Академия Бикон. Том 1: Дисциплина и Портянки

Глава 20 Интерлюдия. Падение Атласа

Вырезка из исторического справочника:

…и тогда же в Вэйле был построен первый Мегазавод — мегаструктура, способная создавать материалы нового поколения: необетон, суперсталь, ультракомпозиты. Началось возведение гигантских стен и мегаблоков, положивших начало новой урбанистической эре.

Атлас, лишившийся вследствие восстания рабочих колоний в Мистрале и Менажери источников энергии и технологий, не смог больше поддерживать свой парящий остров. Он опустился обратно в Кратер, утратив былую гордость и снова слившись с Мантлем. Страна стремительно теряла влияние: морской флот ржавел, ИИ отключались, роботы выходили из строя. Начались волнения, протесты, мародёрства.

Компании падали одна за другой. Даже некогда непоколебимая Шни не выдержала давления. Гира Белладонна, почувствовав перемены, начал саботаж через работников-фавнов, захватывал шахты и рынки. Вскоре монополия Шни рухнула. Корпорация раскололась на десятки мелких предприятий, а регион погрузился в лихорадочную эпоху дикого капитализма.

Эпоха — которую в Вэйле теперь называют:

«Атласские девяностые».

Жак и Уиллоу Шни не вынесли позора и трагически ушли из жизни…

«Исход из умирающего города»

Город горит. В прямом смысле.

Мантль — некогда сердце труда и гордости Атласа — теперь напоминает гигантскую ржавую печь. Заводы молчат, но дым идёт — от покрышек, от флагов, от подожжённых зданий. По улицам бегают толпы — с криками, с флагами, с оружием. Где-то стреляют, где-то кричат лозунги. Солдаты Атласа отказываются исполнять приказы. Кое-где уже начали вешать офицеров.

Молодой Айронвуд пробирается по узкому переулку. Его китель — сожжён и брошен. Теперь на нём обычная гражданская куртка. Он держит в руках винтовку, но опустив её ствол вниз.

Рядом с ним — Винтер. Совсем юная, тонкая, с тенями под глазами. На руках у неё — маленькая Вайсс и ещё более крохотный Уитли, словно котёнок, забравшийся в объятия мамы.

Её волосы спутаны, одежда потрепана. Она не плачет. Но глаза её стеклянные — она больше не девочка.

Айронвуд (шёпотом, с горечью):

— Хорошо, что мы додумались переодеться как гражданские. Форма сейчас = билет в петлю.

Они пробегают мимо горящей бронемашины. Рядом валяется тело офицера. На стене кто-то размашисто написал краской:

«НИКТО БОЛЬШЕ НЕ ПРИКАЗЫВАЕТ».

Винтер (тяжело дыша):

— Мой дом… моя школа… всё… всё это…

Айронвуд (резко):

— Это вчера, Винтер. Сейчас — просто держись. Смотри под ноги. И не отпускай малышей. Мы почти у станции.

На улицах — толпы. Кто-то дерётся. Кто-то торгует билетами на поезд за драгоценности. Кто-то молится. Кто-то орёт, что «всё будет по-новому». Поезд стоит. Переполненный. Люди лезут на крышу.

Они протискиваются к вагону — Айронвуд рывком заталкивает Винтер внутрь. Вайсс крепко сжимает её шею, а Уитли, впервые за всё время, начинает плакать. Винтер садится прямо на пол, обнимая их. Её руки дрожат.

Айронвуд (вздыхает, глядя в окно):

— В порту у меня знакомые. Устроят на корабль. Там — Вэйл. Новый старт. Или хоть какая-то почва под ногами.

Поезд дёргается. В вагоне душно, тесно. Кто-то шепчет молитвы Светлому Брату. Кто-то кашляет. Кто-то держит пистолет на коленях. Айронвуд садится напротив, не сводя взгляда с двери.

Винтер (еле слышно):

— Спасибо, Джеймс.

Айронвуд (глядя в пустоту):

— Не благодари. Я всё равно больше ни за кого не отвечаю.

Он говорит это — но смотрит на неё и детей, словно пытается убедить в этом самого себя.

«Билет в Вэйл»

Порт. Снег вперемешку с пеплом. В воздухе — дым, боль и страх. Толпы беженцев, визг, ругань, плач детей. Люди стоят у ворот, рвутся к кораблям, часть из которых уже отчаливают, не дожидаясь полной загрузки.

