Семья волшебников. Том 4

Глава 29

Солнышко припекало вовсю, и весна решительно вступила в свои права. Черная, напитанная влагой земля покрылась светло-зеленым ежиком трав. Сверкающие капли упруго колыхались на набухших почках. Чешуйки уже раскрывались, и сквозь них робко проглядывали нежные зачатки, напитанные капелью. Птицы галдели, трещали, стрекотали, чирикали и щебетали – словом, заливались на все лады. Пара синиц кружила в кроне молодой яблони, обустраивая будущий дом. Только что кончился первый весенний ливень, а Лурия Дегатти пыталась выковырять кого-то из норы.

Она сама пока не знала, кто там живет. Но это была хорошая нора. Добротная. Прелая прошлогодняя трава прикрывала едва заметный со стороны вход.

Там наверняка прячется кто-то замечательный.

Другой бы не заметил эту нору. Но не Лурия. От Лурии не сбежишь и не спрячешься. Она расшвыривала комья мокрой, жирной земли, она вся уже перемазалась, но сдаваться не собиралась.

Тут ведь как. Дома ее точно заругают за то, что она похожа на грязевика. Она недавно такого слепила, и он был настоящим произведением искусства, но мама с папой не оценили, и самая красивая королева в мире тоже не оценила.

Ну а раз дома ее так и так заругают, то и незачем останавливаться на полпути. Кто бы ни сидел в этой норе, теперь он будет жить у Лурии, и будет ее лучшим другом, потому что иначе она свернет ему шею.

– Ди сюда, нито п’зелеис!.. – пригрозила девочка, прижавшись щекой к земле.

Она еще не очень хорошо выговаривала слова. Это трудно, когда тебе всего два года и двенадцать лун. Возможно, еще через две луны, когда стукнет три года, всякие там буквы перестанут сопротивляться, когда Лурия их произносит.

Нора старательно выглядела совершенно пустой.

– Ди сюда, пазялста, – решила сменить тактику Лурия. – Дяай иглать.

Нора продолжала игнорировать девочку. Это было возмутительно. Лурия уже угрожала и упрашивала – что еще нужно?

– Я угосю тебя… ммм… – стала искать что-нибудь Лурия.

Вокруг были только трава и грязь. Грязевые куличики вкусные, Лурия часто угощала ими маму, и та хвалила, хотя и ела понарошку. Кто бы ни жил в норе, он тоже мог бы угоститься хотя бы понарошку.

Если он вежливый.

Так что Лурия слепила особо красивый куличик и самым своим ласковым голосом сказала:

– Ммм, ням-ням-ням, иди кусять! Билисима, пейфекта!

В норе зашуршало. Лурия хищно улыбнулась – она давно поняла, что добротой и милотой можно добиться большего, чем силой и угрозами. Сейчас житель норы вылезет на свет божий, и Лурия сделает его своим питомцем, другом… кем-нибудь точно сделает.

– Тьбя типей зовут Снюёк! – объявила она, быстро сжимая руку.

Уши заложило от шипения. Схваченная змея забилась, извернулась… и впилась в руку зубами!

Лурия громко всхлипнула. Стало ужасно-преужасно больно. Настолько больно, что Лурия сразу поняла – это смертельно. Ее укусила змея, и теперь Лурия умрет во цвете лет.

– Ма-а-а-ама-а-а-а!.. – заревела она, бегом бросаясь назад.

Змею она не отпустила.

…Лахджа вздрогнула. Она и отвлеклась-то всего на пять минут, утопить для водяного весеннего поросенка. Строго-настрого велела Лурии сидеть смирно и никуда не уходить. Ан нет, та успела куда-то усвистать, найти где-то приключений… и змею. Лахджа бараньим взглядом уставилась на бегущую и орущую девочку, крепко держащую змею… перкеле, да это ж гадюка!

– А ну-ка, брось! – приказала Лахджа, бросаясь к дочери.

Лурия проревела что-то невнятное и еще крепче вцепилась в змеиную шею. Лахджа с трудом, но уразумела, что Лурия ее ни за что не бросит, потому что у гадюки уже есть имя, она теперь Шнурок, и Лурия будет любить ее до самой смерти… видимо, совсем близкой.

Гадюка при этих словах укусила девочку снова. Та побледнела так, что аж позеленела. Зашаталась, едва не упала, но все-таки не упала – продолжила брести, не отпуская добычу. Подлетевшая Лахджа подхватила дочь, не без труда разжала пальчики и понеслась к дому, лавируя меж деревьями.

– Тифон, тля! – рявкнула она. – Ты ж обещал, что присмотришь!

– Она попросила поймать зайца, – виновато сказал пес, отпуская добычу.

