Рокил обнажил зубы. Вот она, удачная возможность. Он видел вокруг янтарную силу, видел ее текущей в воздухе, земле и пневме живых существ. У одних этой силы в телах много, и с ними Рокил мог творить, что пожелает. У других меньше, совсем нет или защищена иной силой, так что с ними сложнее. Но и в их тела он мог проникать – хотя иногда те при этом ломались.
Этот человек, чье тело – словно звездное небо… Рокил прежде таких не видел. Не так и давно став демоном, он о многом еще не ведал, хотя Такил с Дзимвелом и постарались его просветить. Дзимвел наверняка сказал бы сразу, кто этот звездный, что он за тварь такая.
Рокил же точно знал лишь две вещи. Что в родном Легационите таких не водится и что янтарной силы в нем даже чересчур много. Она такая густая и насыщенная, что не ухватишься, не поймаешь. Не справляется даже великое Ме, что даровала Матерь Демонов.
Но можно применить кое-что иное.
Свистнул незримый аркан. Оружие ловца душ, смертельная астральная нить. Другие фархерримы подолгу учились ею пользоваться – а у Рокила это сразу пошло как по маслу. Слишком хорошо сочеталось с его Сущностью – он просто цеплял, обездвиживал, вытягивал.
Немного путались мысли. Как будто пытались повернуть вспять. Но в конечном счете – зачем думать во время еды?
Он ухмыльнулся… попытался. Губы лопнули. Рокил бы скривился от боли, но прямо сейчас болело вообще все. А еще вчера он думал, что демоны не знают боли, что демона нельзя ранить, что демоны неуязвимы… оказалось, что это смотря кто бьет.
Звездно-небесный сверкнул глазами. От него шла янтарная сила, и эта сила окутывала куполом брата… того шакала, что захватил его тело. Рокил видел и те нити-паутинки, что тянулись от него, шли к розовым цветам, вросшим в головы рабов, марионеток твари.
Возможно, если их вырвать…
Рокил прыгнул. Оттолкнулся от воздуха крыльями, выпустил демонический аркан и ускорил себя янтарной силой. Ее потоки заставили тело светиться, руки изошли молниями, и пальцы вошли в мягкую кожу.
Та была как студень. Как очень плотный воздух или огонь. Пытающаяся стать твердой вода. Но Рокил над этим не задумался – он послал столько янтарной силы, сколько сумел, и одновременно выпустил аркан. Пусть эта тварь хоть вся состоит из янтарной силы, но бельзедорово семя!.. если в человека вонзить острую кость, человек сдохнет, хоть и сам полон костей!
Одной рукой Рокил убивал звездно-небесного – другой же схватил цветок в его как бы волосах. Он давно смекнул, что именно в них дело – и теперь рванул. Если звездный освободится, а не сдохнет, то это еще лучше – ибо своего пленителя он должен ненавидеть.
Он не освободился. Рокил вырвал цветок, но звездный не освободился. Вместо этого он задрожал всем телом, из головы его заструился свет… а потом звездный рассыпался. Развалился на куски – и эти куски дымились и таяли.
Рокил отчаянно дернул, чтобы схватить хотя бы душу. Но та улетучилась, истаяла… зато купол тоже исчез. Такил остался беззащитен – и его лицо исказилось в гневе.
– Суть Древнейшего, Бичеватель, не губи мои цветы! – произнес он злым, совсем не Такиловым голосом. – Зачем ты вообще со мной увязался?! Я тебя отпущу, только не мешайся!
Рокил уставился на брата, ощущая янтарную силу. Мало снять купол – надо вытащить из Такила эту тварь. Грубая сила тут не поможет, нужна искусная магия… он бросил взгляд на Отшельницу и ее колдуна. Те бушевали в облике многорукого великана, сражаясь с лавиной терний, десятком эльфов, змееженщиной, белой ведьмой и ее жгучими миражами.
А агент Кустодиана лежит лицом вниз, истекая кровью… хотя янтарная сила в нем еще теплится. Неправильно будет дать его душе отойти без всякой пользы… но сейчас не до этого.