Айронвуд ведёт Винтер через толпу, как ледокол — плечом расталкивая людей. Она прижимает к себе Вайсс с Уитли. Вокруг них — чужие глаза, грязные лица, гнев, отчаяние.

Винтер дрожит, но идёт, не останавливаясь.

Они доходят до бокового входа, где у бетонного пирса стоят несколько наемников. Один из них — в гражданской куртке поверх бронежилета — замечает Айронвуда. Тот кивает.

Айронвуд (холодно):

— Я — друг Озпина. Джеймс Айронвуд.

Тот сверяет с чем-то на планшете, хмурится.

— Ты — есть. А кто это с тобой?

Айронвуд (не меняя выражения):

— Семья. Не обсуждается.

Наемник (жёстко):

— У меня указание взять тебя. Остальные — лишние. Хочешь — иди. Хочешь — жди следующего рейса. Если он будет.

Айронвуд молчит. Винтер бледнеет, замирает — сердце уходит в пятки. Она инстинктивно сильнее прижимает детей. У Вайсс расширенные глаза — она всё чувствует, но молчит.

Айронвуд (резко, шаг вперёд):

— Послушай, дружище. Если ты думаешь, что я пойду один — ты плохо понял, кто я. Убей меня тут, если надо. Но без них я не двинусь.

Наемник (скрипя зубами, раздражённо):

— Чёрт с тобой… Грузись. Только быстро!

Винтер хочет что-то сказать, но не может. Только смотрит на Айронвуда — как на щит, как на последнего, кто ещё держится. Он не смотрит на неё — просто берёт Вайсс на руки, и кивает: «Пошли.»

Корабль отходит от пирса. Люди всё ещё дерутся на причале. Кто-то падает с высоты — в ледяную воду. Кричат, барахтаются. Никто не помогает. Кто-то кидает вверх пустую сумку, кто-то передает на корабль ребенка, кто-то лезет по якорной цепи.

Винтер стоит у борта, обняв обоих детей. Она видит горящие флаги Атласа — прямо на здании бывшего штаба береговой охраны. Видит, как солдаты бросают оружие. Видит, как рушится мир, в котором она выросла. У неё текут слёзы — бесшумно.

Айронвуд стоит рядом, но не отворачивается. Он смотрит на это всё — до самого последнего мгновения, пока порт не исчезает в снежном мареве. Его лицо — камень. Никаких эмоций. Только сжимающиеся в кулак пальцы.

«Плед и ранец»

Корабль идёт медленно, рассекая тяжёлые серые воды. Вокруг — снег, ледяной ветер, свинцовые тучи. Внутри трюмного помещения — сыро, холодно, тесно. Люди сидят на полу, кто-то молчит, кто-то дрожит, кто-то шепчет что-то себе под нос.

Где-то женщина всхлипывает:

— Как так получилось?.. Почему всё рухнуло?.. Мы же были… Атласом…

Кто-то отвечает хрипло:

— Это был всего лишь красивый фасад. А под ним всё уже давным-давно прогнило насквозь…

Винтер сидит у стены. Вайсс прижалась к ней, укрытая куском её плаща. Уитли, измотанный, наконец заснул у неё на коленях, всхлипывая во сне. Она всё ещё держится — но пальцы уже еле сгибаются от холода.

Рядом присаживается женщина, средних лет, с красным носом и глазами, будто выжженными слезами. На ней поношенная шаль. Она молча протягивает ей свёрнутый плед.

Женщина (тихо):

— Возьмите. Пусть вашим детям будет теплее.

Винтер открывает рот — хочет сказать: «Они не мои… Я их сестра…» — но слова застревают. Горло сжимается. Она просто кивает. Глубоко. Со сдержанной благодарностью.

Она бережно укрывает Вайсс и Уитли. Те, не просыпаясь, поджимают ножки, зарываются в тепло. Винтер смотрит на женщину — хочет поблагодарить ещё как-то, но замирает.

Женщина крепко сжимает в руках детский ранец — маленький, с весёлой наклейкой, уже испачканный и заляпанный. Но… никакого ребёнка рядом нет.

Никто не спрашивает. Не смотрит в упор. Но всё понимают.

Винтер прижимает детей сильнее. Наклоняет голову.