Заяц тут же умчался в кусты.

Из ранок текла кровь, рука Лурии уже сильно отекла, а сама она на глазах теряла сознание. Ее шумно вырвало прямо на маму, но той было не до того – она пыталась вспомнить, смертельны ли укусы мистерийской гадюки.

Очень р-редко! В большинстве случаев укушенный выздор-равливает сам чер-рез тр-ри-четыр-ре дня! Однако в случае с р-ребенком, особенно маленьким, р-риск сильно повышается! Однако полудемоны, наобор-рот, как пр-равило, более живучи и устойчивы к яду!

Спасибо, Матти.

Примчавшись домой, Лахджа вручила Лурию Снежку, а гадюку Токсину. Белый кот затарахтел, выводя яд из организма, а зеленая мамба зашипела, объясняя чужой змее, что теперь та питомец вот этой девочки, так что лучше бы ей больше не кусаться. Но гадюка, кажется, мало что поняла, потому что она просто гадюка.

Лахджа мрачно уставилась на едва не погибшую дочь. Вот как, вот где та умудрилась отыскать в Радужной бухте гадюку? Прямо в их поместье! Лахджа была уверена, что гадюк в округе не водится, что тут нет никого ядовитее пчел на пасеке плюшевого мишки.

Но это Лурия. С тех пор, как она пересмотрела свои взгляды и усвоила, что живые зверюшки интереснее мертвых, дом превратился в живой уголок. Стоит на секунду оставить ее без присмотра, как она убегает в лес и притаскивает кого-нибудь себе в питомцы. Или охотится с Тифоном, который в ней души не чает.

Сначала был ежик. В самом начале весны, еще толком не очнувшийся от спячки. Но это еще ничего, ежик нормальный. Он теперь с фуканьем бродит по закоулкам дома, ловит жучков и время от времени приходит попить молока.

Потом был айчап Редис, который еще летом сбежал от Вероники жить вольной жизнью и его не стали искать, а потом и вовсе забыли. Лурия его нашла в лесу и притащила обратно, и хотя он все время снова убегает, девочка не сдается.

Потом она приволокла волчонка. Где вообще нашла?! Волки не водятся в Радужной бухте! Раньше вроде водились, но давно, в какие-то незапамятные времена.

Наверняка завел кто-то из соседей. Или даже расплодил на своей территории. Эти волшебники на что угодно горазды, их хлебом не корми – дай поиздеваться над животными.

Неправда.

Твоя мать вывела разумных микробов!

Это другое.

Майно уже спустился и изучал ранки. Те затягивались на глазах, Лурия дышала уже ровнее, но была все еще бледна.

– Почему у нас все время заводится всякая дрянь? – спросила в никуда Лахджа.

– Скверна, – коротко ответил Майно. – Смотри за ребенком сама, прекрати скидывать это на фамиллиаров.

– Ну да, на них не положишься. Они такие же ленивые и расхлябанные, как…

– Как кто?

Лахджа только отмахнулась. Она объясняла очнувшейся Лурии, что нельзя таскать из леса все зверье без разбора, что животные бывают опасными, а даже если нет – они могут вовсе и не захотеть дружить с человеческой девочкой. Но Лурия лишь упрямо раздувала щеки и требовала, чтобы ей вернули Шнурка, потому что ему пора кушать.

– Как кто? – повторил Майно.

– Змеи не едят куличики из грязи, – сказала Лахджа, игнорируя вопрос.

– А Снюок ест, – объяснила Лурия. – Он их любит!

– Давай дадим Шнурку что-нибудь другое? – предложила мама, хватая гадюку за шею. – Змеям вредно грязь.

Лурия заинтересовалась и стала спрашивать, что едят змеи, и как их вообще содержать, и можно ли вывести от Шнурка змеенышей. А Матти, Токсин и папа ей все растолковывали.

– … Привет, мам, чьи дела?! – раздался жизнерадостный голос. – Ой, тля, это чо, гадюка?!

– Ничьи дела, – машинально ответил папа, и у него забегали глаза, потому что это, вообще-то, бандитское приветствие. – Следи за словами.

Астрид, как обычно, влетела растрепанная, но гордая собой. Они с Вероникой ходили по соседям, снимая очередной выпуск «Прогулок с Астрид», прямой эфир из Радужной бухты.

До этого-то Астрид показывала сплошную Зидзилию, где семья провела большую часть каникул. Майно и Лахджа удивились, когда их пригласила туда в гости лично королева, но отказываться не стали.

Кто бы отказался? Зидзилия – одно из самых красивых мест на планете, процветающий курорт с великолепными пляжами и такой чистой водой, что на рассвете море кажется огромным сапфиром. Побережье усеяно крохотными атоллами, повсюду коралловые рифы, а население здоровое, белозубое и жизнерадостное.