– Отпусти моего брата, – процедил Рокил. – Отпусти нас обоих и делай что хочешь с остальными.
– Не думаю, – ответила тварь внутри Такила. – Твой брат играючи разрушил мне жизнь. Тебя отпущу, изволь. Ступай. Но его… нет. Я скорее уж Дегатти отпущу, чем его… но Дегатти я тоже не отпущу.
– Тогда мы не договоримся, – скрючил пальцы Рокил.
Возможно, хороший разряд выбьет… и тут рука повисла плетью. За ней вторая.
Рокилу расхотелось двигаться. Он смотрел на Такила, понимал, что нужно делать, но ему не хотелось, абсолютно не хотелось.
– Я вижу тебя, Рокил Бичеватель, – раздался скрежещущий голос. – Смихаитах!
Какое скверное слово. Рокил впервые его слышал, но почему-то понимал, что это Его Слово. Что зная его, волшебник может сделать уйму неприятных вещей.
Он повернул голову. Да, там стоял колдун с жезлом в виде креста с полукружием. Он выглядел не очень-то, его словно всего переломали, руки и ноги торчали под разными углами, а голова съехала набок, и нижняя челюсть наполовину отвалилась. Но это все постепенно срасталось, а глаза горели синим… и Рокил не мог двигаться, пока колдун его держал.
Точнее, мог, но не хотел. Странное ощущение. Лениво и равнодушно Рокил думал об этом, пока рядом прорастал шипастый куст. Такил лично сорвал с него розовый цветок и водрузил брату в волосы.
Боли не было. Цветок просто пустил корни, и Рокил услышал в голове голос.
– Тебе очень идет, – сказал тот. – А теперь обезвредь тех, кто еще дергается… а-а-а!!!
Рокил безразлично смотрел, как падает и корчится Такил. Как держится за голень, куда вонзились змеиные зубы. Фамиллиар волшебника Дегатти дождался наконец удобного момента.
До чего же мощный у него яд! Высший демон катался по траве, хрипел и булькал, на губах у него выступила пена – а его рабы в это время замерли столбами, и Отшельница разорвала в клочья белую женщину, смахнула башку прямо с плеч, стреляя градом игл в альвов…
Возможно, сейчас Такил умрет.
И подумал об этом не только Рокил. В глазах брата отразился испуг, сменившийся глубоким страданием. Он с трудом встал на четвереньки, разинул пошире рот, и оттуда полезло что-то желтоватое, пузырящееся, похожее на сырое тесто. В несколько секунд Такил выблевал его в несколько раз больше, чем весил сам… и это тесто уже поднялось на ноги. Повисли громадные ручищи, блеснули крошечные глазки, распахнулась щель рта.
Сорокопут предстал в истинном обличье.
– Сколько потерь, сколько потерь, – с сожалением сказал он. – Но мы возместим их новыми экспонатами. Что стоишь?
Рокил послушно взмыл в воздух. В голове появился четкий приказ – и демон полетел выполнять. Цветок в волосах пульсировал, все еще укореняясь.
Сорокопут довольно оперся на руки. Рядом валялась ненужная более шкурка, почти мертвая оболочка, что звалась Такилом. Рана на его животе снова раскрылась, от прокушенной лодыжки расходилась чернота. Жизнь покидает несчастного демона… но он умрет еще не сейчас. Сорокопут еще успеет подвесить его на терниях, а там процесс умирания замедлится в миллион раз.
А вот сажать на него эмблемат пока нельзя. Эти цветочки слишком жадно пьют жизненную силу, а Такил не должен умереть быстро, о нет, ни в коем случае.
Демон наклонился, ласково погладил рыжие волосы и обмер. В траве снова что-то скользнуло… но в этот раз Сорокопут был готов! Мгновенным движением он поймал змею, сдавил в пальцах и повернул головой к бушующему чудовищу.
– Я не уверен, подчинятся ли фамиллиары, если захватить волшебника, – доверительно сказал демон змее. – Я хочу проверить. Если не подчинятся, я тебя убью.