Плед теперь кажется ей самым дорогим даром в жизни. Не из-за ткани. Из-за того, от кого он.

«Гиганты нового мира»

Судно пробивается сквозь серый прибой. На горизонте — небо и сталь. Порт Вэйла. Грузовые краны, цепи, контейнеры. Но взгляд не задерживается на них. Все смотрят дальше.

Там, за чертой уже Старого, а в будущем — Среднего Города, возвышаются Мегаблоки.

Совершённые в своей кубической форме, монолитные в своей серости, титанические громады из Необетона и Суперстали.

Они нависают над городом, словно исполины из другого мира.

Огромные, прямоугольные, безликие, словно человеческие муравейники, подпирающие небеса.

На палубе — ветер, сырость и усталые глаза. Люди не говорят — только смотрят. Молча.

Айронвуд, стоя у поручня, поправляет воротник. Его лицо всё такое же — каменное, измученное, но собранное. Рядом — Винтер, всё ещё держащая спящих Вайсс и Уитли. Она глядит на мегаблоки с растерянностью. И с надеждой. Ведь это — не пепел. Это — будущее.

Айронвуд (не оборачиваясь):

— Я договорюсь с кем надо. Вас поселят. Обеспечат. Вэйлу нужны новые люди. Особенно — дети.

Винтер (слабым голосом, но искренне):

— Спасибо, лей… Джеймс.

Он на миг задерживает взгляд на ней, но быстро уводит в сторону.

Айронвуд (глухо):

— Не стоит благодарностей. Всё-таки я должен был… хотя бы своему адъютанту помочь.

Между ними — уважение. Никакой романтики. Только опыт пройденного ада — и осознание, что они были рядом в самый тёмный час.

Винтер не говорит больше ничего. Только смотрит на него. На его седину, потрёпанную куртку, на стиснутые кулаки. На его спину — прямую, несмотря на всё.

И в этот момент она навсегда запоминает его таким:

С ломленным — но не согнувшимся.

Среди шума двигателей, запаха мазута и толпы беженцев, он стоит, как последний офицер павшей империи.

Не как герой. Не как спаситель. А как человек, который не сбежал от ответственности, даже если от неё уже ничего не осталось.

«Добро пожаловать в Мегаблок»

Очередь на распределительный пункт тянется серой змеёй. Люди стоят часами, прижимая к груди сумки, рюкзаки, детей. Кто-то спорит. Кто-то плачет. Кто-то просто молчит, обняв документы.

Но Айронвуд ведёт Винтер с детьми по другой линии — узкому коридору, где на стене написано:

«Гостевая аккредитация».

Чиновник за терминалом молча кивает, пробивает формы.

— Фамилия?

Винтер (замирая):

— Шн…

Она чувствует, как будто сердце вот-вот сорвётся.

— … Шнайдер.

Чиновник даже не смотрит в её глаза. Просто печатает и протягивает ей пластиковую карточку с кодом и адресом.

«МБ-9, 43-й этаж».

Грузовой лифт с металлическим скрежетом медленно поднимается вверх. Стены из серого необетона, тусклый свет, вентиляция гудит. Пол дрожит. Вокруг — десятки людей: семьи, пары, одиночки с вещами. Кому-то повезло с тележкой, другие тащат всё на себе. Запах — тяжёлый, смесь пота, металла, старой ткани и страха.

Вайсс и Уитли уже проснулись. Смотрят по сторонам, прижимаясь к Винтер. Вайсс шепчет:

Вайсс:

— Это… наш новый дом?

Винтер не отвечает. Она сама ещё не знает.

Айронвуд стоит с ними рядом, сжимая ящики. Он уже привык нести тяжести — это легче, чем нести воспоминания.

Этаж 43

Они выходят. Коридор — длинный, бетонный, с повторяющимися металлическими дверьми. Над каждой — номер. Нет ни окна, ни пейзажа. Только тусклый потолочный свет и эхо шагов.

Айронвуд заносит вещи. Их немного — один ящик одежды, один с едой, и мешок с одеялами. Этого хватит на первое время.

Квартира — крохотная, студийного типа. Голые серые стены, пустота, гул вентиляции в туалете. Но — крыша над головой.

Винтер (тихо):

— Здесь… хотя бы тихо.

Айронвуд (ставя последний ящик):

— Здесь — живут. Это уже много значит.

