Зимние каникулы, как обычно, начались в день Янтарного Ястреба. Первые каникулы в жизни Вероники – и она наконец-то поняла, почему Астрид так сильно им радуется. Конечно, ей понравилось учиться, семестр прошел интересно, но все равно вернуться домой после трех лун сплошной учебы оказалось ужасно приятно.
Дома их встретили радостные родители. Вернее, папа вернулся вместе с дочерями – у него же тоже начались каникулы. Он зашел за Вероникой после третьего урока, они вместе зашли за Астрид, а потом двинулись на улицу Тюльпанов, 22. По дороге папа, тоже радуясь каникулам, провел их по лавкам и накупил подарков маме, Лурии и вообще всем.
Еще они встретили по дороге папиных знакомых и немного задержались. У папы теперь много знакомых. Их и раньше было много, но теперь такое ощущение, что вся Мистерия набивается к нему в друзья. Да и не только Мистерия, но и всякие иностранцы.
Особенно надолго их задержал один важный дядька – тоже сотрудник КА. Они с папой зацепились языками в кафе, куда он отвел дочерей, чтобы отметить начало каникул.
Кафе было кудесное. С красиво расставленными на окнах и вокруг веранды цветами, светящимися гирляндами и яркими фресками. Сегодня выпал первый снежок, морозец щипал щеки, но цветы росли и пахли, потому что на кафе лежали чары подогрева, и тут царила вечная весна. В Валестре полно таких зданий, которые принадлежат адептам Арбораза или просто хорошо заколдованы.
Кормили тоже кудесно. Папа разрешил заказывать все, что захочется, а сам с дядькой вышел на воздух, и там они долго курили и обсуждали модернизацию защитных контуров.
Астрид случайно услышала их разговор, когда ходила подслушивать.
– А это все из-за тебя, ежевичина, – сказала она, вернувшись. – Весь КА меняют, чтобы ты его не разнесла.
– Я. Ничего. Не. Разнесу, – сердито сказала Вероника. – Я за целый семестр ничего не натворила.
– Ну-ну, – подбавила в голос как можно больше сарказма Астрид. – Ты же в том кабаре почти Фурундарока вызвала.
– Ты сама попросила! – возмутилась Вероника. – Я его не вызвала! Я всегда могу вызвать, но не вызываю!
– Да, попросила, – поджала губы Астрид. – А ты ведомая. Завтра тебя кто-нибудь попросит Малигнитатиса освободить – а ты сразу и побежишь, теряя сандалики и подгузник. Просто подойдет к тебе Агент Зла на улице и скажет: «Девочка, а вызови, пожалуйста, Мистлето. Хочу, чтобы он все сжег». А ты и вызовешь. Потому что ты ведомая. Надо жить своим умом.
– Я не ношу подгузник, – отрезала Вероника.
– Уже потеряла, да? А сандалики как, на ме… эй, не бей меня ложкой!
Вероника обиженно засопела и принялась уплетать замороженный йогурт. Астрид в последнее время как с цепи сорвалась. При каждой встрече дразнится и задирает сестру. Несет всякую чушь.
Это она после того, как выяснилось, что Веронике кто-то поклоняется. Пусть это жалкая кучка психов (о чем Астрид все время зачем-то напоминает), но это все равно культ. Культ, посвященный Веронике. Не Астрид. И это не какие-то там, знаете, хомунции, которых давно след простыл.
– … А вот это, между прочим, была настоящая религия, – рассказывала тем временем Астрид. – Целая цивилизация. Не какая-то там вонючая секта.
– А что с ними стало? – спросил вдруг дядька за соседним столиком.
– Улетели, – с готовностью повернулась к нему Астрид. – Развились до звездных кораблей и улетели. Может, на потоп обиделись, не знаю.
– Потоп?..
Астрид принялась охотно рассказывать всю историю астридианцев. И как их нашли в кастрюле, и как разводили в террариуме, и как они поклонялись богине Астрид, и как она туда всяких жуков посылала, чтобы они учились быть мужиками… не жуки, конечно, а астридианцы.