Лурия ревела. Опять что-то происходит, а ее уводят и ничего не говорят. Там было столько интересного и кровищи, а она теперь в доме и ничего не видит! Она, конечно, сначала напугалась, но это так, от неожиданности. Мама с папой все равно всех победят.
И даже в окошко не посмотреть. В доме занавесились все окна. Сами собой, просто потому что енот так захотел. Лурия попыталась отодвинуть занавеску и у нее даже почти получилось, но тут енот ее подхватил и посадил на детский стульчик, который Лурия ненавидела.
– Сейчас будем пить чай с ватрушками, – пообещал он, ставя на огонь чайник. – Сейчас-сейчас…
Он вдруг осекся. Не спеша вернул чайник на стол, обернулся к Лурии и сказал:
– Попозже попьем чаю. Пойдем навестим дедушку.
– На чейдак?.. Сичас?
– Да.
– Нихатю.
– Это игра. Мы тихо подкрадемся к дедушке. Призраки хорошо слышат, так что старайся.
Это Лурии понравилось. К тому же она вспомнила, что на чердаке окна не занавешиваются, так что будет отличный обзор. Она вытерла уже высыхающие слезы, сама спустилась со стульчика, а енот сделал какое-то волшебство, так что они стали тихие-тихие, незаметные-незаметные. Сами как призраки.
Как ниндзи. Лурия обожала ниндзей. И подкрадываться. И прятки. И невидимы… невидимс… невидимости. Она пробежала через столовую… через холл… поднялась на второй этаж… глупый енот бежал рядом, хотя всем известно, что ниндзи должны нападать поодиночке.
Он не понимает некоторых вещей, он же просто енотик.
Внизу звякнул колокольчик. Кто-то пришел домой. Лурия поняла, что это мама, и беззвучно захихикала. Сейчас мама будет ее искать и не найдет, потому что Лурия – ниндзя. Мастер невидимости. Она спрячется на чердаке и будет там тихо сидеть, пока мама не решит, что Лурия исчезла навсегда. Вот после этого Лурия вылезет, подкрадется и…
– И-хи-хи… – все-таки издала она чуть слышный звук.
И тут стало как-то особенно тихо. Енот на миг замер, а потом вдруг схватил Лурию и ринулся вверх, прыгая через ступеньку. Лурия от неожиданности вякнула, попыталась выкрутиться и упасть, чтобы потом нареветься всласть, потому что когда тебе больно и ты плачешь, то все остальные тебя жалеют, а это приятно… но увидела мелькнувшую в холле тень.
Это не мама. И не папа. А если дома кто-то взрослый, но мамы с папой рядом нет, то это плохо и надо спрятаться. Надо быть очень тихой, даже если хочется реветь.
Лурии хотелось.
Но тут они прибежали на чердак. Преодолеть лестницу было непросто, потому что ступеньки там делали взрослые, которые не думали о том, что в мире существуют трехлетние девочки, вообще-то. Лурия даже немного попыхтела, что непростительно, если ты ниндзя.
– Щ-щ-щ!.. – приложил коготь к пастишке енот.
Лурия замерла и прислушалась. Она не слышала шагов. Значит, сюда никто не идет… или сюда идут другие ниндзи.
Да, это логичнее. Если тихо – вокруг ниндзи.
Но подождите. Ее не предупреждали о других ниндзях.
Значит, это вражеские ниндзи. Ниндзи-кукуренты.
Енот тихо-тихо закрыл люк и задвинул засов. Лурии показалось, что тот как бы замерцал, но всего один раз… мерцнул.
– А засем? – спросила она. – Дедуска зе десь.
– Дедушке пришлось отлучиться, – ответил енот, делая руками что-то невидимое. – Поэтому мы запремся тут.
– Нихатю, – возразила Лурия. – Я на гойсёк хатю.
Но тут в стену что-то врезалось. Лурия вздрогнула, такой грохот раздался снаружи. С потолка посыпалась пыль, за окном потемнело и затрещало. Запахло горелым, из щелей потянулся дым.
– Нихатю на гойсёк, – сказала Лурия, улепетывая в одну из маленьких комнаток.
