Проснуться лицом к лицу к храпящей, воняющей перегаром красной девичьей роже — не лучшее из возможного. Еще хуже, что рожа эта своей рукой схватила меня за причинное место. А хватка у нее крепкая. Болезненно крепкая. Это в придачу к тому, что локоть ее упирался чуть выше и грозил раздавить мне мочевой пузырь, чтобы все его содержимое радостно выплеснулось мне в тушку.
Вот и чего тут поделать? А ничего не поделать, потому что мои руки ею зажаты. И это все притом, что прутья клетки-то между нами никуда не девались, это она вплотную лежала, да еще и меня придвинула. Оставалось только пораскинуть головой…
Лбом, да ей по носу! Чтобы до хруста влажного.
Только результат вышел немного не тот. Будто о стену ударился, отчего голова затрещала во всех местах сразу, протестуя от такого с ней обращения. Девке же плевать, она только хрюкнула во сне и руку свою гребаную сжала еще крепче.
— Эй! Подъем! — прохрипел я. — Лапы убери!
Бесполезно. Скотина так и спала.
Вместо того, чтобы снова что-то предпринять, я с трудом приподнялся на локте, осмотрелся в поисках ее синекожей «сестры». Она нашлась быстро, будучи в легком кругу света — единственном освещенном месте во всей пещере, рядом с выгоревшим костром. И она тоже спала, вольготно раскинувшись на спине и с книгой на груди. Свет на нее падал из входа в пещеру.
На улице, выходит, день. Эти двое собирались тащить меня на лечение, насколько помню, но вместо этого валялись в алкогольном сне. Великолепно.
Так, ладно. Краснокожая — скотина тяжелая, с ее-то пухлыми мышцами, но времени у меня полно. Стал вытягивать из-под девки руки. Кончики пальцев, по ощущениям, где-то были в районе ее спины, так что путь предстоял долгий. И нелегкий.
Раз-два, раз-два, раскачивая и покачивая. Массивная туша крепко прижимала к камню, так что без кровопускания не обошлось. С каждым рывком кожу обдирал. И прекрасно это ощущал, потому что ладони-то не онемели почему-то.
Высвободил-таки руки, спустя полчаса, а то и час. Внизу все давило и вот-вот собиралось взорваться, так что следующим шагом стало освобождение другой части тела. Палец за пальцем. Оч-чень тугим пальцем.
Когда освободился, немедленно перевернулся на другой бок и, сжимая зубы из-за ноющих ребер, облегчился. Стало легче. Удивительно, блять. Развернулся обратно.
— Эй, вставай! Хорош дрыхнуть, алкаш! Вставай, а то убегу сейчас!
Оп-па! Последние слова каким-то образом достучались до нее через толстую черепушку. Девка дернулась, открыла сонные глаза, руками зашарила. Ухватила меня за одежду, за бедро — и давай тупо пялиться в глаза с недоуменным лицом.
— Да проснись ты уже! Раз-два, раз-два!
Обнаглев до упора, я попросту прописал ей пару пощечин. Больше себе ладони отбил, и так налитые желто-синими синяками, но краснокожую более-менее в себя привел. Как понял? Так она отпустила мою одежду, зашарила рукой за спиной и нашла бутылку. Попыталась выпить — пусто. Моргнула пару раз, и с разочарованным стоном села.
— Ну чего тебе, человечек? — пробасила она.
— Вы меня лечить собирались, — напомнил я. — К какой-то лисе везти. Как я с вами развлекаться-то смогу, если даже на ноги встать не могу, и от пойла твоего блевать хочется?
На словах о пойле она проснулась окончательно:
— Нормальное у меня сакэ! — взревела. — Даже хорошее! Отличное! Это ты… ты…
— Больной и поломанный. А как вылечат — так, может, и оценю, и тебя несколько раз вознагражу.
— Каждый раз. Каждую ночь по несколько раз, — буркнула она. Поднялась, с хрустом выгнулась в спине. — Эй, сестренка! Повезли его давай! У меня там чешется уже, не могу!
Спустя полчасика неторопливых сборов, я вновь трясся в телеге. Скука. Было время подумать, но думать-то особо и не над чем. Можно погладить себя по головке за то, что сподвиг этих двух все-таки вспомнить их собственные желания и повезти меня к местному «врачу» — да только, судя по всему, им заполучить целого меня хотелось как бы не больше, чем мне вернуть возможность ходить. Не достижение.