Он выпрямляется. Спина ноет. Руки в пыли. Смотрит на неё, затем на детей, затем — на обшарпанные стены.

Айронвуд:

— Теперь ты сама по себе. Но ты справишься.

Винтер (глядя прямо):

— Я справлюсь.

Он кивает. Потом — уходит. Без пафоса. Просто закрывает за собой дверь. А Винтер смотрит на неё — и впервые чувствует, что это действительно её дверь.

Винтер потом ещё много раз поднимется по этим лифтам, уже в форме, уже как капитан. Но она навсегда запомнит этот первый подъём — когда мир был бетонным, как и страх, и всё, что её держало — это руки, в которых спали её брат и сестра… и один упрямый лейтенант, что не сдался.

«Что делать?»

Винтер закрывает дверь. Щёлкает замок. Внутри — тишина.

Но не мёртвая, как в Мантле. А… новая. Незнакомая. Стерильная.

Она стоит в центре квартиры. Комната — прямоугольник с одной кроватью.

Матрас — тонкий. Без белья. На нём уже сидят Вайсс и Уитли, болтая ногами, глядя в окно на причудливый пейзаж из мегаблоков.

Серые стены. Свежий необетон. Ровный, холодный, чужой.

Пол такой же. Никакого паркета, ковра, даже линолеума.

Только металл и необетон. Даже звук шагов отзывается гулом в груди.

Винтер смотрит влево. Туалетный отсек.

Скромный: умывальник из матового пластика, унитаз, над которым ещё не висит ни бумаги, ни полки.

Ванна — эмалированная, но без шторки. Над ней — один крючок на голой стене. Всё чисто. Всё пусто.

Она идёт в сторону кухни. Или того, что называют кухней в таких квартирах.

Типовой холодильник — маленький, но работает, гудит тихо.

На стенде — двухконфорочная плитка, умывальник из тонкой стали, пластиковая тумба с ящиком.

Она открывает его. Там уже лежит:

— одна кастрюля,

— одна сковорода,

— четыре тарелки,

— нож,

— по две вилки и ложки,

— разделочная доска.

Минимум. Но это что-то.

Она выдыхает. Первое, что приходит в голову:

«Надо покормить детей.»

Впервые за долгое время — не нужно бежать. Не нужно спасаться. Можно просто… сварить еду.

Она открывает ящик с провизией. Стандартный гуманитарный набор:

пакеты крупы, брикеты фасоли, банки тушёнки, немного сухого молока и пакеты суповой основы.

Она достаёт кастрюлю. Наполняет её водой.

Ставит на плиту. Включает. Огонь загорается — тускло-синий, но стабильный.

Вайсс (тихо, шёпотом):

— Уитли, а у тебя ножки щекотятся?

Уитли (сонно):

— Ага…

Они болтают ногами с кровати. Смеются. По-настоящему. Без криков, без сирен, без шума стрельбы. Просто… смеются.

Винтер сжимает ложку.

Смотрит на кастрюлю. На серые стены. На потолок, где висит одинокая лампочка без абажура.

«Что делать?»

— сначала еда,

— потом — застелить кровать,

— потом — в управление мегаблока, на распределение,

— потом — на приём, узнать о работе…

И потом, если останется время…

…просто лечь. Хоть на минуту. Без страха за Уитли и Вайсс.

Она тихо помешивает крупу. Вода закипает.

Запах — слабый, но домашний.

«Он всё ещё может стоять»

Кабинет Озпина. Стеклянные стены, затенённые жалюзи. За спиной — карта Вэйла и силуэты мегаблоков вдали, на столе — чашка, в которой дымится кофе, но он остывает. Входит мужчина.

Пахнет перегаром, потом и чем-то старым, металлическим. Джеймс Айронвуд стоит в дверях. Его одежда потрёпана, он небрит, глаза налиты кровью. Он седой — не от возраста, а от пережитого стресса. За его спиной Глинда, прищуренно смотрящая на Озпина.

Глинда (в полголоса, возмущённо):

— Это он? Вы же сказали — важный кандидат…

Озпин (не отрывая взгляда от Джеймса):

— Глинда… оставьте нас, пожалуйста.

Она задерживается на миг, как будто хочет что-то сказать — но молча уходит. Джеймс не двигается. Озпин встаёт из-за стола и жестом предлагает присесть.

Озпин:

— Джеймс. Что с тобой?

