Семья волшебников. Том 4

Глава 3

Вероника разглядывала свой зубик. Она немного испугалась, когда просто откусила кусок хлеба с вареньем и там остался зуб. Даже немножечко завопила, потому что куда это годится? И Астрид все время повторяет, что из-за сладкого у нее начнут выпадать зубы…

– Ну все, ежевичина, – тут же подтвердила Астрид, сидевшая рядом за столом. – Теперь все зубы у тебя вывалятся. Будешь беззубая ходить.

Но папа Веронику тут же успокоил, объяснив, что у нее просто начали выпадать молочные зубы. Это нормально, у всех детей они рано или поздно выпадают, а взамен вырастают новые, настоящие.

– А из этого зуба мы сварим эликсир, который укрепит твои будущие зубки, – пообещал он, тут же ставя на огонь котелок. – Если приготовить его на первом выпавшем зубе, он будет особенно мощным, и новые вырастут очень крепкими, белыми и ровными.

– М-м-м, аюрведа, – со знанием дела произнес дедушка.

Он с большим интересом смотрел, как зять варит зелье. И при других обстоятельствах старик бы возмутился, что ребенка собираются поить какой-то знахарской бурдой, но теперь-то он знал, что его зять – всамделишный волшебник.

Эликсир Майно готовил с помощью енота и кота. В котелок летели ингредиенты, чародей помешивал его хрустальной палочкой, Снежок от души сыпанул собственной шерсти, и наконец у Вероники был торжественно принят и опущен в кипящий отвар молочный зубик.

– Пиявки в уши, жабу в супчик – будешь жив-здоров, голубчик! – иронично срифмовала Лахджа.

– Да что тебе не нравится?! – возмутился Майно, переливая эликсир в чашу. – Работает же!

– Ну работает или нет, мы увидим через несколько лет, – из чистого упрямства добавила Лахджа.

А Вероника оперла подбородок на ладони и размышлительно уставилась в чашу. Содержимое пахло совсем не плохо, а очень даже приятно – корицей и анисом. Но она все равно помнила, что там растворен ее зубик и шерсть Снежка, а еще жаба и пиявки… а, нет, про них просто мама из вредности сказала, а папа ничего такого не бросал.

– Почему не пьешь? – спросил папа.

– Сейчас, – ответила Вероника.

Она продолжала думать, стоят ли риска красивые здоровые зубы. Наверное, стоят. Но вообще-то зубы у нее и так хорошие, а если испортятся, то она просто новые себе призовет… а, нет, они же отдельно будут.

Придется пить.

Вкус оказался не противный. Не очень приятный – терпкий, как у слишком крепкого чая, – но не противный. Вероника терпеливо пила и размышляла, почему многие люди не кладут в чай сахар.

Это же бессмысленно. Это просто подкрашенная травой вода. В ней нет никакого удовольствия, а без удовольствия можно попить и просто воду, не подкрашенную. Это и полезнее будет. И сахар лежит прямо на столе, его можно положить в чай и сделать его лучше. Однако многие люди его не кладут – но почему? Что мешает им – лень, глупость, религиозные предрассудки?

Наверное, не самая интересная тема для размышлений, но ей вдруг стало любопытно.

Допив, она решила, что это ей наверняка объяснят на метафизике в Клеверном Ансамбле. А если нет, то она задаст вопрос классному наставнику. А если он не знает – спросит у ректора Драмма.

Решив так, она снова углубилась в книжку.

Сегодня Вероника читала не сказку. Дядя Жробис подарил ей на Термадис кудесную книжку – «Великие призыватели прошлого». О знаменитых профессорах и особенно лауреатах Бриара, которые учились в Апеллиуме.

Вероника нашла там и собственного предка – дедушку Янгета, основателя рода Дегатти. Он лежит глубоко под фундаментом, Вероника знала.

Но про дедушку Янгета было не очень много, только полстранички. Очень уж давно он жил, да и биография его сводилась к тому, что он убивал всяких демонов. Зато много было про ректоров Апеллиума, и Вероника читала это с большим интересом.

С 1415 по 1472 год ректором была мэтресс Чу. Потом она стала президентом всего Провокатониса, а ректором стал мэтр Драмм и остается им по сей день. А до мэтресс Чу ни один ректор Апеллиума президентом Провокатониса не становился, потому что сам Апеллиум до 1272 года входил не в Провокатонис, а в Обскурит. Был раньше и такой университет, который объединял всякую сомнительную магию, вроде призывания демонов и оживления мертвецов.

Прочитав, что призывание демонов – сомнительная магия, Вероника немного смутилась. Но потом она подумала, что некромантия – тоже сомнительная магия, а тетя Маврозия – некромант, а она не сомнительная, а очень хорошая. Так что и в призывании демонов ничего плохого нет.

Вероника любила рассуждать логически.