Большая часть местных живет вдоль побережья, материковая часть заселена мало. Тем более, что там граница с Аюрой и Мговене, гораздо менее благополучными королевствами. Зидзилия же давно избрала для себя нишу туризма… на Парифате, правда, это называют паломничеством.

Портируются в Зидзилию через портал на северо-западе, где находится нейтральный город-перекресток, но потом обычно сразу берут ковролетчика и летят на восток, в один из прибрежных городов. Они в Зидзилии сказочной красоты, сплошь усыпаны храмами, банями, курильнями и борделями.

Но Дегатти отдыхали с детьми, так что в такие места не ходили. Даже бани в Зидзилии бывают с уклоном… не очень семейного характера. И это не всегда очевидно с порога. Сюда едут скорее за романтическим отдыхом или в одиночку.

Но они были гостями королевы, так что скучать не пришлось. Каждый день балы, приемы, званые ужины. Королева отмечала юбилей, ей исполнилось тридцать, к ней прибыли гости из других держав, в том числе другие монархи… и она всем рассказывала про тот случай, когда ее немного бесцеремонно призвали в Мистерию.

Рассказывала как анекдот, как веселую байку, смеялась над своей растерянностью, и каждый раз невзначай упоминала, что призывали-то самую красивую королеву на свете… вот и мэтр Дегатти подтвердит! Он-то лгать не станет, все-таки член ученого совета Мистерии… и мэтр Дегатти охотно подтверждал, что все так и есть, ваше величество, магия считает, что вы превосходите даже Галлерию Лискардерасс.

Были не только балы, конечно. Они плавали на королевской прогулочной яхте с расшитыми золотом парусами. Опускались на морское дно в гремлинском батискафе. Путешествовали вглубь страны, где охотились на хищных слонов и посещали винодельню удивительного каменного существа – дромада.

Хищные слоны произвели на Лахджу неизгладимое впечатление. Винодельня и ее хозяин тоже, но все-таки не настолько. На Земле-то она привыкла, что слон – это такое добродушное и умное животное, которое надо защищать от браконьеров. Но в Зидзилии и других странах Лафладжанкии водятся слоны хищные – странный выверт эволюции, ближайший родич обычного слона, но при этом с острыми клыками и питается мясом.

Зрелище того, как слон с трубным ревом настигает и пожирает зебру, было воистину незабываемым.

– Откуда у вас взялись хищные слоны? – спросила Лахджа, снова об этом вспомнив. – Просто при их комплекции проявить однажды интерес к охоте – это… Признайся, это ведь вы их вывели?

– Кто мы? – не понял Майно.

– Маги. Островные колдунишки. Любопытные чародеи, сделавшие остальной мир своим полигоном для экспериментов.

– О Кто-То-Там… ты что, начиталась этих теорий заговора? Не проводили мы нигде никаких экспериментов. Ну только в Пустыне Исполинов… и в Элементарии… и на Нечистых островах… и в Стажане… и в Домурбисе…

Называя все новые места, Майно потихоньку мрачнел. Он, правда, сразу оговорился, что в одних местах эксперименты проводились еще во времена Парифатской империи, другие стали аномальными из-за Волшебных Войн, а в третьих напакостили всякие магиозы-отщепенцы, которых Мистерия не одобряет и при первой возможности сажает в Карцерику. Но все равно список получился каким-то неприятно длинным, и это еще при том, что он далеко не все вспомнил.

– То есть я все правильно понимаю? – вкрадчиво спросила Лахджа. – Судя по тому, сколько веков прошло с Парифатской империи, магическое загрязнение чрезвычайно устойчиво… и все же это никого не останавливает.

– Да, – буркнул Майно. – Не останавливает… всяких магиозов. Кустодиан с ними борется. Ежевичка, что ты хочешь на день рождения?

– Папа, не меняй тему… книжек, – ответила Вероника, которая слушала очень внимательно. – Мам, у Лурии змея убежала.

– Да чтоб тебя!.. – ахнула Лахджа.

Пока они болтали о всякой чепухе, Снежок полностью Лурию исцелил, та воспряла духом и решила продолжить приручение гадюки. Та же, напуганная Токсином, хотела просто поскорее покинуть этот дом, и пыталась уползти подальше.

– Стой!.. – верещала Лурия, преследуя гадюку. – Стой, мы не законьтили!.. Астить, памай гаюку! Юбанка!

– Стой! – бросилась на охоту и Астрид. – Давай, окружай ее! Ежевичина, заходи слева!