А енот Ихалайнен велел полу, стенам и особенно люку стать еще непроницаемей. Наполнил их силой защиты домашнего очага, вошел в унисон с каждым кирпичом.
Сквозь доски со свистом прошло лезвие. Фамиллиар едва успел отскочить, он почти ощутил лапой холод железа. Похожие на разъевшихся эльфов твари пока не могли ворваться, но явно слышали каждое движение. Били именно туда, куда енот наступал.
В то же время снаружи разгорался пожар. Страшное напряжение царило в фамиллиарном сообществе. Енот Ихалайнен вдруг снова ощутил себя диким лесным зверем, захотел забиться в угол и застрекотать.
Но он собрался. Нет. Эти времена позади. Сейчас он должен не бояться, а гневаться… ведь убираться и ремонтировать придется ЕМУ!
Люк с грохотом рухнул. Петли срезали эльфийским клинком. Из отверстия высунулась тонкая рука – а Ихалайнен бросился наутек, в чердачную комнатку.
Он захлопнул дверь, еще успев увидеть, как в мансарду поднимается эльф. Высокий и черноволосый, с розовым цветком в волосах, в одной руке он держал небывалой тонкости меч, а в другой – шелковый мешок.
Лурия сидела под столиком и пыталась стать невидимой. Сейчас ей стало особенно обидно, что у нее нет никаких штук. У Астрид есть, и у Вероники есть, а у нее ничегошеньки. Без штук плохо, особенно когда ты растешь в ее семье.
Енот отступил на два шага и прикрыл девочку мохнатой спиной. Взгляд не отрывался от двери, запертой на всего лишь задвижку, даже почти и не зачарованную. Она даст секунд десять, не больше, а потом…
И тут из-под двери потянуло холодом. Пол покрылся изморозью. Енот замер, собираясь подороже продать свою жизнь…
…Однако альв в мансарде тоже замер, глядя на соседнюю дверь. Та медленно-медленно растворялась, из-за нее струился серебристый пар… а потом появился призрак.
Обычный человеческий старик с белыми бакенбардами. Он висел над полом, словно висельник, но без веревки. Какое-то мгновение сумрачно смотрел на пришельца… а потом вскинул руку. Рот распахнулся, челюсть отвисла до середины груди, и из черного зева вырвался душераздирающий вопль.
Привидение понесло на альва, словно жуткую тростевую куклу. С грохотом распахнулась дверь, открыв гудящий, мертвенно-зеленый провал, из которого потянулись призрачные длани!
Воздух наполнился потусторонним воем, криками, жужжанием насекомых. От рамы побежал мертвящий холод. Безумным потоком мстительные духи нахлынули на альва, вцепились костяными пальцами… и он опал бездыханным.
Лахджа и Майно ожесточенно уничтожали тернии. Рвали, кромсали, жгли. Каждая клеточка кипела от демонической магии, они вошли в такую синхронность, что не ощущали себя по отдельности, превратились в монолит разрушения.
Они повергли белую женщину, та рассыпалась прахом. Убили нескольких альвов. Рокил расправился с огненными тварями и только что прикончил звездное существо. Сорокопут лишился своей непробиваемой защиты и вылез из Такила.
Казалось бы, теперь-то его и прихлопнуть!..
Не тут-то было. Сорокопут наконец-то вступил в битву лично – и даже без своего сада терний он остался страшно силен! Огромные ладони просто хлопнули друг о друга – и с Лахджи едва не сорвало кожу! Два дерева вылетели с корнями, в доме разбилась половина стекол и снесло черепицу!
От тупой ударной волны оберег Майно не защитил!
Но хуже то, что этот хлопок на секунду оглушил и демоницу, и волшебника. Одну всего секунду – но рядом уже возник Рокил. Взгляд фархеррима стал таким же равнодушным, как у прочих рабов Сорокопута, в волосах торчал розовый цветок… а с пальцев срывались молнии.
И не только с пальцев. Все тело пронизало электрическими разрядами. Они шли будто изнутри, из самой глубины… с одним этим Майно и Лахджа бы справились, но тут еще и крикнул что-то волшебник с анком, издала шипящий свист змееженщина… и скрючил пальцы дряхлый эльф.