И вообще Апеллиум всегда тяготел к Провокатонису. Среди его президентов было много таких, кто занимался в том числе и призыванием. Например, Остримунд Ваянелли, который возглавлял Провокатонис с 479 по 574 годы, был профессором Нигилиума, магистром Вакуумада и магистром Апеллиума.

А до него президентом Провокатониса был Друктар, и он был прежде всего профессором Апеллиума, а уж потом, второй магистратурой – Субрегуля. И он мог стать президентом не только Провокатониса, но и Обскурита, причем в первую очередь, но когда умерла старенькая Лиффиоза Обринатти, которая возглавляла Провокатонис ужасно долго, с 89 по 457 годы, никого другого не нашли, так что президентом стал Друктар, но пробыл им всего двадцать два года, а потом, в 478 году, Бриара второй степени получил Ваянелли, и Друктар уже на следующий год ушел в отставку, потому что не хотел ничем руководить, ему это не нравилось.

Зато он был очень великим демонологом. Возможно, даже более великим, чем мэтресс Чу. Бриара первой степени, правда, так и не получил, но только потому, что в 438 году он еще не дотягивал, а в 538 первая степень досталась Прандаксенгиду, а уж с Прандаксенгидом-то не посоревнуешься.

А так бы Друктар точно получил.

А в 556 году он умер, причем по неизвестным причинам. Прожил двести пятьдесят шесть лет, но умер не от старости. На инкарне в книжке он вообще не выглядел старым – ну так, чуть постарше папы. У него были длинные усы и борода, заплетенные в красивые косички, и волшебные руны по всему лицу. Он исписал ими и лоб, и щеки, и виски, а может быть и подбородок, но его закрывала борода.

А еще у него на груди висело ожерелье из крупных жемчужин. Совсем такое же, как у мэтресс Чу. И почитав еще дальше, Вероника узнала, что это никакие не жемчужины, а глаза высших демонов. Очень мощный артефакт, который работает как переносной защитный круг.

Мэтр Друктар вообще много всякого делал из частей тел демонов. Использовал их глаза, уши, пальцы, зубы… из зубов демонов он делал наконечники стрел, и этими стрелами потом убивал других демонов, а из их зубов делал наконечники для новых стрел!..

– Ого! – восхитилась Астрид, которая тоже зачиталась, пока лопала рядом запеканку. – Да он был кудесный!

И она задумчиво подергала свой левый клык. Вот какая сила-то в ее зубах, оказывается.

– А еще его плащ был из титановой кожи, а сапоги – из драконьей, – прочитала Вероника.

– Я догадываюсь, как он погиб, – хмыкнул папа. – Встретил титана. Или дракона.

– О да-а, то ли дело одежда из демонической плоти, – ядовито отметила мама.

– Эмм-хем, Зиммизхи, – кашлянул папа.

– Он инвалид. Это как пересадка кожи. Медицинская процедура.

Папа явно хотел заспорить, но к чему-то прислушался и не стал. И правильно, потому что где уж ему переспорить маму.

Вероника сердито поерзала, в третий раз читая одну и ту же строчку. Родители ее отвлекали. Вообще отвлекали все эти разговоры за столом. Почему все остальные просто тоже не могут во время обеда читать книжки? Обязательно нужно болтать. Иногда с Вероникой, мешая ей читать.

Особенно этим злоупотребляет Астрид. Она сначала долго болтала с Мамико, обсуждая одногруппников и споря, кто из мальчишек самый противный – Пог из ее группы или Меконтий из группы Мамико. Потом долго рассуждала, у кого вкуснее получается запеканка – у енота, мамы или бабушки. А потом переключилась на Веронику и стала наставлять ее, как надо вести себя в КА, когда пойдет учиться.

– Главное – ни перед кем не стелиться, – объясняла она, дуя сладкий чай, пока сестра все еще прихлебывала зубной эликсир. – Ты там будешь самая мелкая, так что важно сразу правильно себя поставить. Там, знаешь, чуют слабость. Если начнут шпынять, сразу призывай Фурундарока, а если он не справится, то меня. Маму не надо – будут считать, что ты мамина дочка.

– Я сама разберусь, – тихо ответила Вероника.

– Вот ты зря отвергаешь помощь старшей сестры. Я старше, а значит, умнее.

– Почему?

– Потому что больше.

– Ну и что? Я меньше, а значит, во мне ум концентрированней.

– Это не так работает, – снисходительно ответила Астрид.

– Астрид, если ты такая умная, скажи, чем отличаются макароны и макаруны? – спросила Вероника, перевернув страничку.

– Так, слышь, мелкая!..

День сегодня был обыкновенный. Бумажный Горностай, никаких праздников или мероприятий. Просто светило солнышко, продолжались летние каникулы, и после завтрака все разбрелись по усадьбе и окрестностям, занимаясь чем попало.