Прежде чем дочери снова развели бардак в ее жизни, Лахджа поймала гадюку сама. Посмотрела на тянущую ручки Лурию и вкрадчиво сказала змее:

– Тихо-тихо, малышка, никто тебя больше не обидит. Хочешь стать самой смертоносной гадюкой на Парифате?

– И пусистой! – радостно добавила Лурия.

– И… ноги, – задумчиво сказала Лахджа, неся змею к лестнице в подвал. – Если бы змеи бегали за нами и кричали, это было бы просто ужасно. Верно, Лурия?

– Да! – захлопала в ладоши девочка.

– Нет! – крикнул вслед Майно.

– А мы тебя не спрашиваем, – отмахнулась демоница, беря Лурию за руку. – Пойдем, мой маленький ассистент, обсудим, как нам улучшить эту форму жизни.

Надолго она не задержалась, впрочем. Просто организовала змее террариум, показала Лурии, как хорошо та устроилась, и вернулась. Биологические модификации потом, а сейчас она опаздывает на Землю.

Завтра день рождения Вероники, а послезавтра на Земле Рождество, а в Мистерии – фестиваль Бриара. Лахджа планировала провести праздники с родителями, в Финляндии, отвести туда всех дочерей, но те неожиданно взбунтовались.

Майно-то больше не может пропускать эти фестивали. Члены ученого совета присутствуют на них в обязательном порядке – произносят речи, возглавляют мероприятия и голосуют за новых лауреатов Бриара.

Так что отец семейства в любом случае выпадает. Он и так себе всю голову сломал, за кого голосовать. Завтра последний день, завтра ему нужно запечатать конверт со списком своих кандидатов, и если он не успеет или не напишет все десять имен, конверт начнет дымиться, трезвонить, пошлет ябеду в Лидорзорий… короче, будут неприятности.

А Майно все еще колеблется, все не может решить, вносить ли в список дядю Жробиса, или это сочтут непотизмом. Ему, конечно, слова не скажут, потому что если твой родственник достоин премии, то он не виноват, что он твой родственник. Но все равно как-то неловко.

И решить надо до начала фестиваля.

Ну и Астрид с Вероникой тоже хотели в Валестру, тусить со школьными приятелями и смотреть волшебные шоу. Это гораздо веселее посиделок с дедушкой и бабушкой, чего не могла не признать и Лахджа. Сначала она хотела взять с собой хотя бы Лурию, но та тоже запросилась на фестиваль Бриара.

И тогда Лахджа решила, наоборот, снова привести в Мистерию родителей. Месяц назад она к ним наведалась, обо всем договорилась, и они там наверняка уже поглядывают на часы.

Им безумно понравится фестиваль Бриара.

– Мама вернется через пару часиков! – крикнула она, уходя в туманы Лимбо.

Больничный коридор в этот раз появился не сразу. Какое-то время Лахджа брела сквозь серый туман, не ощущая времени, не видя ни зги. Внутри поселилась обычная для Лимбо отрешенность, ощущение какой-то ненастоящести. Словно спишь и не можешь проснуться.

Но потом коридоры стали смыкаться. Возникли привычные ряды дверей… хотя не такие уж привычные. Лахджа давно заметила, что ее восприятие Лимбо постепенно меняется, что оно никогда не предстает в точности таким же, как в прошлый раз. Сейчас это уже не обычный больничный коридор, в нем появилась какая-то гигеровщина.

Он стал темнее и уже. Стены покрылись влажными, как будто органическими текстурами. Пол остался гладким и блестящим, как отполированный камень, но кое-где мерцали пятна крови и слизи. В воздухе висел привычный запах антисептика и медикаментов, но к нему примешалось и еще что-то – неприятное, неопределимое.

Интересно, это из-за ее хобби? Или из-за всего того, чего она навидалась в Паргороне, да и на Парифате? Или дело в том, что она уже двадцать лет как демон и все меньше ощущает себя человеком?

В любом случае это очень некстати. Придется успокаивать родителей, что это нормально, что ничего страшного не происходит, что это не начало хоррора.

Хотя они, вероятно, этого и не увидят. Каждый, кто входит в Лимбо, воспринимает его по-своему.

– Расскажу об этом своему психотерапевту, – хмыкнула Лахджа, выискивая дверь с табличкой «Земля». – Мэтру Тауване будет интересно.

Финляндия, Порвоо. Лахджа оказалась на том же месте, откуда месяц назад уходила – в лесу неподалеку от родного дома. Только теперь лежал глубокий снег, и Лахджа пожалела, что не оделась по сезону.