Очертания Лахджи поплыли. Метаморфизм стал отказывать. Словно тающая свеча, она заколебалась, разбрызгивая части самое себя. Непроницаемая броня стала мягкой и уязвимой.
Они ударили. Все разом. Как один. В тело вошло несколько эльфийских клинков, и эти раны не срастались, регенерация застопорилась.
И что хуже всего – один меч дотянулся до скрытого под скорлупой Майно. Вошел между ребер, и боль брызнула по всей фамиллиарной сети…
– Я вижу тебя, Лахджа Отшельница! – раздался скрежещущий голос. – Эльдриярах!
…А потом в кожу вонзились шипы. Десятки шипов, и каждый нес семя, и из каждого вспух цветок.
Они проросли повсюду, и Лахджа стала похожа на розовый куст.
Борьба длилась еще секунд десять. Майно внутри живого скафандра бился как лев, боролся за контроль над своим фамиллиаром. Но цветов оказалось слишком много, Лахджу продолжали сотрясать электрические разряды, Рокил потрошил ее заживо, колдун с анком лишал сил и затуманивал мысли, а Майно истекал кровью.
Демоническая плоть сползла с него рывком – и еще один цветок ввинтился уже в его голову.
После этого все стихло. Фамиллиары попадали там, где стояли. Упал бьющийся с альвом Тифон, обмяк в лапище Сорокопута Токсин, шмякнулся в траву Матти, пошел винтом к земле Сервелат, всплыла брюхом кверху рыба в пруду. О том, что она жива, говорили лишь трепещущие жабры.
Сразу замерли и рабы Сорокопута. Им не осталось работы. Воздушные феи спустились пониже, волшебник застыл с зажатым в пальцах анком, плетьми обвисли руки у альвов, окоченела на месте змееженщина.
С довольной ухмылочкой прошел по изуродованной лужайке Сорокопут.
– Ну вот, наконец-то, – произнес он, глядя на новых пленников. – Снимите-ка эту дрянь, она немного мешает.
Руки вздернулись, как на ниточках. Майно и Лахджа сняли защитные обереги и отбросили подальше.
– Молодцы, – улыбнулся им Сорокопут. – Умнички. Видите, все обернулось как нельзя лучше. Обидно, конечно, что мы стольких потеряли… королева вампиров была уникальна, да и кхэлонов в мире больше не сыскать. Впрочем… нет худа без добра. Вы тоже редкие экспонаты. Молодые, неизношенные. Давно хотел обновить интерьер и компанию, а вы прекрасно замените выбывших. Осталось переловить детей и…
…В землю врезалась комета!..
Сорокопут запнулся, крохотные глазки расширились. Всклокоченная девочка с крыльями, хвостом и арбалетом выставила ладонь и гневно закричала:
– Отвали от мамы с папой!
Одно мгновение длился ступор. Потом улыбка Повелителя Терний расширилась.
– Какая бойкая девочка, – сказал он. – Но не переоценивай свое Ме, я…
Его ожгло палящим светом. Опалило руку, и улыбка превратилась в оскал. Все рабы Сорокопута сразу снова дернулись, будто кукловод потянул за нити, и один альв мгновенно оказался меж ним и Астрид. Та уже выстрелила снова, но жгущий демонов луч лишь расплескался по шелковому плащу.
Еще два альва бросились на Астрид. Ожили тернии. Поднял анк колдун. Повернул голову Рокил. И даже мама… мама глянула чужими и холодными глазами.
Астрид охватили ужас, отчаяние и дикая злость. Такая злость, когда видишь кого-то очень-очень плохого, который просто не должен ходить по этой земле, которую не для него, знаете ли, сотворяли! Обрубок хвоста дико колотился, пытаясь пойти волнами, и от него стреляло вспышками боли.
– Солара, услышь меня!!! – заорала девочка, спуская тетиву. – Во имя Правды, Света и Всего Хорошего!!!