Дедушка сидел в шезлонге с книгой. Рядом дремал на солнышке Тифон. Астрид и Мамико играли в уош. Эммертрарок купался в пруду. Лурия взрыхляла совочком мамин сад камней. Вероника гуляла по саду с каким-то соседским мальчиком.

А Майно Дегатти со своим енотом колдовал на террасе над старым, еще прадедушкиным креслом. Противосорокопутовые обереги он сделал, все мыслимые меры безопасности предпринял и никаких других дел у него пока что не было.

Так что волшебник пытался зачаровать кресло на трансформацию в кровать.

– Давай-ка направим поток вот сюда, – говорил он. – Сделаем чары перевертыша с примесью объектальности.

– Оно так заговорить может, – ворчал Ихалайнен. – Тебе надо, чтобы кресло с тобой говорило?

– А что, дополнительная функция, – задумался волшебник. – Оно сможет время говорить, погоду на завтра… Пластичности подбавь.

– Нам нужен кот, – заявил енот. – Без кота не справимся.

– Прекрасно, что ты это понимаешь, – будто из ниоткуда вырос рядом Снежок.

Чуть поодаль Лахджа тоже экспериментировала. Сегодня – не в прозекторской… она вообще перестала туда заглядывать с приездом родителей. Стеснялась рассказать о своем хобби.

И почему же это, интересно? Кто это у нас все время повторял, что это совершенно нормально и не пугающе?

Ты волшебник, ты можешь понять! А родителям не стоит знать, что их дочка вскрывает трупы, превращается в мужика и смотрит аниме!

Рассерженная, что муж опять ее дразнит, Лахджа в очередной раз вытянула ногу, хлестнула ей в воздухе, как бичом… и уставилась на то, во что превратилась ступня.

Колесико. Наконец-то. Получилось.

Нет, надо проверить… да, получилось. Части как бы отделились друг от друга. Астральное тело остается единым, но его вещественное отображение теперь состоит из двух частей. Из тела и… и колесика.

Лахджа покатала им по дорожке. Вторая нога так и осталась обычной ногой, но теперь это только вопрос времени. Главное, что она преодолела этот барьер… еще один барьер успешно взят!

– Крольчонок, что ты делаешь? – спросил папа, заметив, как Лахджа скачет по дорожке.

– Механическое сочленение… у меня… я могу сделать механическое сочленение! – восторженно воскликнула она, показывая колесо вместо ноги. – Это прорыв, папа! Проры-ы-ыв!

– А раньше ты не могла? – удивился Элиас.

– В любом организме одни ткани так или иначе продолжают другие, – начала объяснять Лахджа. – Есть, конечно, полости, телесные жидкости и прочее, но ты не найдешь там сочленений, которые подразумевают прерывание общей среды, так сказать.

– То есть раньше ты не могла сделать типа костяного колеса вместо ног?..

– Нет. Я могла сымитировать… скажем, быстро-быстро перебирая костяными выступами. Но… скажем так, изобрела я колесо только сейчас. И вот винт еще. Шестерня. Вместе с металлами я, возможно, смогу со временем превращаться в технику… пока что не очень получается. Скорее я напоминаю живое существо, которое внешне успешно мимикрирует. Но с настоящим колесом стало гораздо достоверней и функциональней.

Майно только хмыкал, поглядывая на впавшую в эйфорию жену. Его эксперимент тоже только что успешно завершился – кресло замерцало, изогнулось и развернулось в кровать. Волшебник улегся, немного полежал, потом стал подниматься – и кровать услужливо стала снова креслом.

– Каждый маг захочет себе такое, – кивнула Лахджа, подходя к нему и вставая сзади. – Еще только научить его превращаться в унитаз, и будет совсем идеально. Можно совсем не вставать, а енот будет подносить еду. Да, и конечно, кресло должно стоять перед дальнозеркалом…

Майно задумчиво кивал. Потом спохватился и сказал:

– Ты уже так шутила. С другой стороны, в каждой шутке…

– Нет, ты не будешь делать здесь унитаз!

– И не собирался. Это отвратительно, у кресла испортится характер. Отхожее седалище должно быть только отхожим седалищем и больше ничем.

– У тебя замечательно получилось, – улыбнулась Лахджа.

Кресло как раз остановилось в среднем положении, и демоница погрузила пальцы в волосы мужа, принялась перебирать их коготками. Майно откинулся назад, прикрыл глаза и аж застонал от удовольствия. Хотелось, чтобы это длилось вечно.

Но вечно это, увы, не продлилось. Из дома донесся вопль, и кейф сразу закончился. Мама, которая в отсутствие енота все норовила пробраться на кухню и наготовить чего-нибудь вкусненького, завизжала так, что заложило уши.