Она не мерзла, конечно. Бороздила сугробы, вдвое удлинив ноги, и ощущала лишь прохладу, приятную свежесть. Но сейчас ясный день, могут встретиться прохожие – а она в легком сарафане. Разговоры пойдут, тем же Хямяляйненам много не нужно… хотя они в Египте, возможно, они часто ездят туда на Рождество.

Подходя к домам, Лахджа все сильнее обрастала теплым мехом. Тот взбивался в определенных местах, так что казался изящной шубкой. Лучше был бы пуховик, конечно, шубы сейчас редко носят, но его труднее имитировать. Надо раздуться, сформировать блестящие кожные складки, и все равно будет сложно избежать зловещей долины. Малейшее несовершенство сделает тебя мерзким инопланетным толстяком.

Хотя настоящие пуховики именно так и выглядят…

Подходя к калитке, Лахджа нахмурилась. Дорожка не чищена, странно. Все завалило снегом, и явно не сегодня. Родители уехали, что ли? Но они вроде условились насчет даты, должны были ждать… может, случилось что? Кто-то заболел или умер… сердце екнуло, его будто сдавила холодная рука.

Перемахнув через забор, Лахджа прошла к дому, высоко поднимая ноги. На стук никто не ответил. Демоница заглянула в окна, но везде были опущены жалюзи.

Так, это нехорошо. Все еще остается вероятность, что им просто пришлось срочно уехать, но тогда должен быть способ связаться.

Смартфон Лахджа забыла. На Парифате от него нет толка, так что он лежит… где-то там лежит. Лахджа не помнила, когда видела его в последний раз, хотя купила именно для визитов на Землю. Она навещала родителей примерно раз в месяц, но ей некому было там звонить, а родители обычно дома. Если же все-таки отлучались… Ме Отслеживания.

Именно его Лахджа и применила. И… поначалу не поняла, что чувствует. Раньше оно так никогда не работало. Это очень хорошее Ме, подарок демолорда, с ним можно найти человека даже в другом мире, только пройти придется по всему его маршруту, след в след. Действует как очень четкая интуиция, изнутри приходит понимание, что твоя цель двигалась туда-то и с ней были такие-то сопровождающие.

Сейчас же… стоя у крыльца, Лахджа ощутила, как родители покидают дом, только сигнал от них почти неощутимый, затухающий. Словно они очень-очень далеко, гораздо дальше, чем кто-либо из тех, кого Лахдже доводилось разыскивать.

Да, вот тут они прошли, сели в машину… господи, как же легко отслеживать в мире, где нет магического загрязнения… они ехали на машине в том направлении… в город, понятно… Лахджа думала об этом, сначала шагая вдоль дороги, а потом поднявшись в воздух. Сейчас бы пригодилось Ме Скрытности, как у Астрид, но Лахджа и так справилась.

Она недолго летела над шоссе. След просто… закончился. Лахджа приземлилась и завертела головой, пытаясь уловить, что тут случилось, куда родители направились дальше… они же куда-то направились, да? Они просто остановились посреди чистого поля, потому что машина сломалась или еще что-то произошло?.. Они вызвали такси или дошли пешком, да?..

Да ведь?..

Нет.

Сердце стучало все чаще, а изнутри темной тучей поднималось понимание, которое уже давно там сидело, но до поры загонялось вглубь надеждой на лучшее и неверием в худшее.

Но эти последние стражи бастиона пали, и отрицать дальше стало невозможно. Ме Отслеживания говорило яснее ясного – здесь папа и мама покинули мир живых.

…Подробности Лахджа узнала от Хямяляйненов. Те в этом году остались дома. Немного изменив внешность и представившись дальней родственницей Канерв, Лахджа с мертвым лицом слушала рассказ о катастрофе.

– Недели две всего, – говорила пожилая руова Хямяляйнен, пока ее муж удрученно кивал. – Гололед был ужасный, дороги занесло, и случилась того… трагедия. Машина-то у них старенькая была, да и водил Элиас не очень. Говорила я ему, сходи ты в мастерскую, проверься, а он только рукой махал. Мол, хватит на мой век-то.

– Я-ясно, – собралась Лахджа. – Они не мучались?

– Нет-нет, что вы. Мгновенная смерть. Крутой поворот, врезались в дерево и… ох. А вы кем им приходитесь? Вам разве не сообщили?

– Хотелось бы навестить могилу, – вместо ответа сказала Лахджа. – Не знаете?..

У могилы Лахджа стояла долго. Родителей погребли рядом с ее собственной могилой, кенотафом. Хорошее место, тенистое. Тут и дедушка с бабушкой лежат, и другие предки. Неподалеку могила Йохана Рунеберга…

Мысли текли медленно и неохотно. Глядя на строгие каменные плиты, Лахджа вяло думала, что стоило почаще навещать родителей. Или вообще предложить им переехать к ней. Даже если бы не согласились – предложить стоило. А то, может, они хотели, да из вежливости не спрашивали.