Внутри будто что-то затрещало. Астрид ощутила тот же зов, аппетит, который ощущала иногда при виде чужих аур, где-то в руках завибрировал тот аркан, про который она старалась не вспоминать… только это было иначе. Словно наоборот. Оно не пыталось ничего втянуть, никого поглотить, а шло из нее самой, изнутри, прямо от сердца… и это было гораздо мощнее! Оно наполнило Астрид жарким огнем, вылетело вместе с Лучом Солары… и ушло в цель вместе с болтом!
Тот ослепительно сверкал.
Болт прошил альва насквозь. Пробил в нем дыру с обугленными краями и вонзился в пузо Сорокопута… о, как тот закричал! Небо едва не рухнуло от этого крика!
Но в следующий миг Астрид схватили с нескольких сторон сразу. Навалились кучей, отняли арбалет, выкрутили руки. Брат Такила просто глянул на нее – и тело задергалось само, Астрид против воли поплелась к злобно хрипящему Сорокопуту.
У него слезились глаза. Кожа дымилась. Когтистые пальцы пытались вытащить засевший в животе болт. Искаженное ненавистью лицо обратилось к Астрид, и жирный урод прошипел:
– Ты пожалеешь, маленькая мерзавка. Ты будешь жалеть об этом выстреле тысячелетиями. Как жалеет Натараст… ты ведь жалеешь?
Колдун с анком часто закивал, будто его голову потрясли невидимой рукой.
– Он жалеет, и ты будешь, – осклабился Сорокопут, хватая Астрид за горло.
Волостной агент Аганель открыл глаза. Он лежал на животе, и ему было нестерпимо больно… но он был жив. Смерть не случилась, хотя подошла совсем близко.
На спине лежало что-то тяжелое. Аганель приподнялся, перевернулся, и на траву повалился белый кот. Мертвый?.. нет, просто обездвиженный.
По телу все еще разливалось магическое тепло, мощные потоки праны все еще заживляли рану. Волшебник коснулся спины, где запеклась кровь, и поморщился.
До него донеслись звуки. Голоса. Было тихо, сражение явно закончилось, но вот кто победил?.. агент осторожно поднял голову.
Он увидел огромного уродливого демона. Тот шагал к стоящим неподвижно супругам Дегатти… все еще сросшимся, как сиамские близнецы, но уже с раздельными головами.
И у обоих в волосах торчали розовые цветы.
Они были тут у всех, кроме Сорокопута, животных-фамиллиаров и… Аганель увидел одного из близнецов-фархерримов. Рыжеволосый крылатый паренек раскинулся на траве, словно мертвый, но аура еще мерцала, жизнь еще теплилась.
Маска Коромора пропала, а без нее Аганель не мог стать Зверем Мстящим. Другие маски не так могучи, их роли для совершенно других пьес. Выходя на утренний обход, Аганель никак не рассчитывал, что столкнется с самим Сорокопутом.
О Кто-То-Там, сколько же хлопот с этими Дегатти. Надо будет попросить прибавку.
Вариантов было не так много. Пока Сорокопут не обращал внимания, агент Кустодиана подполз к рыжему демону. Не было уверенности, что тот сможет или хотя бы захочет чем-то помочь… но что еще можно сейчас сделать?
Кустодиан же по-прежнему не вызвать?.. да, перстень молчит.
Пальцы задвигались у бледной, чуть блестящей кожи. Аганель заиграл лекаря, стал театрально водить руками.
– Се жизни вечной эликсир, – произнес он, поднося ладонь к устам демона. – Его ты изопьешь – и не покинешь мир.
Кадык на шее демона задвигался. Он будто пил что-то несуществующее. Кожа потеплела, глаза медленно разомкнулись, и раздался шепот:
– Мне снился дурной сон, где я все испортил. А обычно это я – дурной сон.
– Это не был сон…
…В землю врезалась комета!..
Аганель повернулся и увидел старшую дочь мэтра Дегатти. Юная Астрид выглядела разъяренной фурией… будь она хоть немного постарше, пугала бы до полусмерти.
Но когда тебе двенадцать, ты не очень устрашающ.