– А потом они как-то неправильно очень развились и половину террариума отравили, а половину сожгли, – с сожалением сказала Астрид. – Чо-та они как-то привыкли воевать, короче. И мы их с мамой обнулили, чтобы они заново все начали.
– Обнулили?..
– Да, а то бы они злые стали. Мама сказала, что они перебьют друг друга, а потом нас, так что мы должны быть первыми.
– Ага…
Дослушать эту кудесную историю незнакомый дядька не успел, потому что наконец-то вернулся папа. Он плюхнулся за стол, заказал себе всякого и принялся расспрашивать, как его дочери учатся. Намекнул, что был бы рад увидеть их ежедневники, но Астрид свой предусмотрительно забыла в общаге, а вот Вероника доверчиво протянула отцу.
– Десять черных карточек за ПОСС?! – ужаснулся тот. – За что?!
– А это мне дедушка Инкадатти авансом проставил, – объяснила Вероника. – Но я три уже исправила.
– Авансом?.. – странным голосом переспросил папа. – Я… а что значит авансом, Вероничка?.. Просто так?..
– Ну… не… он…
– За все те случаи, когда мы все чуть не умерли, – подсказала Астрид. – Он наверняка вел счет.
Майно Дегатти подпер щеку кулаком. Его охватили смешанные чувства. С одной стороны, старый драуг не имеет никакого права так делать. Что там было до школы, его вообще не касается.
С другой стороны… в чем-то старый драуг прав… возможно. Видимо, таким образом он учит Веронику ответственности. И она в самом деле за целый семестр ничего не натворила – может именно из-за этих черных карточек? Она была пристыжена и волновалась в основном о том, как их исправить.
Спорное решение, конечно, но в КА не принято вмешиваться в чужие педагогические методы, если те остаются в рамках утвержденной программы. Не факт, правда, что десять карточек авансом в этих рамках остаются… надо свериться со школьными правилами… но Вероника Дегатти – очень особый случай, ее отец не мог этого не признавать.
Особенно после инцидента с «двадцать седьмыми». Когда ему позеркалили и обо всем сообщили, Майно погрузился в мрачную задумчивость. Втайне даже от жены он встретился с архидиаконом Коверном и получил от того личные извинения вкупе с уверениями, что его дочь Предвестники более не побеспокоят… а еще просмотрел полный список кандидатов на роль Рожденного.
Его не хотели показывать, но Майно надавил.
Список оказался длинным. Туда входили все дети, родившиеся в Мистерии с 1520 по 1530 годы, чье рождение или жизнь сопровождались необычными обстоятельствами. Преимущественно мальчики, но и несколько девочек тоже – и Вероника стояла на первом месте.
Было бы странным, если б ее не включили.
Лурия в списке тоже присутствовала. А вот Астрид не было. Она родилась в самом начале 1520 года, но не в Мистерии, так что ее не рассматривали.
Майно Дегатти хотелось спросить еще кое о чем и попросить личной встречи еще кое с кем, но он не мог даже заговорить об этом, не нарушив клятвы… он ее не давал, но был вынужден соблюдать. Попытался сказать обиняками, но архидиакон понимать намеки отказался.
Впрочем, не очень-то и хотел с ним Майно встречаться. Не хотел, чтобы этот… индивид его увидел. Чтобы взглянул на него своими глазами… глазом.
Самое важное Майно и так теперь знает.
На самом деле он очень давно это заподозрил. Почти сразу после первого призыва Фурундарока. Но ему не верилось… не хотелось верить. Он до последнего отгонял эту мысль, не желал даже смотреть в ее сторону.
Потому что… ну вот теперь он знает. И что дальше? Что ему с этим делать?
Майно Дегатти понятия не имел, что можно сделать в такой ситуации, а главное – нужно ли делать хоть что-то вообще. «Двадцать седьмые», вон, ничего не делают, только наблюдают и ждут, сами не зная чего. А Майно здесь и еще сложнее, потому что это его дочь, его девочка… и он страшно боится ей навредить.