Айронвуд (резко, надрывно):

— Что со мной? Атлас пал. Всё — к чертям! Летающего острова нет! Ты вообще понимаешь, что значит видеть, как твоя родина сгорает? Как заводы молчат, как ИИ умирают без питания? Как люди на улицах жгут флаги, на которых ты присягал?

Он не садится. Он ходит по кабинету, срываясь.

— Солдаты дерутся за пайки с гражданскими! Генералы — в бегах или в петле! Моя семья… моя мать, она… чёрт, Озпин, зачем ты меня позвал⁈ Чтобы смотреть, как я сыплюсь? У меня нет ни чести, ни дома, ни цели. Я конченный. Понял⁈

Озпин (спокойно, тихо):

— Ты не конченный. Ты сломленный. Но ты всё ещё можешь стоять.

Айронвуд замирает. Плечи подрагивают. Он хочет что-то сказать, но вместо слов выходит сдавленный хрип.

Озпин (подходит ближе, медленно):

— Джеймс. В мире подобное уже происходило и не раз. Рушатся города. Уходят целые эпохи. Ты думаешь, ты один такой страдалец? Нет. Просто ты — один из немногих, кто выжил. Кто остался. И именно такие мне и нужны.

Пауза.

— Не герой. Не символ. А человек, который держать строй даже тогда, когда все рушится к чертям.

Айронвуд (тихо, с отчаянием):

— Я больше не знаю, за что стоять…

Озпин (жёстко):

— Тогда я покажу тебе. Но ты должен будешь верить мне. Не в идеи, не в знамёна — а в план. В расчёт. В то, что у хаоса есть контур. Ты согласен?

Айронвуд смотрит на него. Медленно кивает. На мгновение — настоящая слабость в глазах. Потом он выпрямляется. Как будто поднимается из руин сам.

Озпин (улыбаясь едва заметно):

— Добро пожаловать в Бикон, старший инструктор по строевой подготовке.

«Да, они у меня такие»

Утро.

Свет пробивается через пластиковую штору окна мегаблока.

На Винтер — простая одежда из распределительного пункта: серая куртка, чёрные брюки, тёмная водолазка.

Простая, чистая, новая. Она сжимает документы в руке.

Рядом — Вайсс и Уитли. Переодеты, умыты, тихо держатся за её руки.

Внутри регистрационного центра — очередь. Стук клавиш. Гудение вентиляторов. Электронные табло. Люди с коробками, сумками, бумажками. Каждый пришёл доказать, что он — ещё человек.

Тётка в окне — полная, с округлым лицом и с яркими ногтями. Смотрит на Винтер, оживляется.

Тётка (улыбаясь):

— Ну надо же, какая красавица! Такая молодая — и уже двое детишек! Вот это мамочка!

Винтер открывает рот. Хочет сказать «я их сестра» — но замолкает.

Вспоминает плед. Ту женщину. Ранец в её руках.

Винтер (спокойно):

— Да… они у меня такие.

Тётка:

— Ага, сразу видно — любимые. Вы из Атласа, да?

Винтер:

— Ну… да.

Тётка:

— И чего вам выдали?

Винтер:

— Пару коробок. Одежду. Всё.

Тётка (вскакивает, суетится):

— Так-так! Сейчас, заполняйте вот эти формы. У вас статус матери с двумя иждивенцами. Вам положено — дополнительные пайки, тёплая одежда, второй комплект мебели, учебные материалы…

А затем добавляет — быстро, почти машинально, но с теплотой:

— Вам всё донесут. Здесь не бросают.

Винтер (шепчет):

— Спасибо…

Позже.

Дверь квартиры открывается, и внутрь заходят два грузчика в серой униформе грузодоставки мегаблоков. Несут свёрнутый ковёр, ящики, матрас. Один кивает, другой — подмигивает.

Грузчик 1:

— Куда ставить, красавица?

Винтер:

— Вдоль стены. Спасибо.

Они разворачивают дешевый ковёр — жёлто-коричневый, с пластиковым блеском. Ставят вторую кровать, вешают полку, даже кладут подушки.

Один из них оставляет коробки с надписью «Пакет помощи 2/2».

Грузчик 2 (на выходе, шепчет):

— Вот это красотка, да?

Грузчик 1:

— Ага, жалко, что у неё уже дети есть…

Дверь закрывается. Тишина. Винтер не реагирует — только облегчённо вздыхает. Усталость ещё не ушла, но в глазах появляется спокойствие.