Однако, мы ехали. Молча. И я даже оставался трезвым — видимо, чтобы как следует прочувствовать каждую выбоину в колее, всеми своими ребрами.
Самое хреновое, что не получилось уговорить прихватить мое снаряжение. Они слова попросту проигнорировали, так и закинули меня в футболке и штанах с берцами. Где там теперь мои броня, оружие, медикаменты? А хрен его знает. Навскидку в пещере я их не увидел. Потеря большая — но могу протянуть и без них.
Как дела пойдут.
Ехали, ехали. Приехали, уже за полдень. За округой в моем состоянии особо не поглядеть, но я в щели-то в бортах телеги поглядывал, пытаясь запомнить примерный путь и сориентироваться на местности. Как были в лесу, так и остались. Хреново! На карте лесной массив был отмечен, на самом краю, с пометкой, что довольно большой — а это косвенно значит, что меня утащили глубоко в Дикие Земли. Планшет бы свой…
Верну. При возможности. Первым делом побег, остальное подождет.
А приехали мы в низину, такую, очень на слух миролюбивую. Журчание ручейка, пение птичек. Сплошное спокойствие. И глазом ничего страшного — ну, подумаешь, аккуратный деревянный домик на склоне, весь красивый и разукрашенный. Бело-синий, с резными узорами, и окна даже были — стеклянные. Сбоку у него спуск вниз, с откидными дверьми. А перед ним всякая житейская мелочь, вроде сушащейся на ветру одежды, на веревках, мелкий садик-огородик, огороженный заборчиком.
Милота. Только я ей заранее не поверил. Спасибо, пообщался уже с монстродевушками, мне хватило. А предстояло-то еще больше.
— Эй, хвостатая! — басовито крикнула краснокожая. — Вылезай из норки!
— Госпожа Масами! Госпожа Масами! — вторила ей синекожая, сидя на борту телеги. — Это мы, сестры Хару! Нам ваша помощь нужна, человечка полечить!
Сперва — ничего. Только ветерок на мгновение усилился да птицы паузу сделали. Затем все вернулось на круги своя, и у домика открылась дверь. В проходе — разумеется, деву… А нет, вполне женщина. И сбоку-сзади к ней прилип пацан лет шестнадцати.
Это, видимо, «лиса мудрая», и ее мальчишка. Они неспешно вышли из дома, двинулись к нам — пацан оставался сзади и семенил следом, с удивленно-нахмуренным видом глядя на гостей.
Лиса. Ушки — есть, по форме, правда, хрен отличишь от волчьих. И, наверно, кошачьих. Рыжая, одета она была в свободное белое кимоно, перевязанное черным поясом, и в деревянные сандалии, от одного взгляда на которые у меня случились фантомные конечности. Прямо ощутил натертые стопы. Увы, стремительная проверка показала, что ощущения и правда фантомные. Обидно.
Пацан — ну пацан и есть. Лицо резкое, будто рубленое, на макушке непослушные черные волосы. Одет в те же сандалии, белую майку и белые штаны. Ну и все — мышцами не блистал, но и жира нет, лицо гладкое-гладкое, без следа растительности. Плевать на него.
— Ммм, как любопытно… — томным голосом протянула лисица, приближаясь. — Кого же вы мне привезли, сестры Хару? Мне интересно!
— Да меня, — подал я хриплый голос.
С некоторым трудом воздвигнув себя на борт телеги и подмышкой упираясь, чтобы не скатиться обратно. Ощущения — огонь.
Наверно, не стоит особо дергаться, со сломанными-то ребрами? Не, бред какой-то.
— Какой… побитый мальчик, — ласково сказала лисица. Уже совсем вплотную, она провела ладонь по моей щеке. — Я знала, что вы любите напиться и буянить, но чтобы настолько?..
— Да не мы это, госпожа Масами! — синекожая поправила очки. — Нашли его в поле, в обнимку с мертвой суккубой — он ее в полете прибил! Потащили к себе, думали, не так уж и плох, а оказалось, что калека.
Лисица взглянула на меня теплым взглядом голубых глаз. Прямо материнско-теплым, хоть душ в этой ласковой заботе принимай. Только я ей не верю. А вот паренек-то покраснел, надулся слегка, глядя то на нее, то на меня.