И уж точно не позволит навредить ей каким-то кировым культистам.
К сожалению, «двадцать седьмые» – это не Сорокопут. Защитный оберег против них не смастеришь, а за религиозные убеждения Мистерия не преследует. Если конкретный «двадцать седьмой» что-то натворил, то этого конкретного и будут судить, этого конкретного и накажут. Нельзя потребовать: выкиньте их всех из Мистерии, потому что один из них попросил у моей дочери монетку.
Впрочем, будучи простыми смертными, они и далеко не так опасны. Зла они Веронике не желают, а в случае чего ей достаточно произнести два слова, чтобы любой культист горько пожалел, что с ней связался.
Но это все было больше луны назад, а сегодня начались зимние каникулы, и на следующие пятнадцать дней можно забыть о учебе и большинстве проблем.
– Нет, ты не забудешь, – пообещала Лахджа, расцеловав мужа и дочерей. – Я не забываю, и тебе не дам.
– Что не забываешь, мам? – спросила Вероника.
– Ну это наши с папой дела.
Астрид прищурилась и хотела потребовать ответа, но ее отвлекла Лурия, которой срочно требовалось показать сестрам формикарий. За последнее время она увлеклась разведением насекомых, и хотя ее букашки-таракашки, конечно, в сравнение не шли с астридианцами, это все равно было увлекательно.
Следили за ними в основном мама и енот. Лурия в свои два с половиной года с этим еще не могла справиться. Просто иногда ловила новых и сажала их в формикарий, а про старых, наигравшись с ними, просто забывала. Обычно через некоторое время они куда-то исчезали… мама говорила, что они убегают, когда Лурия на них не смотрит.
Астрид сначала взирала на это копошение мурашей снисходительно. Она снова хотела открыть рот, вспомнить про астридианцев… а потом закрыла его. К ней вдруг пришло осознание, что золотые годы-то позади. Далеко за спиной.
А прямо сейчас… у Вероники есть ее культ с психами, которые, конечно, агенты Зла, но считают ее богиней. У Лурии тоже есть ее букашки-таракашки, которые абсолютно ничтожны, но саму Лурию радуют.
А астридианцы… они БЫЛИ. Были когда-то. Давным-давно. Их больше нет, а если где-то и есть, Астрид от того не тепло и не холодно. Может, они давно и не помнят свою богиню – у хомунциев короткая жизнь и короткая память.
– Астрид, что у тебя с лицом?.. – нарушил ход мыслей голос мамы. – Что-то в школе случилось?
– Нет… ничего… – пробормотала Астрид. – Ма-а-ам…
– Что?
– А вот каково тебе осознавать, что твои лучшие годы позади?
– Что?..
– Ну ты же дальше живешь… ты как-то научилась справляться…
– Какие еще лучшие годы?!
– Не знаю… Тебе лучше знать… Ты что, предпочла забвение, чтобы воспоминания не бередили душу?
Мама издала неопределенный звук. Она пыталась подавить то ли смех, то ли рыдания… рыдания, конечно, смеяться-то не над чем. Видимо, ей тоже тяжело.
– Ничего, мам, я тебя понимаю, – вздохнула Астрид, крепко к ней прижимаясь. – Нам всем непросто.
Мама тоже обняла Астрид, содрогаясь в рыданиях. Астрид успокоительно похлопала ее по спине… удивительно, насколько уменьшилась мама за последний год. Наверное, у нее уже позвоночник дает усадку, как у всех старушек.
– Как же ты выросла, – умиленно сказала мама. – Абсолютно не поумнела… но так выросла!
Астрид отстранилась. Вот надо было ей момент испортить.
Папа тем временем помогал Веронике с вещами. Она набрала в библиотеке книг на каникулы.
– Вероничка, зачем тебе столько? – спросил папа, поднимая сумки по лестнице. – У нас своих полно.
– Эти я еще не читала, – заявила Вероника. – У меня как раз будет много свободного времени.