Они были очень деликатными людьми.

Странное чувство. Сейчас ее должно охватывать неизбывное горе от потери родителей, а она ощущает только сожаление и тоску.

– Извините, – сказала Лахджа, отворачиваясь от могил.

Похоронами занималась кузина Анна. Официально никого ближе племянницы у мамы с папой не оставалось. Ей же досталось и наследство – в первую очередь дом. Видимо, теперь его продадут – Анна живет в Швеции, недвижимость в Порвоо ей ни к чему.

Но пока не продали. Лахджа без труда проникла внутрь и долго стояла посреди гостиной. Лишившись хозяев, дом как-то сразу опустел и погрустнел, стал тенью себя прежнего.

Хотя вещи в основном остались на своих местах. Мебель нетронута, ничего не взято… почти ничего. Забирая фотоальбомы, Лахджа обнаружила, что один из них пропал. Парифатский, с фотографиями из Радужной бухты и Валестры.

– Вот ублюдки, – сказала Лахджа.

Файлы на компьютере тоже оказались подчищены. Стерли все, что могло показаться необычным. Да и вообще пропали все сувениры из другого мира – как волшебные, так и не очень.

Даже философский камень забрали!

Кто это сделал, Лахджа догадалась сразу. Но ничего делать с этим не стала. Не то было у нее настроение, чтобы разыскивать неизвестно кого неизвестно где, а потом скандалить.

В чем-то ребята из Организации правы – у них тоже нет способа с ней связаться, а оставлять все это обывателям нельзя.

Впрочем, фотографии драконов и эльфов в нынешние времена никого не смутят. Нейросети тебе миллион таких нарисуют.

Но все обычные вещи остались на своих местах. Лахджа бродила по дому, как потерянный ребенок, брала то одно, то другое, снимала картины со стен, раскрывала книги, иногда замирала на месте с вазой или тарелкой в руках. Поднималась и спускалась по лестнице, зашла даже в гараж…

…Удочка дедушки Антеро. Та самая. Лахджа коснулась удилища, и словно переместилась в тот солнечный июльский денек…

– … Егоза, не разжимай рук!.. Ща уронишь!.. Будем не рыбу ловить, а удочку твою!..

– Не уроню, деда!.. Ща-ща-ща!.. О-о-о, рыба!.. Ого, какая большая!..

– Та-а-ак, у кого крючок за траву зацепился… Ничто, ща подплывем, ща вытащим…

– Да какая трава, поплавок в глубину ушел!.. Деда, помоги, я ща!.. о, пошло!.. это водоросли…

– Ничто, главное – крючок на месте…

…И Лахджа вновь вернулась в темный дом. Голос дедушки стих, солнце закатилось, река и лодка исчезли. Демоница сняла удочку со стены, подержала минутку и положила в кучку вещей, что решила забрать.

…Верхнее отделение секретера. Мама хранила здесь старинные книги и другие памятные вещи, оставшиеся от ее родителей, дедушки Ханну и бабушки Вероники. Евангелие на русском языке, потемневшие иконы… от них пальцы слегка покалывало. Не жгло, не щипало, но все-таки трогать не хотелось.

Может, забрать их? Бабушка Вероника очень берегла эти реликвии. Ей они достались от ее матери, а та привезла из царской России… или уже советской, Лахджа не была уверена. Кажется, дело происходило как раз во время революции или сразу после нее… стоило почаще расспрашивать родителей, а то всего три поколения, а она уже ничего и не знает о жизни прадедов и прабабок.

Хотя срок до позорного смешной, чуть больше ста лет. В Паргороне бы расхохотались, услышав, что для кого-то это считается давно.

– Ладно уж, полезайте и вы в мешок, – пробормотала она.

Кроме реликвий тут лежала тетрадь. Рукописная поваренная книга, наполовину на русском, наполовину на финском. Первую половину заполняла прабабушка, вторую – бабушка… о, а вот и секрет самых вкусных пирожков…

– … Горяфо, горяфо!..

– А ты хватай те, что снизу. Что ж ты сверху-то берешь?

– Шверху вкуфнее!..

– Ну тогда и не жалуйся, что горячо. Хочешь лепить? Вот тебе скалка.

– О-о-о!.. Я буду рыцарем скалки!

– Обязательно будешь, только начинку не разбрасывай…

…И снова никого и ничего. Растаял запах свежих пирожков, стих добрый бабушкин голос, померкло теплое весеннее солнышко. Лахджа осталась с пыльной тетрадкой в руке.