— Ниже бедер ничего не чувствую, ноги не двигаются. И поломал их при падении. И несколько ребер или треснуло, или тоже сломано. В общем, я и от своего имени помощи прошу. Надо будет — отплачу делом.
Чего только не скажешь, лишь бы вернуть себе боеспособность. А уж сойдутся ли слова с делом — то вопрос отдельный…
Лисица изучила меня взглядом сверху донизу, задумчиво приложив руку к подбородку.
— Думаю, я возьмусь, — сказала она. — Звучит интересно. Вам же, сестры Хару, придется мое добродушие отработать.
— Но Масами! — воскликнул вскипевший паренек. — Зачем нам это быдло? Ты посмотри, он ведь совсем не благородный, и… и… Меня ведь достаточно!
Повернувшись к нему, лисица ласково потрепала его по голове, приподняла голову пальчиком за подбородок:
— Любовь моя! Мне больно понимать, какие грязные, какие склизкие мысли прячутся за твоими словами!..
И так далее, и в том же духе. Минут на пять происходящее превратилось в мелодраму, в которой ушастая заверяла паренька в своей верности, а тот вяло отмахивался и просил не «разрушать их любовь». А я с рогатыми сестричками просто ждал и не вмешивался. Они-то больше с почтением — да и то, под конец и они стали нетерпеливо переглядываться и приплясывать, дожидаясь, пока закончится внезапное душеизлияние. Ну а мне деваться было некуда. Есть шанс, хоть какой-то — надо использовать. Пусть и решают его использовать за меня.
— Ну все, все, дорогой мой. Иди в дом, принеси деньги, — лисица вновь повернулась ко мне. — А ты радуйся! Ибо я, пятихвостая кицуне, как следует постараюсь, чтобы ты смог вернуться к своим возлюбленным!
Ага. Супер. Не, ну а что, не считая кое-каких мелких деталей, в целом-то она права…
Меня осторожно выгрузили из телеги, положили на какой-то плетеный коврик. Следом Масами долго и упорно втолковывала сестрам, чего она от них хочет. От синекожей — каких книг купить, к чему присмотреться и чего схватить, если появится возможность. От краснокожей — каких растений нарвать и каких жучков отловить. Обе слушали внимательно, разве что в рот не заглядывали.
Я отметил, что путь до людских земель местным-то известен. Если что — вызнать проблемы не будет, не считая определенной зацикленности всех этих девушек и женщин.
Следом, ухватившись за ковер, меня понесли к дому. Не внутрь — ко входу в подвал, тому, с откидными дверьми. Самое время напрячься, резво припомнить ужастики и совместить их с местной жизнерадостной атмосферой.
Отмахаться не смогу. Но, если что, отпор дать постараюсь. Деваться-то некуда, все мои решения в итоге привели меня сюда — так что хватайся за соломку шанса и постарайся не сорваться.
Вниз.
Подвал как подвал. Освещен на удивление яркими светлячками в банках, заставлен мешками из грубой ткани — соль, крупы, головки сыра, даже мясо копчено-соленое тут было. А еще был спуск ниже, глубже. Туда-то меня и понесли сестры, по спокойному, благодушно-повелительному слову лисицы.
И деревянные стены подвала перешли в камень пещеры. Нос забило влагой. Шаги отдавались эхом. Самое время спросить:
— А лечить-то как будете?
— О, у меня есть любопытная идея! — ответила хвостатая, трепля голову паренька. — Видишь ли, наши родственницы-слизни — хороши в излечении ран, однако же такие как у тебя даются им с трудом, много времени и сил занимают. Однако недавно я завела себе, в придачу к остальным, красную слизь — и она-то мне поможет. Ты не торопись, расслабься, я все расскажу. Я ведь желаю тебе только самого лучшего!
И все это — со стереотипными интонациями любящей мамочки. На паренька-то работало, да и внешность полногрудой женщины к голосу подходит, но чего-то лимит доверия у меня исчерпан. Надо будет перекинуться парой-тройкой слов с парнем, наедине, если появится возможность…
Мы оказались в крупной камере пещеры. Трехметровый потолок, места столько, что полсотни человек могут тут жить, без всякого намека на тесноту. Все освещено теми же банками со светлячками. Самое интересное было расставлено вдоль стен.