Она вскинула руку и саданула лучом света. А Аганель затряс рыжего демона, потому что сейчас Сорокопут расправится с девочкой и переключится на них.
– Не надо меня будить, – пробормотал демон. – Я бесполезен, когда не сплю. Лучше выруби меня, так я полезней…
Аганель ничего не понял, но времени не осталось, так что он просто от души врезал демону по башке.
– Так ты меня не усыпишь, человечишк-кх-х…
Он вырубился. Был еще слишком слаб, так что хватило удара простым кулаком.
– Бесполезно, – вдруг обратился к ним Сорокопут. На вытянутой руке он держал брыкающуюся Астрид. Та пыталась царапаться и пинаться, но огромный демон этого даже не замечал.
Его рука сжималась все сильнее. Рвала кожу. Ломала кости.
Майно и Лахджа Дегатти безучастно смотрели, как умирает их дочь.
А к Аганелю и рыжему демону поползли тернии и шагнули два альва…
– Что ж, кажется, теперь совсем все, – подытожил Сорокопут. – Осталось поймать младших детей. Средняя, конечно, лучшая из всех, ее дар просто уникален и очень мне пригодится… а вот вы меня не интересуете, мэтр Аганель. Вы всего лишь сельский полицейский и неказисты внешне… да, знаете, можете идти на все четыре стороны.
– Не могу, – ответил агент Кустодиана. – Я при исполнении.
Аганель дрожащей рукой вытянул из-под плаща обезьянью маску. Это не Зверь Мстящий, но пару минут он продержится.
– Ты ответишь за Унго и Банго! – прохрипел волшебник, взмахивая фантомным шестом.
Астрид трепыхалась, как безумная. Дядя Аганель вовсю там с кем-то дрался, но Астрид не могла даже головы повернуть, а Сорокопут в ту сторону даже не смотрел.
Сорокопут смотрел на нее. Кривил жуткую пасть, и из его глаз будто исходила какая-то кирня, но Астрид она огибала, а папин оберег на шее все сильнее нагревался. Блокировал сорокопутные чары, не позволял… что там этот урод пытается сделать.
Но он не помогал против тупой силищи. Огромный демон держал Астрид как котенка, он был раз в сто ее сильнее, и рядом уже проросла шипастая лоза, на конце которой вырос розовый цветок. Противно ухмыляясь, Сорокопут потянулся за ним…
– Не трогай мою сестру!.. – раздался истошный писк.
Астрид аж сморщилась. О Кто-То-Там, Солара и Бэтмен, почему у нее такая тупая никчемушная сестра? Ей же было говорено – бежать сломя голову как можно дальше, пока уборщик и два психа дерутся с истинными эльфами. Звать на помощь соседей, зеркалить в Кустодиан… или хотя бы просто спасаться.
За каким киром эта дура побежала следом?! Теперь тоже пропадет ни за медный лем!
А взгляд Сорокопута на миг стал испуганным, но потом аж замаслился. Демон изогнул углы рта и просюсюкал:
– Кто это тут у нас? Мои враги все мельчают и мельчают…
Вероника ничего не сказала. Она просто сжимала кулаки и сердито пыхтела, и все сильнее краснела. Щеки у нее раздувались от гнева, и вообще-то выглядела она довольно смешно.
Но посмеяться было некому.
– Ты ошибся! – выпалила Вероника.
– Насчет чего? – удивился Сорокопут.
– Тебе стоило убежать далеко-далеко, и спрятаться, и сидеть дрожа от страха, надеясь, что я про тебя забуду! А теперь ты… ты… отпусти моих маму и папу!!!
Вероника снова сорвалась на истошный писк. Она слишком злилась. А Сорокопут смотрел со все большим умилением… а потом рассмеялся. С нежностью глянул на родителей, перевел взгляд на старшую дочь, на среднюю… ну какая же чудесная семейка!
– О Древнейший, – осклабился древний демон, пока один альв шел к Веронике с розовым цветком. – Какая же ты забавная. Будешь прекрасно смотреться…
– Кабачок!.. – завопила девочка, выставляя овощ.
…Свистнул меч. Другой альв быстрее молнии рассек кабачок пополам.