Лахджа переместилась быстрее пули. В окно словно хлынул поток ртути, тут же поднявшийся крылатой женщиной с серебристой кожей и светлыми волосами. Демоница пронеслась через столовую и замерла на пороге кухни. Мама вскарабкалась на стул задрав юбки и еле слышно лепетала:

– Та… та… там кры… там кры… кры…

А, вот в чем дело. Ну да, мама ужасно боится грызунов. Не всех, понятно, не хомячков или морских свинок, а только диких – мышей и крыс. Особенно крыс. Когда однажды она увидела крысу в Порвоо, то чуть не попала под машину – с такой скоростью помчалась наутек.

А на кухне сейчас была не одна крыса, а целая стая. Не меньше трех десятков сидели на полу, поводя усами.

– Мам, не бойся, это ручные крысы, – устало сказала Лахджа, подавая руку. – Мы забыли предупредить.

– Ру… ручные?..

– Почти разумные.

Крысы недовольно запищали, и из их писка стало как-то очень понятно, что им не нравится слово «почти». Лахджа слегка их шуганула и провела маму к выходу. Та очень уж перенервничала.

Крысы терпеливо ждали, а когда Лахджа снова к ним спустилась – опять что-то запищали. Кажется, пытались контактировать, но Лахджа в школе прогуливала уроки крысиного и мало что поняла.

Это крысиное сообщество живет в поместье уже полтора года. Поначалу они все время крутились где-то около Вероники, потом стали постепенно распространяться по округе, все реже показываться людям на глаза. Уже через полгода о них почти перестали вспоминать – они просто жили где-то в укромных местах, никому не мешая и никого не беспокоя. Со Снежком, Тифоном и Токсином заключили договор о ненападении, людям не досаждали.

В общем-то, ничего особенного. Когда в стране столько волшебников и волшебства, подобные вещи скорее норма, чем аномалия. Последствия неудачных экспериментов, побочные эффекты заклинаний, всякие духи и призраки… всего этого в Мистерии пруд пруди. Дикая концентрация нечисти и аномалий.

Почти у каждого волшебника есть что-нибудь эдакое. В поместье Пордалли, например, растет гигантский дуб – метров сто пятьдесят в высоту. На территории бессмертного Олиала в полнолуние собираются нимфы, а мальчишки постарше каждый раз пытаются туда пробраться. А уж вспомнить ту яму с астральными отходами у Кацуари!..

Ну а у них вот полуразумные крысы. На фоне остальных диковинок усадьбы они даже не воспринимаются чем-то необычным.

– Что тут? – спросил подошедший Майно. Из-за его плеча выглядывал тесть.

Крысы приветственно пискнули. Иногда они издавали звуки, похожие на человеческую речь, но кроме Вероники их по-настоящему никто не понимал. Да и та, возможно, просто фантазирует, что они разговаривают.

Астрид очень на этом настаивает.

Что же до Лурии, Тифона, Снежка и других фамиллиаров, то они с крысами всегда общались односторонне, как с обыкновенными, хотя и умными зверьками. Тифон, например, в свое время активно обсуждал с ними политику – ему нравилось, что его внимательно слушают и кивают, во всем соглашаясь.

– Вероника-а-а!.. – возвысил голос Майно.

Вероника не услышала. Волшебник чуть наморщил лоб, соединяясь с разумами фамиллиаров, глядя их глазами, слыша ушами, чуя носами. Через несколько минут Тифон привел Веронику, а Токсин – Лурию, а за ними прибежала еще и Астрид.

– Чо тут?! – первая всех растолкала она.

Крысы снова запищали, обращаясь персонально к Веронике. Та послушала их, послушала… и растерянно пожала плечами.

– Они говорить разучились, папа, – сказала девочка.

Крысы поводили носами, повернулись к Лурии и запищали уже ей.

– Глупые кьисы, – важно сказала та. – Писят пья тё-та.

Майно потер лоб и подвинул себе стул, а енот налил всем чаю. Три крысы сноровисто вскарабкались по ножке стола и уселись прямо на скатерти. Волшебник смотрел на них, они – на него.

…Хранитель Наследия был в отчаянии. Когда полтора года назад они обнаружили человека достаточно юного и при этом удивительно одаренного магически, это был подарок судьбы. Вероника сумела их понять, они наладили контакт, и целое крысиное поколение прожило потом спокойно, без забот и тревог. Случались отдельные инциденты с дикими крысами, собаками, Божественным Снежком и тем грязным человеком, которого обокрали Победитель Кота и Испивший Зелий, но они все преодолели.

Теперь же Вероника слишком выросла. Ее дар по-прежнему огромен, но она уже достаточно взрослая, чтобы осознавать разницу между реальностью и вымыслом, так что некоторые вещи перестали даваться ей с прежней легкостью, а некоторые стали недоступны совсем. Она перестала принимать их как данность.

Что же до Лурии, то она все еще достаточно мала, но у нее нет подобного дара. Такое слишком редко встречается.