В первую очередь — это четыре каменных бассейна. Или ямки. Так или иначе, там плескалась разноцветная жижа. В одной красная, в двух синяя, в последней зеленая. И стоило нам подойти к центру камеры, как каждая из этих жиж немного загустела, отступила от краев… И выдавила из себе по голой девушке. Из слизи. Разноцветной и полупрозрачной.
А я что, я уже и не удивляюсь ничему. Просто глянул и дальше осматриваться стал.
Вон две двуспальные кровати стоят, заправленные. Вон шкафы и стойки с приблудами алхимическими. Вон четыре сундука, покрытые белым инеем. Ну и, наконец, самое простенькое тут — большой деревянный стол, на который меня и положили, выдернув потом из-под задницы ковер.
— Не станем откладывать, начнем же! — весело воскликнула лисица. — Сестры Хару, полагаю, вы хотите проследить за ходом лечения — постойте, пожалуйста, у входа, чтобы под ногами не мешались. А ты, любовь моя — поди, достань из сундука эту мерзкую, грязную мразь!
Парень умчался к сундукам. Лисица же принялась беззастенчиво стягивать с меня одежду:
— Какой же ты грязный мальчишка! — воскликнула она в итоге. — Ну ничего, это нам не помешает. Позволь-ка мне как следует ощупать тебя…
И эта рыжая психопатка в самом деле начала ощупывать. По бедным моим ребрам как следует прошлись теплые, твердые пальчики, каждый из которых ощущался так, словно на мне топтался кот. Могло быть приятно — а получилось наоборот. До моего болезненного хрипа.
Следом она стала щипаться, выискивая, где именно кончалась чувствительность. Я-то сразу сказал, что в середине ребра — так нет, продолжила. А ноготки у нее острые. И пристальный взгляд с нежной такой улыбочкой. Садистка, точно.
За всем этим я даже успел позабыть о посланном за чем-то пареньке. А он-то вернулся. Пыхтя, весь потный…
Потому что тащил за подмышки обнаженное женское тело без головы. Вполне себе спокойно тащил, с натугой, но ни капли отвращения или подобного — будто обычное дело. А ведь срез на шее был грязный, голову скорее отрубили. Вон, и позвоночник белел. Кровь запеченная, опять-таки — и жидкая кровь тянулась вслед за разодранными о камень пятками.
Разумеется, тело тоже водрузили на стол, вплотную ко мне. Оно ж теплое еще!
— А это… кто? — спросил я.
— Это — мразь, мерзкая, грязная похитительница! — все тем же милым-милым родительским голосом ответила лисица, положив руку на живот мертвеца. — Только представь себе — чародейка, да еще и девственница с печатью чистоты, которая едва-едва не похитила мою любовь! И еще, представляешь, сказала, что это я его выкрала у какого-то там герцога! Вот я и наказала ее примерно, а голову скормила слизневому концентрату, чтобы вырастить себе красную слизь.
Короткий взгляд — ну да, полупрозрачная, колеблющаяся красная фигурка очень походила на убитую. Один в один, насколько я мог видеть. Даже сложная татуировка над пахом проглядывалась.
— Правда выкрала? — ляпнул я.
— Ну и что! А мне тут хорошо! А я ее люблю крепко-крепко, и никому нас не разлучить! — закричал пацан, прижимаясь к лисице. — Я хочу остаться с ней, а не возвращаться! Мы друг друга любим!
Хвостатой опять пришлось потратить немного времени на то, чтобы его успокоить. Я же успел подумать. И ничего хорошего не надумал — тут и синдром привязанности к похитителю, и кусочек нравов конкретно этой ушасто-хвостатой особи. А меня тут точно на органы не разберут?
— Так мертвец-то нам зачем?
— Я возьму у нее кусочек спинного мозга, отрежу кусочек твоего и поставлю взамен, глупышка! — ответила лисица. — А остальное пойдет на корм слизням, которые помогут ему прижиться и в целом раны залечат. Лучше, конечно, кормить их кое-чем другим — но твоим подружкам это не понравится. Придется слизням довольствоваться мясом и костьми.
За-ши-бись. Обстановка, методы — все на высшем уровне. А хрен с ним, поехали!
— Так, может, начнем уже? — твердо предложил я.
В ответ лисица выудила из-под стола два ножа. Один крохотный, перочинный. И, мать его, тесак, в пару моих ладоней в длину. Положила их на стол. Подышала на руки, протерла о распушенные хвосты. Перевернула меня на живот.
