламные экраны, голограммы перекрывают небоскрёбы.

Гира Белладонна стоит у огромного окна с высоты своего офисного здания, глядя на весь этот мир, который он построил.

Он в чёрном деловом костюме, строгий, с лёгким следом усталости на лице.

Он смотрит в окно, но его мысли далеки от реальности.

Токкайдо — столица Менажери.

Город, который за эти годы стал ярким центром технологий и торговли.

Здесь молодёжь носит яркую одежду, весело проводит время.

Аниме, голограммы и рекламные кампании буквально покрывают улицы.

На огромном биллборде мелькает реклама с популярным аниме, в которой персонажи на фоне фантастических пейзажей используют свои способности, стремясь к идеальному будущему.

Он думает, смотря на город.

« Он не обманул. Он сдержал обещание. Он действительно помог Менажери стать тем, чем оно стало. Мы контролируем большую часть добычи даста в Менажери и Мистрале, Вэйл активно с нами торгует, развиваем технологии, которые когда-то казались невозможными.»

Он поворачивается к фотографии на стене.

Это старая фотография, где он вместе со своими товарищами и командирами.

В их глазах — надежда и вера, но и понимание того, что они были не жалкими повстанцами, а борцами за светлое будущее…

И вот оно наступило.

"Когда-то мы сражались с Атласом.

Теперь же… мы сами стали чем-то похожим на Атлас.

Наша корпорация контролирует большую часть добычи, наши технологии — для всех.

Но что если однажды мы сами падём?

В конце концов, Атлас не спасли никакие технологии…"

Гира вздыхает, окидывая взглядом современный, яркий мир и темные уголки своих мыслей.

"Я не могу позволить себе забыть, что такое последствия.

Они всегда обрушиваются на тех, кто забывает историю.

И кто становится слишком изнеженным и слабым…"

В это время дверь открывается и в комнату входит Блейк.

Она одета в яркий неоновый наряд, соответствующий последним тенденциям моды Менажери.

Её улыбка — уверенная, но с лёгким вызовом.

— Папа, ты звал меня? — говорит она, покачиваясь от смеха.

Гира поворачивается, его лицо более серьёзное, чем обычно.

— Да, мне нужно с тобой кое-что обсудить…