Народ годами странствовал до встречи с Вероникой. Это были долгие и трудные годы. Хранитель Наследия вел свой народ из поместья в поместье, и дух Повелителя Крыс незримо их сопровождал. Они прошли под горами и исследовали бесчисленные пещеры, они добрались до портала и сумели перебраться в Мистерию, где надеялись найти себе нового волшебника, что будет вести их и заботиться о них, как было прежде.

Увы, никого подходящего они не отыскали. Шли годы, сменялись поколения, старые крысы умирали, Хранитель Наследия старел, и только частица духа Повелителя Крыс все еще его поддерживала. Частица духа – да еще верность своему народу.

И вот они нашли Веронику. И остались здесь, чтобы быть подле нее, пока не придет Час.

Но вот, Час пришел, а она их больше не понимает. И что теперь делать?..

Майно смотрел на трех крыс. Совсем старую, седую, с гноящимися глазами, очень крупную и толстую с котомкой на спине и совсем крохотную, щуплую – почти крысенка. Они не переставали что-то пищать, и явно были чем-то ужасно взволнованы, но он никак не мог понять, чем именно.

– Нужен переводчик, – вздохнул волшебник. – Раз уж Вероника разучилась говорить на крысином.

– Прости, папа, – смутилась девочка. – Я не знаю, почему.

– Тренироваться надо было, дурында, – снисходительно сказала Астрид. – Я тебе сколько раз говорила: учи, учи крысиный язык, пригодится!

– Ни разу ты не говорила! – возмутилась Вероника.

– Еще и память плохая, – цокнула языком Астрид.

– Так, ну здесь нужен адепт Субрегуля, – сказал Майно. – Вератор, например. Или… погоди, была у меня одна ученица… пошли в гостиную.

Люди, демоны, фамиллиары и крысы переместились в гостиную. Крыс стало как будто еще больше – они заполонили каждую доступную поверхность, расселись на креслах и стульях, и только вокруг Снежка образовалось пустое кольцо.

– Матти, напомни номер Джиданны, – попросил Майно.

Он написал номер, и по ту сторону стекла появилась полная женщина в очках, которая пыталась накормить кашей перепачканного мальчугана с иссиня-бледной кожей. Второй, постарше, бегал сзади с деревянным мечом, лупя по каким-то странным, как будто каменным растениям.

– Мир вам, мэтр Дегатти, – сказала она. – Давно не…

Она осеклась и уставилась на Лахджу. Та склонила голову – ей показалось, что она уже где-то видела эту женщину… ну или нет. Лахджа в своей жизни встречала кучу самых разных людей, всех не упомнишь.

– Мир вам, мэтресс Спецеял, – кивнул Майно. – Как поживаешь?

– Все хорошо, спасибо. Вышла замуж.

– Поздравляю! Ты все еще в том городе?.. как его… я забыл, прости.

– Нет, переехала. Я теперь придворная волшебница…

– Замечательно! – еще сильнее обрадовался Майно. – Как я рад слышать, что наши талантливые студенты не теряются. Ты ведь была лучшей на потоке… немного безалаберной, но очень талантливой. Признаться, я немного волновался, что ты пойдешь по миру из-за… своего фамиллиара.

На плечо женщины вспрыгнула рыжая белка и сердито затараторила. В лапках у нее был здоровенный изумруд… и она принялась его грызть. Нет, не грызть – жрать.

И вот тут Лахджа ее вспомнила!

– Как тесен мир!.. – хмыкнула она.

– И не говорите, – согласилась Джиданна.

Кажется, она испытала облегчение. Все это время она говорила с Майно, но при этом нервно поглядывала на Лахджу, словно не понимая, правда ли ее видит, или это наваждение. Происки нечисти, внедрившейся в дальнозеркальную связь, чтобы напомнить о старом долге.

И Лахджа это поняла, и ей ужасно захотелось эту волшебницу затроллить, но она сдержалась, потому что она хороший, добрый, законопослушный демон, который предан и послушен своему смертному господину и повелителю…

И вместо нее ты троллишь меня… кстати, хорошее слово – «троллить». Это земной слэнг? У вас же там вроде нет троллей.

Обмен мыслями с женой не мешал Майно одновременно объяснять своей бывшей студентке, почему ей позеркалили. И та, конечно, согласилась помочь… причем с явным облегчением. Кажется, она решила, что злокозненный демон отыскал ее через бывшего наставника, чтобы стребовать… что?.. неважно, это демон. Ничего хорошего.

А говорить с крысами для нее оказалось делом несложным. Ее фамиллиар – белка, но она могла общаться и даже немного контролировать любых грызунов. Не как с разумными существами, они оставались животными, но Джиданна слышала их эмоции, желания и стремления как осмысленную речь и сама могла доносить до них свои мысли.

Это нормально, Майно тоже свободно общался с любыми хищниками, непарнокопытными, попугаями, змеями и карпами.

Но не грызунами.