Вероника растерянно уставилась на его половинки. Кабачок было трудно найти. Он не валялся просто под ногами, как это обычно бывает. Пришлось забежать на огород, где енот растит свежие овощи… почему Вероника не взяла два кабачка?..
Внутри все похолодело и сжалось. Она так рассчитывала на этот план. И у нее бы все получилось, она бы всех спасла, если бы не решила сначала отчитать Сорокопута, как делают герои в книжках.
Веронике стало очень страшно.
– Никаких кабачков, – ласково сказал Сорокопут. – А теперь будь хорошей девочкой и…
Анадиомена плыла в прохладной пустоте. Богиня весенних ручьев, сверкающей гальки и ревущих горных потоков. Все это была она. И все это была ее река.
И она – река. И река – она. Одно немыслимо без другого, и оба – едины.
Так было прежде. Где она теперь, Анадиомена не знала. Это ее и не волновало. Она просто качалась на волнах, иногда что-то делая. Сейчас она пела, наполняла эфир собой, и больше в нем ничего не звучало. Ничьи песни не могли разнестись там, где пела она.
– Привет, – раздался дружелюбный голос.
– А?.. – прервала песню Анадиомена.
– Так мало времени для приличного знакомства. Ты в плену, ты это понимаешь?
– Что? Нет. Я… я просто здесь. А кто ты?
Она всмотрелась в пустоту. Из нее проступило лицо. Безчешуйное… нет, маленькие чешуйки есть. И шерсть, длинная рыжая шерсть.
– Ты какое-то животное? – спросила она с интересом.
– Да. Очень экзотический дракон, – показал маленькие зубы Очень Экзотический Дракон. – Но времени совсем мало. Сейчас будет немного плохо, зато ты проснешься. И… а я пойду будить остальных. Надеюсь, успею. Пока.
Она хотела еще что-то спросить, но тут ее пронзило ужасным осознанием.
Она вспомнила.
Все эти ужасные вещи. Как она попала в Сад Терний. Годы и века, там проведенные.
Он много раз пробуждал ее, и никогда не происходило ничего хорошего. Каждый раз она желала, чтобы он наконец ее убил. Она богиня, она бессмертна, ее почти невозможно убить, но Сорокопут бы сумел, если захотел.
Но в смерти он ей отказывал.
Теперь она вспомнила и начала просыпаться. Пустота наполнилась звуками и красками. Анадиомена воззрилась на синее небо и желтое солнце.
Рядом упал розовый цветок.
– … Никаких кабачков, – ласково сказал Сорокопут. – А теперь будь хорошей девочкой и…
…Он осекся. Вокруг что-то изменилось. Как будто беззвучно лопнуло стекло… миллион стекол сразу. Сорокопут резко повернул голову, и Астрид тоже повернула, и они оба увидели, как женщина-змея трясет головой, и ее взгляд становится живым, а с головы падает цветок…
Сорокопут окаменел. Он начал открывать рот… но первой рот раскрыла Вероника.
– КИС-КИС-КИС-КИС!!! – заорала она со всей мочи.
Одно мгновение. Меньше, чем нужно, чтобы упасть капле. Крик еще не успел смолкнуть… а мир уже раскололся. Сорокопут дернулся, отшвырнул в ужасе Астрид, схватился за края незримой двери, уходя в глубинные измерения…
…И не успел.
Земля уже растрескалась огромной пастью. Деревья вздыбились сиреневой шерстью. В небе вместо солнца вспыхнули кошачьи глаза – и в их зрачках был ночной кошмар.
Весь мир стал Ксаурром.
Мигом спустя Сорокопут сбежал, но было поздно.
Смеющийся Кот почуял запах.
– А-а-а… птичка в дупле… – донесся ласковый голос. – Только дупло уже не такое надежное, правда?
Ткань реальности распороли страшные когти.
– … Рано пташечка запела…
Один вонзился прямо в Сорокопута.
– … Как бы кошечка не съела…
Глубинные измерения содрогнулись от истошного обезьяньего визга… а потом наступила тишина.
Ее нарушало лишь довольное урчание.