– Ты собираешься на каникулах только читать?
Вероника посмотрела на папу, как на иномирянина. Она не знала лучшего способа провести каникулы. Тем более зимние.
Все эти снежные виды досуга, катание с горок, лепка снеговиков, коньки… это без Вероники как-нибудь. Пусть этим занимаются те, кто читать не умеет. Вроде Астрид.
И однако уже на следующий день Астрид вытащила Веронику на свежий воздух, потому что валил снег, все покрылось пушистыми сугробами и сквозь них пробиралась Лурия, не понимая, куда делись все насекомые. А из Валестры портировался Копченый, которого Астрид позвала на каникулы в усадьбу, но он задержался на сутки, сдавая долги мэтру Дордену.
– Копченый реально плох в исчислении, – снисходительно сказала Астрид.
Ее это втайне радовало. Она не забыла, что на вступительных экзаменах он обошел ее по арифметике. Получил аж восемьдесят пять баллов. Но уже в КА он расслабился и стал сползать ниже. А Астрид, наоборот, взяла себя в руки, подтянулась, и сейчас у нее с исчислением все нормально.
Конечно, она не прямо гений, кто-то вроде Крысы-Ариссы все еще лучше нее… да и большинство остальных в группе тоже лучше… но по крайней мере у нее нет долгов. А у Копченого есть. Что это о нем говорит?
– Что ему не стоит с тобой дружить, – сказала Вероника, которой Астрид все это рассказывала. – И никому не стоит.
Она недовольно смотрела на снежные кучи. Астрид приволокла сестру на горку почти насильно, и та карабкалась теперь по склону, потому что если уж оделся и вышел, то надо кататься, иначе ради чего все это было?
– Ежевичина, ты чо-та докира смелая стала, – сказала Астрид, сажая сестру на санки и спихивая с горы. – Проверим-ка твою смелость.
– А-а-а-а-а-а!.. – унеслось вдаль.
Кудесная горка получилась. Мама соорудила ее еще вчера, как только повалил снег. А сейчас печет пирожки, и они как раз будут готовы, когда дочери замерзнут и прибегут… хотя Астрид не замерзнет. Это ежевичина закуталась в сто одежек, а Лурия вообще похожа на ком пуха. На Астрид же из теплого только шапка, да и то потому, что она стильная, с парой золотых крылышек.
Астрид еще летом себе купила. Сразу выбрала и заявила, что это бета-версия шлема солариона. А мама тогда почему-то скривилась и несколько раз переспросила, точно ли Астрид хочет именно эту шапку, а не какую-нибудь еще.
Но остальные-то и вполовину такими же кудесными не были. Они все обывательские какие-то, без характера. Чтобы просто напялить шапку на башку и ходить как дурак.
Кроме Копченого на каникулы приехали погостить Свизанна и староста Ромулус. Свизанна – на несколько дней, а потом еще, наверное, потому что ее родители живут в Валестре, так что она может просто забегать в гости, когда захочет. Астрид и Витарию звала, но та на каникулы поехала к своим родителям.
А со старостой случайно получилось. Он просто мимо проходил, когда Астрид своих девчонок приглашала, ну она и его тоже позвала, просто из вежливости. Думала, откажется, а он взял и не отказался. Хорошо еще, что это Ромулус, а не Двеске какой-нибудь.
– Мама сказала, чтоб я вам не докучала, а если буду в тягость, то чтоб сразу шла домой, – стыдливо поделилась Свизанна.
– Не будешь, – заверила Астрид. – Нам тут никто не в тягость, даже дядя Жробис. Он завтра в гости приедет, кстати. А ты что, прямо с улицы Тюльпанов домой будешь бегать?
– Ну наша квартира не очень далеко, – пожала плечами Свизанна. – За полчасика можно дойти.
– Она ж у вас прямо над лавкой? На улице Сирени и Крыжовника?
– Ну да.
– Удобно, что у нас в Валестре улицы в основном в честь цветов, – задумчиво сказала Астрид. – Красиво и… красиво. Зато идешь по улице, не видишь указателя, зато вокруг тюльпаны, значит и улица Тюльпанов. Скорее всего.