Пожалуй, можно добавить сюда и пару парифатских рецептов. Да и паргоронских.

Лахджа вспомнила и дедушку Ханну, маминого папу. Он не был таким веселым и юморным, как дедушка Антеро, редко улыбался и не особо находил контакт с внучкой. Но если она приходила в его мастерскую, дедушка молча протягивал рубанок и показывал, как снимать стружку. Тоненькую-тоненькую, золотистую, с терпким запахом… у дедушки. У Лахджи не получалось. Резьбой по дереву, в отличие от рыбалки, она не увлеклась.

Но все равно вспоминала те часы с улыбкой.

И бабушка Астрид, папина мама. Ее Лахджа помнила хуже всех, но они с правнучкой были чем-то похожи. Бабушка Астрид родилась и выросла в Швеции, обожала путешествовать и была бойкой жизнерадостной старушкой. Носила соломенную шляпу с цветком, привозила необычные сувениры из самых разных стран и с удовольствием занималась внучкой… но под настроение. Ей все быстро надоедало, она все время суетилась и куда-то неслась. По нынешним временам ей бы, наверное, поставили диагноз СДВГ, но тогда считали просто бодрой пожилой леди.

Лахджа надолго остановилась у стеллажа с бабушкиными сувенирами. Их было так много, что они составили настоящую коллекцию. И у каждого есть история.

Для тех, кто поселится здесь потом, это будет просто мусор. Дешевые безделушки, статуэтки, маски, амулеты и… это что, деревянный фаллос? Стыдливо прикрыто африканской маской и цветастым японским веером.

Лахджа забрала все.

Фотоальбомы и памятные вещи она собрала в две больших сумки. Забрала планшет, который папа приготовил на день рождения Вероники. Скачала с компьютера архив фото- и видеозаписей. Нашла файлик, где папа держал все пароли и логины, на всякий случай его скопировала. Удалять не стала, кузине Анне он, возможно, понадобится.

Вошла в когда-то свою, а теперь гостевую комнату. Долго смотрела на постеры, которые развесила еще в старшей школе. Родители их так и не сняли, хотя папа в свое время очень критиковал ее музыкальные вкусы. Это был его отцовский долг – подвергать критике все, что она любит.

Мама тоже. Она так и не позволила надеть на выпускной тот костюм…

– … Нет, ты его не наденешь. Ты что? А это что?..

– Это футболка.

– То есть мало того, что ты наденешь брючный костюм, так еще и футболку под него?

– Это мое видение.

– Нет уж. Мне хватило того года, когда ты говорила о себе, как о парне. Но это, знаешь, ни в какие ворота. Это все-таки выпускной.

– Да, и я хочу быть неотразима!

– Нет. Моя дочь будет самой красивой. Я знала, что ты что-нибудь такое учудишь, и поэтому… вот…

…Голос мамы стих. Лахджа стояла перед шкафом, держа то самое платье. Его они тоже сохранили.

Лахджа надевала его всего раз. Старательно делала вид, что делает это лишь из уважения к родителям и чтобы их не расстраивать, хотя на самом деле оно ей страшно понравилось.

Стоило меньше вредничать. Сейчас стыдно за тот подростковый бунт.

Мама. Если подумать, Лахджа ее часто огорчала. Она была единственным ребенком, и ее немного избаловали.

Вроде бы все. Она обошла весь дом и собрала все, что не нужно никому, кроме нее. Вот разве что еще… да, он положил ее здесь, у входа. Чтобы не забыть…

– …Пап, а ты что, достал балерину из машины?

– Да, она так понравилась малышке Лурии… Подарю ей в следующую встречу.

– Она очень обрадуется. Ну я через месяц тогда за вами заеду, хорошо? Фестиваль Бриара – это что-то невероятное, вам понравится!

– Будем ждать, крольчонок…

…Темнота и тишина. Ни мамы, ни папы. Только старая елочная игрушка смотрит на Лахджу нарисованными глазами…

– Вот так живешь-живешь, а потом бац – и ты внезапно смертен, – донесся насмешливый голос.

– Кто это сказал?! – вскинулась Лахджа. – Ты… а ты что здесь делаешь?!

Раздался звук смыва, и из туалета вышла упитанная фигура. Он был в облике человека, но Лахджа все равно сразу распознала старого… приятеля. Не столько своего, сколько бывшего мужа, но Князь Тьмы Асмодей – не из тех, кого легко забыть… хотя и очень хочется.

– Сочувствую твоему горю, – сказал он без тени сочувствия. – Бедная одинокая сирота.

– Это ты?.. – нахмурилась Лахджа.

– Нет, это не я, – хохотнул Асмодей. – Это король Дании. К твоим услугам.