Надо было вместо собаки и енота завести других зверей. Был бы шире диапазон. Завел бы крысу… мышку… бельчонка…

Снежок. Мы это уже обсуждали.

Джиданна охотно согласилась помочь с переводом. Это она могла сделать и удаленно, по дальнозеркалу. Белка спустилась по ее плечу и часто-часто застрекотала, пока волшебница запихивала в сына остатки каши. А крысы возбужденно запищали, причем громче всех – мелкий, почти крысенок.

– Его зовут Победителем Кота, – перевела Джиданна. – Он получил свое имя после того, как однажды напугал в темноте спящего кота.

– А, я его помню, – неприязненно произнес Снежок.

Джиданна слушала со все большим любопытством, а в конце концов у нее приподнялась бровь.

– Эти крысы принадлежали одному волшебнику, – сказала она медленно.

– Да, они были его фамиллиаром, – подтвердила Вероника. – Кажется.

– Почти… но не совсем. Он был из Субрегуля, а не Униониса. И он хотел сделать коллективного фамиллиара, что-то вроде крысиного короля, но только ментально. Что-то вроде роя шершней вашего отца, мэтр Дегатти. Но он немного не успел… умер… погиб. Там не очень хорошая история случилась, война была… и волшебника убили. Его крысы защищали его до последнего и убили многих врагов, но это же просто крысы. Незаконченный эксперимент. Он не был хорошим бойцом, этот волшебник. Но он был придворным магом – и он защитил короля и его семью. А самое забавное… он работал именно здесь. Меня наняли на его место.

– Ничего себе совпадение, – изумился Майно.

– Я же говорю, ваш Парифат – как большая деревня, – хмыкнула Лахджа. – То ли дело Суоми.

И она посмеялась шутке, которую кроме нее никто не понял.

– Если мне не изменяет память, его звали Меридатек, – сказала Джиданна.

Крысы хором запищали.

– Меритедак, – поправилась Джиданна. – Его прозывали Повелителем Крыс. И вот этот старый крысюк… сожрал его мозг.

– Так, неожиданная концовка, – кивнула Лахджа, кидая в рот горсть подкорма.

– Это не концовка. Он – ядро-усилитель крысиного сообщества, в нем живет частица старого волшебника. Но кроме него были и другие, которым тоже достались его частицы… но они почти все мертвы. Они прожили дольше обычных крыс, но все-таки тоже умерли. Сейчас он такой последний.

– Так вот почему они больше не могут говорить с Вероникой, – догадался Майно.

– Нет, они… или да?.. они не уверены. Они полагали, что причина в другом, но теперь думают, что вы можете быть правы, мэтр Дегатти.

– Ладно, это неважно. Спроси, пожалуйста, чего они от нас хотят.

Крысы наперебой запищали, причем на этот раз особенно усердствовала крупная и толстая, но и маленький крысенок почти не отставал.

– Разного, – чуть промедлив, перевела Джиданна. – Победитель Кота и его клика хотят только безопасности. Их устраивает жизнь в вашем поместье, они хотят только защиты. Испивший Зелий хочет помощи в борьбе с… неким грязным человеком, ловцом крыс. Он испытывает на них заклинания.

– Кацуари, наверное, – предположил Майно. – Он порченик, ему нужны небольшие зверушки, чтобы практиковаться.

Толстая крыса чуть не задохнулась от возмущения. Кажется, на нее как раз применяли некие чары – было что-то странное в ауре. Майно спросил:

– А Кацуари знает, что вы разумны?

– У них с ним был… инцидент, – снова перевела Джиданна. – Что-то вроде локальной войны. Он поймал нескольких из них, и другие отправились их спасать. Тогда в живых еще оставались другие крысы, евшие мозг своего волшебника, и они сумели с ним… немного пообщаться. Но он услышал только какие-то обрывки и… кажется, только обрадовался, что у него есть разумные подопытные. О которых никто не знает.

– Каждый волшебник – немного Менгеле, если об этом никто не узнает, – усмехнулась Лахджа. – А почему эти крысы просто не научились писать?

– Они не разумные, – ответила Джиданна. – Не в нашем понимании. Просто умнее обычных крыс, а когда собираются стаей – могут транслировать свою волю так, что для особо восприимчивых она звучит речью.

– Крысиный король, – кивнул Майно. – Почти.

– Но ты же их понимаешь, – сказала Лахджа Джиданне.

– Потому что это моя магия. Я и обыкновенных крыс понимаю… хотя мы редко общаемся.

– Это нормально, – нетерпеливо произнес Майно. – Про безопасность и Кацуари я понял. А чего хочет их старейшина?

– Он говорит, что пришел Час, – перевела Джиданна.

– Какой еще Час?

– Я знаю, они говорили! – обрадовалась Вероника. – Только… я не помню.

Она смущенно замолчала, огорченная своей плохой памятью.