– Но там же не только тюльпаны растут, – сказала Свизанна. – На улице Сирени и Крыжовника не только сирень и крыжовник. У нас там очень много роз растет. И еще вишня есть.
– Да, ты права, это какая-то бессмыслица, – согласилась Астрид. – Почему вы не выкорчуете все эти розы и вишню?
– Зачем?
– Чтобы иностранцы не путались.
– Там есть указатели… не надо выкорчевывать розы… моя мама выращивает розы… возле лавки…
– Как хотите, я вам добра желаю, – пожала плечами Астрид. – Слушайте, а почему улица Алхимиков тогда не цветами называется? И площадь Философов еще.
– А они старые, – объяснил староста Ромулус. – Им много веков.
– И что с того?
– А просто в старину в Валестре алхимики жили с алхимиками, артефакторы с артефакторами, метаморфы с метаморфами, некроманты с некромантами. И улицы так и назывались. Но потом город рос, перестраивался, старые улицы исчезали, новые появлялись, а жили уже все вперемешку. Ну и стали давать названия по тому, что на этих улицах росло. Но самые старые улицы до сих пор носят старые названия.
– А ты это откуда знаешь?
– В учебнике прочитал. Мы это скоро проходить будем, кстати.
– А, удобно тогда, что я уже все знаю, – решила Астрид. – Хотя если подумать – лучше б улицы не цветами называть, а всякими великими именами. Живешь ты такая на улице какого-нибудь Барабыса Железного Посоха – и всяко кудесней, чем на улице Тюльпанов.
– Не, лучше уж называть улицы цветами, – возразил староста Ромулус. – В моей стране улицы в городах называют в честь королей и вельмож. И если какой-то вельможа вышел из фавора, то улицы его имени сразу переименовывают и указатели меняют. А если какого-то короля свергают или вся династия меняется, то переименовывают вообще все, что с ними связано. Когда я был маленьким, наша улица называлась улицей Королевского Величия, но семь лет назад ее переименовали в улицу Побед Жоакина, а еще три года назад – в улицу Победы над Жоакином.
– Кир запомнишь, – посочувствовала Астрид.
– У меня папа – почтальон, – вздохнул Ромулус. – Ему в эти годы непросто было. Он только запомнил все новые названия, а их опять меняют.
Староста уныло рассказал, что его папа, наслушавшись рассказов сына, тоже хотел перебраться в Мистерию. Только кому тут нужен человек, умеющий только разносить почту? Тут у всех дальнозеркала, газеты в ящиках материализуются волшебным образом, письма разносят духи всякие.
– Трудно ему будет, – согласилась Астрид, усаживая на санки вернувшуюся Веронику.
Они прокатались на санях до вечера. К ним еще Зубрила присоединился, потом Уберта и даже Кланос, которого вообще никто не звал, но он зачем-то приперся. Всей гурьбой играли в снежки, а когда стемнело – вернулись домой и еще долго играли в настольные игры. Кланос с Ромулусом – в манору, причем Ромулус Кланоса обставил, как маленького.
Астрид это понравилось. Вот не зря она позвала старосту в гости.
А Вероника, как обычно, устроилась в кресле у камина и хотела погрузиться в книгу, но ее вдруг дернул за плечо папа. Попросив не шуметь, чтобы остальные не услышали, он отвел девочку наверх, на чердак.
Там были мама и фамиллиары – Снежок, Тифон, Матти, Токсин. А еще – очень много печатей. Ими были расписаны стены, потолок, каждая половица. В центре – огромная сетка призыва, и вокруг плавал призрак дедушки Айзы.
– Ежевичка, у меня к тебе будет большая просьба, – сказал папа очень серьезно. – Ты помнишь того широкого дядю, который приходил летом? Его еще Астрид напугала.
– Помню, – кивнула Вероника.
– Это очень нехороший дядя. Ты носишь оберег?