— Ой, а это что?
— Штука, чтобы ноги работали. Как видно, больше не помогает.
— Ясное дело не помогает, всю магию из нее вымело! Даже не понять, что там было изначально, тц!.. Уберу-ка ее. Эй, вы двое! А ну-ка, подержите его, чтобы не дергался!
Ниже середины бедра я ничего не чувствовал, верно. Только копчик — куда выше. Так что я сжал зубы и молчаливо терпел, когда эта психопатка вырезала имплант нервного моста. Я даже на несколько секунд переосмыслил свое отношение к пойлу сестер Хару — дрянь дрянью, но обезболивало вполне себе. Ничего. Переживу.
Спустя заметное время, лисица беспечным движением выбросила окровавленный имплант, куда-то в сторону слизней. Затем перевернула обезглавленное тело на живот — и стала с добродушной, легкой улыбкой вырезать у погибшей кусочек позвоночника.
Может, стоило перебить всех еще при встрече с паучихой и ползти себе по лесу? Сейчас такая перспектива выглядела не такой уж безрадостной.
Держа в руках отрезанный кусок, лисица плавным, размеренным шагом направилась к слизням. Подошла к красной, без лишних слов зачерпнула у нее из живота — и, с белесым позвоночником в правой и тягучей красной жижей в левой, вернулась обратно ко мне. Все такая же спокойная, совершенно не напряженная, будто обед для своего парнишки готовит. Он-то с восхищением за ее действиями следил, пусть и мрачнел, едва мы встречались взглядами.
Он мне явно не помощник. Хотя… Если так хочет, чтобы я свалил отсюда поскорее и перестал привлекать к себе внимание его «мамочки» — можно попробовать на этом сыграть.
Только сперва надо до этого дожить.
Операция продолжилась. Лисица, по ощущениям, просто сунула замену в огненную дыру на месте моего копчика, а затем щедро плюхнула сверху прохладной слизи. И отступила на шажок, сложив руки на груди.
А я — ну, пытался дышать и не орать. И в сознании удержаться, что сложновато, когда глаза черным затягивает. Тут даже не подрыгаешься, потому что сестры Хару крепко прижимали меня к столу. Ребра были недовольны.
— Вот, почти все! — раскатистым перезвоном сказала Масами. — Сейчас немного подождать, пока схватится, и можно переносить в бассейн. Любовь моя, будь так любезен — разруби эту мерзавку на части, да раскидай слизням. Красной дай побольше, и, обязательно, сердце. Только вот эту дрянь срежу…
Итак, лежу я, зубы скоро крошиться начнут от того, как их сжимаю, тушка болит, в глазах темно, а веселье-то продолжается!
Взяв маленький ножик, лисица перевернула убитую обратно на спину и с теплой улыбкой стала… срезать татуировку. Вот натурально, разрез, затем аккуратные, отделяющие кожу и мясо движения пошли — скальп. Справилась она быстро. Держа кусок кожи в паре пальцев, да на вытянутой руке, она понесла его к сундукам.
Тут в дело вступил парнишка. Спокойно так, привычно, ни следа колебаний — взял тесак, примерился на глазок. Хрясь! Кровь брызнула, запачкав ему белую рубаху, на лицо попала. А он давай продолжать, будто свинью разделывает, а не человека. И на меня поглядывал, мельком-мельком, ухмыляясь уголком рта.
Сдается мне, в этой пещере самый адекватный — это я. У меня-то тормозов побольше будет.
Масами вернулась и стала наблюдать за парнишкой. Даже помогала — «вот сюда нужно, тут сустав», «ты ж мой умелец!» и прочие фразочки стереотипной в какую-то не ту сторону матери. В штаны хоть ему на месте не полезла, и то хорошо.
Энное время спустя, когда добрая половина тела уже ушла на корм слизням, а стол весь пропитался кровью, лисица соизволила обратить внимание вновь на меня:
— Думаю, достаточно. Несите-ка его в бассейн к красной.
Понесли. Спиной вниз. Вроде бы, на пол ничего не шлепнулось — так что в какой-то мере операция удалась. У бассейна лисица сделала парочку жестов пальцами, и слизь разом обмякла, девичья фигура расплылась и исчезла в остальной слизи. Бассейн снова был по самый край.