На кровати — Вайсс и Уитли в восторге перебирают яркую одежду: синтетическая ткань, вставки из чёрной кожи, даже какие-то простые игрушки.

На столе — газировка, конфеты, сухофрукты и даже набор зубных щёток.

Мир уже не кажется им страшным. Это — как лагерь. Приключение.

Винтер смотрит на них.

Садится на край кровати. Закрывает глаза на секунду.

Потом открывает. Смотрит на неразобранные коробки.

«Ладно… разобрать вещи — и пойти работать.»

«Она — надёжный человек»

Распределительный центр мегаблока. Большой зал с мигающими табло, очередями, автоматами регистрации. Люди стоят, сидят, спорят, ждут.

Винтер стоит в углу, сжимая в руках папку с бумагами. Волосы убраны в хвост. Простая одежда. За её спиной — гул толпы, цифры, голоса.

Она смотрит на стенд с вакансиями. «Грузчик», «Уборка сектора G», «Курьер-разносчик в пищеблок», «Разнорабочий (временная занятость)»…

Ничего стабильного. Всё низкооплачиваемое. Всё — по сменам.

«Я пойду. Хоть уборщицей. Лишь бы Вайсс и Уитли ели, спали и улыбались.»

Она уже делает шаг к стойке регистрации, как вдруг…

Мужской голос позади:

— Винтер?

Она оборачивается.

Айронвуд. Прямо из другого мира.

Побрит, причёсан, одет в простой, но чистый белый деловой костюм, без погон и знаков.

Только лёгкая складка на воротнике и прямой взгляд.

Айронвуд (коротко):

— Что с тобой? Как держишься?

Винтер хочет соврать, что всё хорошо, но не успевает — он уже кивает: «Пошли.»

Он ведёт её сквозь толпу. Без лишних слов. Люди расступаются. Винтер едва поспевает за ним.

Айронвуд:

— Я тут кое-кого знаю…

Они заходят в отдельный офис. За стеклом — два сотрудника: мужчина в форме управления Цивитас и женщина-инспектор, строгая, с пером за ухом.

Айронвуд (резко, чётко):

— Она — надёжный человек. У неё боевая подготовка, дисциплина, выдержка. Прошла через Ад. Готова учиться, служить, держать строй. Готова пройти полное обучение в полицейской академии «Цивитас».

Женщина-инспектор (с подозрением):

— Ну… не знаю… молодая какая-то…

Айронвуд подходит к ним о чем-то шепчется, затем та женщина смотрит на нее как-то более заинтересованно.

Короткий обмен взглядами. Кто-то что-то понимает без слов. Затем — вздох, бумаги.

Инспектор:

— Ну ладно, чёрт с вами. Подавайте документы. Заявление на курс Цивитас. Обязательства. Регистрация в кадровом секторе. Дальше всё по протоколу.

Винтер смотрит на Айронвуда — она не знает, как благодарить. Он — уже где-то в мыслях. Глядит в сторону. Не улыбается.

Винтер (тихо):

— Спасибо, Джеймс.

Айронвуд (так же тихо, почти машинально):

— Просто делай, что должна.

Он уходит. А она остаётся — с ручкой, бумагами и шёпотом в голове:

"Я теперь — часть этого. Я в системе.

Теперь — у меня есть путь."

«Так надо»

Мегаблок 9. Этаж 43.

Винтер возвращается домой — в руке у неё пластиковая папка.

В ней: временное удостоверение кандидата в Академию «Праксориум» на факультет «Цивитас», список необходимых вещей, маршрут до учебного сектора, и… чувство, что теперь всё настоящее.

Она открывает дверь.

Внутри — светло. Кто-то прибрался. Плед аккуратно сложен. Кровать застелена.

На полу — ковёр, немного перекошенный, но свой.

На столе — остатки детского завтрака, пластиковые стаканчики, обёртка от батончика.

Вайсс и Уитли бросаются к ней. Вайсс улыбается:

Вайсс:

— Ты вернулась! А мы нашли в коробке ещё сок!

Уитли:

— А ещё там шарики были, и мы сделали им крепость из коробки!

Она улыбается — едва. Присаживается на корточки, прижимает обоих к себе.

Винтер:

— Я записалась учиться в академию, чтобы работать.