Вероника сняла шляпу и показала потайное отделение в тулье. Там висела маленькая костяная птичка, которую папа вручил ей летом и наказал всегда держать при себе.
– Молодец, – сказал он. – Никогда его не снимай, он не позволит заморочить тебя, утащить в иное пространство или воздействовать демонической силой.
– Тому дядьке?..
– Ему, да. Дело вот в чем. Мы с мамой хотим попробовать его призвать.
– Это я могу! – обрадовалась Вероника.
– Я тоже могу, – кивнул папа. – Но понимаешь… так, вы этого еще точно не проходили. Считай это внеочередным уроком. Понимаешь, ежевичка, у обычных волшебников демоны далеко не всегда приходят на зов. А если ты хочешь призвать его со злыми намерениями, демон придет только если он глупый, неопытный, неосторожный или очень слабый. Или, наоборот, очень сильный и уверен, что ты ему ничего не сделаешь.
– Это входит в «неосторожный», – сказала Вероника.
– Да… ну ты поняла. Когда ты зовешь демона, между вами протягивается такая как бы ниточка. И демон, если он хоть немножко поживший и опытный, почувствует через нее твои намерения. И если заподозрит, что его тянут в ловушку – не придет. Или вместо себя пришлет неприятный сюрприз.
– Кошачьи какули? – спросила внимательно слушающая Вероника.
– Кошачьи ка… я тебе разве рассказывал эту историю?..
– Я рассказывал, – мурлыкнул Снежок.
– А… ну если это будут всего лишь какули, ты легко отделаешься. Это может оказаться другой демон, гораздо сильнее, или страшное демоническое проклятие, или вообще готовая разорваться Сущность Тьмы… м-да… Ну ты же помнишь, как нагло он тогда заявился прямо к нашей изгороди? Это была явная провокация.
– Провокация?.. – нахмурилась Вероника.
– Да, он наверняка узнал о твоей штуке и хотел, чтобы мы совершили глупость. Понимаешь, если демон готов, что ты его можешь призвать, если он этого ждет, то может та-а-ак напакостить… но вам потом про это на ПОСС расскажут. Просто запомни, что это очень опасное дело – призывать демонов с целью им навредить. Практически самоубийственное. Те, кто таким промышляет, долго не живут.
– Пап, я не призываю демонов с такой целью, – отвела взгляд Вероника. – Астрид просит, но я… я вообще никого не призываю уже давно! Ты ей не верь, если она что-то про меня говорит, Астрид все врет.
– Нет, ежевичка, в этот раз мы именно что попросим тебя призвать, – сказала мама. – Сейчас можно. Папа бы сам призвал, но… он тебе только что объяснил. Если попробует он – ничего не выйдет. У него намерения злые.
– А у меня выйдет? – усомнилась Вероника.
Она не была настолько уверена в своих силах. Особенно в последнее время.
– У тебя, возможно, выйдет, – сказал папа. – Во-первых, твои призывы всегда императивные, от них нельзя просто отмахнуться. А во-вторых, ты ребенок, и твои ментальные эманации… короче, твои помыслы чисты.
– Теперь уже не очень, – встревоженно сказала Вероника.
– Я же говорила, – закатила глаза мама. – Не надо было ей все это мямлить.
– Я… я мя… я мямлю?! – рассердился папа. – Я должен был ей объяснить, что мы делаем! Это наша дочь, я не хочу использовать ее втемную!
– Ну и зря, – пожала плечами мама.
– Нет, мам-пап, я не про это! – поспешила сказать Вероника. – У меня… я… у меня что-то… я теперь не так хорошо призываю. Обычно как… эм-м… как положено. С сетками и словами призыва. Потому что… так делают волшебники и… они… так работает. А как у меня – работать не должно. Ну оно и не работает… теперь. Только случайно или если я сильно пу… пугаюсь…
Папа аж с лица спал. Он не сразу понял, о чем бормочет дочь, но когда до него дошло, он аж позеленел от ужаса. А дедушка Айза распахнул рот и ахнул:
– Хорошо, что Гурим этого не слышит!