— Кладите на спину, голову пока держите в воздухе.
Пока?!
Наощупь слизь оказалась… несколько приятнее, чем ожидал. Теплая, густая, обволакивающая. И сунули меня в нее по самое горло — а перед моим лицом вспухло лицо девичье, которое с интересом меня рассматривало.
— Сейчас добавим синей, чтобы легче привык дышать, затем пару ведер зеленой… — сказала лисица, будто проговаривая рецепт пирога.
И не успел я голову повернуть, как на эту самую голову плюхнули ком голубой слизи, которая моментально затянула мне все природные отверстия. Р-раз — и все перед глазами плывет, с голубым оттенком, а в уши, рот и нос упорно лезет теплая, пресная хрень. Лезет и лезет, лезет и лезет, не вдохнуть…
— Не дергайся, мальчик мой. Пусть ее в себя, дай ей проскользнуть в горло, и сразу же станет легче! — донесся приглушенный голос.
Сказать легко. Только вот тушка моя активно боролась за жизнь, и я ей в этом волей-неволей помогал. Расслабишься тут!
Но когда задыхаешься, то волей-неволей заглотнешь — так люди и тонут. А в моем случае в легкие потекла голубая жижа. И да, стало полегче. Очень странное ощущение. Когда весь организм так и тянет дышать, когда самому хочется взять дыхание под ручное управление — а оно, как бы, и не требуется. Не задыхаюсь.
— Хороший мальчик! Так бы сразу! А теперь — поспи, тебе нужно отдохнуть. Лечение займет время, слизни — девочки неторопливые, но кропотливые.
Я уж ожидал, что опять какими-то средствами вытолкают в бессознанку — но нет. Просто болтался я в жиже, без единой капельки сонливости, и чувствовал, что ничего особо-то и не чувствую. Наверно, так и ощущается камера полной изоляции.
Звуки стихли — сестры, лисица и ее пацан ушли. Перед глазами неторопливо колыхалось нечто красно-голубое, с редкими зелеными прожилками. Я завис, не касаясь ни одной стены бассейна, и только стук собственного сердца да гул крови были со мною. Ненадолго.
Какое-то время спустя, жижа начала двигаться. Сгущаться, давить на меня — и глядеть, сформировав в своей глубине все то же лицо. Подозреваю, что обезглавленной девушки.
Теперь все ощущалось как… массаж. Нормальный! И совмещенный с медицинскими нуждами. Довольно-таки сомнительное удовольствие, когда на спине проходятся по каждой косточке и мышце, прикладывая ровно столько сил, сколько нужно — а на груди безжалостно давят туда-сюда, подправляя позиции ребер. И не только снаружи, но и внутри. Густые жгуты шарили где-то под кожей, струились по легким, отчего тянуло раскашляться.
А кашлять я не мог. Оставалось только терпеть. Думаю, то же самое происходило и с ногами, их закрепляло в своеобразной шине. Чувствовать не чувствовал, но логично же.
Оставалось только висеть и терпеть. И ждать. Чего-нибудь. А ожидание, когда тебя от внешних чувств отрезали, это та еще пытка. Массаж кончился, ребра, похоже, тоже в нормальное положение впихнули, боль потихоньку сошла на нет…
Я заснул. И проснулся. И заснул снова. И проснулся. И так далее. Словно в горячке, со взлетевшей температурой, когда барахтаешься на границе сна и яви, не в силах загнать себя ни туда, ни туда. И сны совершенно пустые — не считая странного чувства чужого присутствия.
Мне-то обычно в таком случае снится нечто громадное, рядом с чем я кажусь невероятно крохотной хренью. Атом и небоскреб — вполне верное сравнение. В этот же раз…
Кто-то был за моей спиной. То далеко, то так близко, что я, казалось, чувствовал дыхание на шее. С разных сторон, сверху и снизу, только не спереди. И постепенно, к этому присутствию прибавлялось кое-что другое — сны краснели. По космической тьме растекались красные прожилки, толстевшие и заполнявшие пространство.
Очередной раз — и теперь красным было все. И незримый незнакомец показал себя. Незнакомка. Та красная слизь. Мы были лицом к лицу, и в широко раскрытых, полупрозрачных глазах каким-то образом читались мольба, злость ярость и уныние.
— Помоги… — прошептала она.