– Он умирает, – перевела Джиданна. – Этого старейшину зовут Хранителем Наследия. Он последнее ядро-усилитель сообщества, и когда он умрет, они окончательно станут просто крысами.

– И чего? – пожала плечами Лахджа.

– Они не хотят терять разум, – предположил Майно.

– Они гребаные крысы! И живут по два года!

– Хранитель Наследия прожил пятнадцать, – заметила Джиданна.

– А, ну… ну все равно мало.

– Чего они от нас хотят? – спросил Майно.

– Не от вас, а… от одной из ваших дочерей, если я правильно поняла, – сказала Джиданна.

– Опять мне браться за дело, – скромно потупилась Астрид. – Будь спок, па, я разберусь.

Вероника облегченно выдохнула. Ну все, сейчас Астрид все порешает.

Но оказалось, что крысам нужна не Астрид. Им все-таки нужна Вероника… или любой другой достаточно сильный волшебник, который их понимает.

– Но я их не понимаю, – напомнила Вероника. – Я их больше не понимаю.

– Чего конкретно они хотят? – нетерпеливо повторил Майно.

Победитель Кота снял со спины Испившего Зелий котомку, которая оказалась не котомкой, а просто волосяным шаром. Майно прищурился, с интересом на него посмотрел, а белка на плече Джиданны застрекотала.

– Это… скальпы, – сделав паузу, перевела Джиданна. – Они собирали в комок всех носителей духа Меритедака, когда те умирали. Они даже к тому грязному человеку забрались, потому что к нему в плен попал один из них. Однажды они убили кота, потому что он съел подобную крысу.

Снежок немного напрягся.

– Этой ночью умерла последняя такая крыса, кроме Хранителя Наследия, – продолжила Джиданна. – Теперь он самый последний, и ему нужна помощь. Он надеется, что раз у вас есть все компоненты, вы сможете… что-нибудь сделать. Они сами не знают, что. Они просто крысы.

Майно задумался. Комок крысиной шерсти. Несколько десятков слепленных вместе скальпов. Работая в Инкитии и Хагадеше, он выполнял самые разные заказы, да и Вератор не давал скучать, но это, пожалуй, самое странное из того, что ему поручают.

– Но платить они не собираются, я так понимаю? – уточнил он. – Просто спрашиваю.

– Им нечем, мэтр Дегатти.

– Ладно, посмотрим, что можно сделать, – вздохнул волшебник.

Унионис обычно называют институтом фамиллиаров. Но это скорее просто частный случай применения их методики. Адепты Униониса занимаются разделением души. Расщеплением на части, вселением или овеществлением ее фрагментов.

Овеществлению учат на факультете родителей, вселению – на факультете великодушия. Этот факультет когда-то заканчивал Майно Дегатти. И хотя не всеми методиками он владел с равной уверенностью, но, будучи профессором, теорию-то уж знал отлично.

Захват. Обмен. Переселение. Перерождение. Новая Жизнь. Майно много чего умел, хотя и редко прибегал к подобному, потому что это опасно близко к пути магиоза. К тому, чем занимается Черная Корпорация. Многие волшебники оказались в Карцерике, потому что спасли себе жизнь за счет кого-то другого. Похитили чужое тело или продлили существование, поглотив чужую душу.

Превратить целую крысиную стаю в фамиллиаров Майно не мог. Или, возможно, все-таки мог, создав коллективного фамиллиара… но он не хотел. До сих пор подозревал, что на отца как-то повлиял постоянный ментальный контакт с роем шершней. У Майно и так в голове целый зверинец, чтобы допускать туда еще и крысиный выводок.

Но немного поразмыслив, он нашел решение.

– Терафим, – сказал волшебник. – Я сделаю им тотемный терафим. Их устроит?

Белка Джиданны застрекотала, крысы выслушали и с надеждой уставились на Майно. Волшебник осторожно принял их сокровище.

Терафимы часто называют просто артефактами. По сути это и есть артефакты, просто сделанные из чьей-то плоти. В этом их принцип действия – чужая кровь, кожа, кость сохраняют часть свойств того, кому принадлежали. Хранят чужие знания, умения, способности.

Память.

Создание терафимов входит в базовый курс артефакции. Нет ничего проще, чем завязать простенький амулет на каплю крови. Майно сам много лет носил в воротнике плаща терафим из кусочка собственного дедушки… он, увы, погиб вместе с плащом.

И через несколько минут началась работа. Перемещаться в лабораторию Майно не стал, там нет стенного дальнозеркала, а с Джиданной он продолжал оставаться на связи. Ихалайнен просто принес все необходимое, а на стол плюхнулся излучающий недовольство Снежок, не понимающий, зачем столько возни с крысами.

К чему это? Если они утратят разум, Снежок сам решит проблему. Своими средствами. Он бы и так давно решил, да обещал Веронике, что не будет трогать этих паразитов.