– Ежевичка, не неси ерунду, – отмахнулась мама. – Все эти сетки и абракадабры – это просто красивости. Они нужны только всяким зашоренным типам.
– И мне! – тревожно сказала Вероника. – Они мне нужны!
– Я уверен, это временный психологический барьер, – еще тревожней сказал папа. – Просто у нее сейчас такой период… эм… связанный с началом учебы. Она стала постигать правила работы мироздания и… пока что не может вместить в них себя. Честно говоря, я тоже не могу… ай!..
– Не нужны, – повторила мама, пнув папу. – Ты полудемон, милая. Ты с рождения это умела и тебя не нужно этому учить. Учеба – это… хобби. Просто чтобы делать то, что и так умеешь, веселее и занятнее. И чтоб были общие темы для разговоров со смертными.
Веронику это не убедило. Она всю жизнь старалась соблюдать правила. Она любила правила. Правила делают жизнь понятной и упорядоченной. И ей не нравилась мысль о том, что сама она из общих правил сильно выбивается.
– Я попробую, – немного уныло сказала она. – Но лучше, если с сеткой и словом призыва… ой, пап, а сетка не дорисована.
– Дорисована, – сказал папа. – Это сетка Сорокопута.
Вероника еще раз критически осмотрела рисунок на полу. Она не знала такой сетки, в книжке Фурундарока ее не было. Но она достаточно разбиралась в вопросе, чтобы сразу увидеть явные недочеты.
– Она разорвана здесь и здесь, – строго сказала Вероника. – Она никого не удержит. Демон выйдет, этому не помешать. Пап, это же азы.
– Я знаю, юная мэтресс, – немного сердито ответил папа. – Я сам тебя этому учил. Но тут ничего не поделаешь, такая у Сорокопута сетка. Он сам давным-давно это все организовал, чтобы сетка у него была вот такая. К тому же никто не знает его настоящее имя, поэтому когда его призывают, то это как смертельная лотерея. Он либо помогает задаром, либо требует огромную плату, либо просто убивает призывателя… и всех, кто окажется рядом.
– Слушай, а почему нельзя просто дорисовать недостающий контур мелком другого цвета? – спросила мама.
– Потому что нельзя! – огрызнулись на нее папа и Вероника.
– Ладно-ладно, я просто спросила, – вскинула руки мама.
– Слушай, это так не работает, – сказал папа. – Если что-то дорисовать, это будет уже другая сетка.
– И призовется либо другой демон, либо вообще никто, – добавила Вероника.
– Но мелок же другого цвета, – не оставляла надежды мама. – А остальной рисунок такой же.
Папа пожевал губы, подумал и наконец вынес вердикт:
– Это тупо.
– Да почему тупо-то?!
– Мам, это тупо, – уставилась серьезным взглядом Вероника.
– Ладно-ладно, я пойду! – закатила глаза мама. – Зовите меня, когда здесь будет Сорокопут!
– Не уходи, мы уже приступаем. Ежевичка, ты все поняла? Попробуешь?
Вероника с сомнением подошла к сетке. Она скучала по тем временам, когда была юна и доверчива, а ее штука работала безотказно просто потому, что Вероника не знала, что та не должна работать.
– Ладно, – вздохнула она. – Я попробую. Но вы уж не обессудьте, если ничего не выйдет.
– Ты, главное, не волнуйся, – поспешил сказать папа. – Мы тут все железно оградили, запечатали и обезопасили. Я с самого лета готовился. На нас всех обереги, на тебе – ожерелье Друктара. Активны страховые заклятия, Токсин ждет. У меня на быстром вызове Вератор, Артубба и мэтресс Чу – они предупреждены и готовы. В крайнем случае призовем даже… кхм…
– Его мы не будем призывать, – сухо сказала мама. – Больше будет суеты. Пока этому долбоклюю что-то объяснишь, Сорокопут уже…
– Да я и сам не хочу, он нам должен всего одно спасение. Просто говорю, что если что… если совсем все плохо… ну ты поняла.