– Я говорю – это ты устроил?.. Из мелкой мести?.. или подлости?.. злой шутки?..

– Да было бы за что мстить, – фыркнул демон. – Они и так бы скоро померли. Это же людишки, они гаснут, как пламя свечи.

– Тогда не понимаю. Что ты тут делаешь?

– А так просто. Заглянул посмотреть, как ты заливаешься слезами. Где они, кстати?

Лахджа отвернулась. Да, она не проронила ни слезинки, но уж не перед этим жирным бесом ей оправдываться. Многие переживают горе с сухими глазами.

– О-о-о-ой!.. – обрадовался Асмодей. – Твоя демоническая натура почти дожрала все остальное. Приятно это видеть. Еще немного, и сможешь вести нормальное существование. Признаться, я рад за тебя. Это как увидеть калеку, который наконец-то встает на ноги.

– Ты за мной следишь? – с отвращением спросила Лахджа. – Зачем?

– Приглядываю, – сказал Асмодей, беря из шкафчика текилу. – Ты мне интересна как объект. Может, ты моя будущая коллега. Люблю, знаешь, процесс падения. Есть в нем своя особенная красота – просто нужно видеть его весь, с начала и до конца. Иногда это растягивается на годы. Иногда – на века.

– Надо будет дойти до Люцифера и сказать, чем ты занят в рабочее время. Но раз уж ты здесь… ты ведь должен знать, куда попали мои родители. Они были лютеранами… ты ведь в курсе?

– Я не слежу за судьбой каждой христианской душонки. Это сложная логистика… хотя ладно, за этими следил.

Лахджа вперилась в демона мрачным взглядом.

– Ох, где же они, где же они… – закряхтел тот с наслаждением, вынимая засаленный блокнот. Из кармана посыпалась всякая мелочевка – скрепки, бумажки, колечки от банок с пивом, использованные презервативы. – Надо посмотреть, надо свериться с реестром…

Лахджа терпеливо ждала. Она давно усвоила, что в общении с Асмодеем лучшее, что можно сделать – просто игнорировать его клоунаду. Тогда ему станет скучно, и он прекратит.

Подыгрывать следует лишь если он в состоянии куража или нажрался. Потому что иначе он озвереет.

А злиться нельзя ни в коем случае. Потому что тогда ему станет весело, и он удвоит усилия. А это может привести уже к печальному исходу.

– Ладно, в Раю они, – с каким-то разочарованием наконец сказал Князь Тьмы. – Тьфу. Какие хорошие люди, и какая непутевая шлюшка-дочка. Хочешь их навестить?

– А можно? Меня пустят?

– Нет. Разумеется, нет. О-о-о, зря я это сказал. Было бы приятно взглянуть, как Уриил гонит тебя в шею. Знаешь Уриила? Это такой верзила с огненным мечом и аллергией на демонов.

– Ясно.

– Ты что-то какая-то квелая. И скучная. С чего бы это?.. ах да, родители. Точно. Думаю, еще пару дней это будет тебя тревожить.

– Вероятно, – сухо ответила Лахджа. – Я пойду.

– Стой. Это что, все? Разве тебе не нужны связи, чтобы достучаться до моих бывших коллег? Даже чтобы просто встретиться со своими родителями, тебе придется пройти через очень-очень много бюрократии, и тебе все равно скажут «нет». Потому что ты демон. Проклятая душа. Тебя даже некому отмаливать. Да тебя и не отмолишь.

– Какой же ты липкий, – с омерзением сказала Лахджа, открывая окно и беря сумки. – Что тебе надо от меня? У меня ничего нет. А поиздеваться тебе и в Аду найдется над кем.

– Просто хотел усугубить твои страдания, – обезоруживающе улыбнулся Асмодей. – Осквернить твое горе. Чтобы даже о дне смерти своих родителей ты не смогла вспомнить, не вспомнив… это.

И он оглушительно пернул. Лахджа замерла, борясь с желанием врезать в жирную ухмыляющуюся харю. Мучительно хотелось, но… но он ее провоцирует.

Может быть, однажды, когда-нибудь потом.

– Спасибо за попытку развеселить, – отчужденно сказала она. – Тронута.

– Обращайся, – ухмыльнулся Асмодей. – Мы же не чужие друг другу. Кстати, хочешь перечпокнуться?

Лахджа перемахнула через подоконник и захлопнула за собой окно. В другое время она бы не оставила Князя Тьмы одного в доме родителей, но какая теперь разница? Она забрала все, что имело хоть какую-то важность, а папин алкоголь пусть уж Асмодей распивает, если ему хочется.

У Лахджи в этом мире больше ничего нет.