Вероника тоже встала рядом. И Астрид. Папа решил показать девочкам, как делаются терафимы… в конце концов, однажды они сами будут делать терафимы из его органов. Это древние традиции Мистерии – предки и после смерти продолжают помогать потомкам.

– Это а-тра… ат-вра-ти-тиль-на! – отчеканила Астрид со второй попытки. – Дай мне.

Лахджа смотрела на это с интересом. Вот так вот, значит. Вот какие навыки есть у ее мужа. Постоянно пеняет, когда она возится в прозекторской, а сам-то потрошит даже не тела, а души.

Майно был очень сосредоточен. Эти крохотные частицы десятков мертвых крыс действительно сохраняли фрагментарную эссенцию человеческого разума… хотя нет, не человеческого. Кажется, мэтр Маридутек или как там его звали, был… цвергом?.. да, кажется. Достаточно близко к человеку, но все-таки иное.

И работать надо с ювелирной точностью. Слишком хрупкая и неточная связь, последствия незавершенного эксперимента, от которого остались какие-то обрывки. Через Снежка Майно улавливал их и просеивал, увязывал в сложную систему, и Вероника жадно на это смотрела, а Астрид что-то бубнила и пыталась выхватить астральный скальпель.

Лурия сидела, облепленная крысами, и очень за них переживала.

– Теперь самая важная часть, – сказал Майно, соткав сложную астральную паутину и отпихнув лезущую под руку Астрид. Снежок сидел с расставленными лапками, и меж его когтей переливалось что-то незримое. – Он точно согласен на эту процедуру? Мне нужно официальное добровольное согласие, хоть он и крыса.

– Он согласен, – перевела Джиданна писк Хранителя Наследия. – Он такой старый, что не уверен, увидит ли следующий рассвет. И он хочет служить своему народу в жизни и смерти.

– Прямо крысиная «Калевала», – усмехнулась Лахджа.

Но потом она перестала усмехаться, а Вероника в ужасе отвернулась, потому что папа принялся… резать старую крысу заживо, вынимая внутренности и набивая чрево чужими волосами. Снежок издавал глухое мурчание, и Хранителю Наследия не было больно, но смотреть на это девочка не смогла.

Через полчаса на столе стояло нечто вроде жуткого идола. Хранитель Наследия был мертв, но остальные крысы явно не утратили разум, не стали обычными крысами. Майно закрепил тотемный терафим на подставке, покрутил в пальцах и сказал:

– Все. Пока он цел, они будут теми, кто есть сейчас. Если хотят, могут забрать и хранить сами. Или я могу положить в сейф, там его никто не тронет… хотя нет, в сейф нельзя, там экранирование. Ну еще куда-нибудь поставлю.

Крысы некоторое время наперебой пищали, а потом Победитель Кота что-то сказал, а Испивший Зелий подошел ближе и решительно протянул лапки. Джиданна перевела:

– Они очень благодарны вам, но просят передать терафим им. Говорят, что у вас все время что-то происходит, так что они уж лучше сами.

Майно не стал возражать. Ему же проще. Может, теперь крысы и поместье покинут, а то что-то их слишком много расплодилось.

– Была рада помочь, мэтр Дегатти, – сказала на прощание Джиданна.

– Рад был увидеть, что с тобой все хорошо, – кивнул ей Майно. – Ты на магистра-то не собираешься?

Волшебница неопределенно дернула плечами. Чтобы стать магистром, нужно откурировать минимум двух практикантов, а потом еще два с половиной года отучиться в магистратуре. Многим это просто неинтересно, особенно если у них и так все хорошо.

– Ладно, если все-таки надумаешь – зеркаль, – добавил Майно. – Я теперь ректор, подберу тебе лучших практикантов.

Когда дальнозеркало погасло, а крысы исчезли, прихватив чучело своего старейшины, Лахджа сказала:

– Ну что ж, теперь они будут разумны, пока не истлеет терафим.

– Высококачественное чучело может существовать почти вечно, – возразил Майно. – Даже без волшебства. Если правильно хранить и беречь от повреждений, проработает до освобождения Малигнитатиса.

– Ага, и вот в такие терафимы вы превращаете своих покойных предков? – спросила Лахджа, вспомнив похороны дяди Умбера. – Лежат под фундаментами такие вечные мумии, ждут своего часа.

– Какого еще часа?

– Освобождения Малигнитатиса. Вырвется он, и Мистерия призовет свою армию нежити. Во славу Плети.

– Какой еще Плети?..

– Которая служит королю мертвых.

– Да хватит уже. Я устал от твоих шуточек.

– Склоняюсь перед вашей волей, – согнулась в поклоне Лахджа.

Элиас Канерва, который все это время тихонько сидел в углу, затрясся в беззвучном смехе. Нет, это его дочь, точно. Не слишком-то и изменилась.