– Настолько плохо не будет, – отрезала мама.
Вероника подошла к призывной сетке. Глубоко вдохнула. Это была не ее сетка, известная и знакомая, и не какая-нибудь найденная в книге по волшебству. Это просто сетка, которую нарисовал папа. Нарисовал и предлагает ей считать, что она призывает Сорокопута.
А это может быть просто картинка. Может, папа ее из головы выдумал, надеясь, что с Вероникой такое сработает. Потому что срабатывало. Много раз срабатывало неизвестно почему.
Сомнения. Сколько сомнений. Ненужных, все портящих.
Веронике захотелось убежать. И ее пугал вовсе не Сорокопут. Она боялась, что опять ничего не получится. Что ее штука окончательно ушла куда-то и больше не вернется.
И от этого страха все делалось только еще хуже.
За окнами совсем стемнело и завывала вьюга. Вдоль стен мерцали свечи, причем не вечные, а обычные восковые, закапавшие уже весь пол. Вероника набрала воздуху в грудь и прочла с листка, врученного папой:
– Откройся, дух Сорокопута, из бездны темной приди! Силу твою я вызываю, твоя помощь мне нужна здесь!
Воздух сгустился… замерцал… какой-то миг казалось, что сейчас что-то случится… но ничего не случилось. Вероника сердито засопела и процедила:
– Откройся, дух Сорокопута, из бездны темной приди!.. приди!.. призываю Сорокопута!.. ИДИ СЮДА!!!
Она почти взвизгнула на последних словах. Уперлась руками во что-то невидимое, топнула ногой, выпучила глаза.
Почему у нее ничего не получается?! Она, конечно, сомневалась, что что-то получится, но разве у нее не должно было именно поэтому все получиться?!
Это был бы красивый переломный момент! По закону жанра! Как во всех книжках! Когда главный герой сомневается в своих силах, а потом берет себя в руки, все делает, и все у него получается!
– СОРОКОПУТ!!! – заорала Вероника. – ТАЩИ СЮДА ЖОПУ!!!
Она просто попыталась представить, что бы на ее месте сказала Астрид. Вероника иногда обращалась к этой тактике – воображала, что она не она, а старшая сестра. Это помогало в трудные минуты.
Но снова ничего не случилось. Только будто заскрипело что-то, загудело далеко-далеко. Что-то где-то ломалось, выворачивалось, срывалось с петель… а большая широкая фигура с другой стороны крепко удерживала дверь, пока Вероника в нее ломилась.
И… это оказалось странно знакомым. Что-то такое она ощущала, когда пыталась призвать похищенных маму с папой. Как-то похоже, только… иначе.
– Он не идет, – растерянно сказала девочка. – Его кто-то, наверное, запер. Как вас тогда…
– Он сам себя запер, – мрачно сказал папа. – Самозапечатался. Демоны могут и так делать, когда боятся… особенно сильно боятся за свою шкуру. Жаль. Значит, призвать не выйдет…
– А, перкеле, – цокнула языком мама. – Мы что, зря столько корячились? Кто теперь чердак отмывать будет?
С первого этажа донесся звон. Как будто кто-то возмущенный швырнул кастрюлю в раковину.
– Ежевичка, не кори себя, – сказал папа, напряженно слушающий тишину. – Ты не виновата, у тебя все получилось… это был очень мощный призыв.
– Но он же не пришел, – опустила глаза Вероника.
– Не по твоей вине. Мы все почувствовали, как его сюда тянет. Но он… в домике.
– В бункере, – хмыкнула мама. – Что, план Б?..
– Мне не нравится твой план Б, – буркнул папа. – Я не хочу связываться с этим… кхм…
– Тихо-тихо-тихо. У тебя был шанс. Я даже позволила использовать нашу шестилетнюю дочь. Теперь будем действовать по-моему.
Папа мрачно молчал. А Вероника, довольная, что все провалилось не из-за нее, взяла за руку дедушку, подхватила Снежка и побежала ужинать.