Вайсс (удивлённо):

— А нас возьмут?

Винтер (мягко):

— И вас возьмут! Скоро в школу! Здесь все учатся, всё по правилам.

Дети смотрят друг на друга. Молча. Потом — Вайсс снова, осторожно:

Вайсс:

— А почему мы теперь должны называть тебя… мамой?

Винтер замирает. Смотрит на них. Смотрит на папку в руках.

На голые стены. На старую плитку. На ковёр. На их глаза.

И в голове всплывает — плед. Женщина с ранцем.

«Они у меня такие.»

Она глубоко вздыхает. Садится на пол, ровно, спокойно. Смотрит им в глаза:

Винтер (ровно, чётко):

— Потому что так надо.

Пауза. Потом — медленно кивает. Без дальнейших объяснений. Без пафоса.

Просто — как приказ, который не требует обсуждения.

Дети не спорят. Они не понимают до конца. Но чувствуют — она не врёт.

Вайсс (после паузы, тихо):

— Мам… можно мы доедим шоколадку?

Винтер (улыбаясь):

— Можно.

«Новая эра»

Академия «Праксориум». Факультет «Цивитас»

Внутренний двор. Стены — светло-серые, стекло и бетон. Всё строго, чисто, геометрично.

На фасаде — герб мегаблока и девиз:

«Закон. Честь. Порядок.»

Винтер стоит в ряду новобранцев. Форма — тёмно-синяя. Рядом — другие: молодые, растерянные.

Перед ними — женщина-инструктор. Седые волосы, холодный голос, руки за спиной.

Инструктор:

— Факультет «Цивитас» не делает из вас героев. Мы делаем из вас щит.

Не для славы. А для порядка.

Каждый мегаблок — как улей. И если один дрон сбивается — гниёт весь улей.

Здесь вы научитесь служить. Без гордости. Без жалости. Без лицемерия.

И если кто-то пришёл сюда за подвигами — дверь вон там.

Винтер не отводит взгляд. Она не шевелится. Только внутри — мысль:

'Вот она. Моя новая форма. Моя миссия. Моё имя.

Я больше не Шни. И не просто Шнайдер. Я — защитница Мегаблоков.'

Академия «Бикон»

Плац. Ряды курсантов. Пыль, бетон, тепло от гравийной земли.

Ветер колышет флаги. На трибуне — Айронвуд.

В уже строгой белой форме. Фуражка. Перчатки. Лёгкий блеск от ботинок.

Лицо — стальное. Говорит чётко, без прикрас:

— Я не ваш командир. Я ваш метроном.

Я задаю ритм — вы держите строй.

Мир за этими стенами не даст вам второго шанса.

Здесь вы научитесь быть не бойцами, а единицами системы.

Или вы сломаетесь — или станете тем, на кого можно положиться.

Это выбор. Ваш. Но сделайте его быстро. Потому что у врага нет расписания.

Он сканирует взглядом лица первокурсников. Кто-то горит, кто-то сомневается. Он замечает и тех, и других. И думает:

'Это — новый строй. Мой строй.

Я больше не бегущий.

Я — та основа, на которую можно опереться.'

Параллельно:

Винтер сжимает в пальцах жетон с личным номером.

Айронвуд — кулак в перчатке сжимается возле сердца.

Двое. Разные блоки. Разные формы. Один момент.

Новая эра. Новая роль. Новый порядок.

Айронвуд:

— Левое плечо — вперёд! Шаг — в ногу! Дыхание — в ритм!

Вы охотники?

Пока что — нет.

Пока что вы — никто.

Но у вас есть шанс.

Один на миллион.

И он начинается — с дисциплины!

Много лет спустя:

Айронвуд шел вдоль строя первокурсников и рамышлял.

"Интересно, сколько из них отвалится в первый же день?

Мало у кого на самом деле хватает силы духа, чтобы быть охотником.

А ведь именно она важнее всего, потому что без крепкого стержня внутри они сломаются и падут пред ликом ужасов этого мира…"

Тут его взгляд цепляется за одного паренька со светлыми волосами и голубыми глазами.

«Так-так-так… неужто это сын самого Николаса Арка⁉ Что ж… думаю он будет первым, кого я проверю на вшивость…»

Он резко поворачивается к курсанту и орет во всю мощь своих легких:

— А-А-АРК!!!