Семья волшебников. Том 4

Глава 1

Во тьме что-то шевельнулось. Сдвинулось что-то огромное, неповоротливое. Струящиеся по стенам лозы выпустили массивную фигуру, и Сорокопут открыл глаза.

Древний демон не хотел сегодня просыпаться. Нет, только не новый день. Не еще одни сутки в этой темнице, в которой он сам себя замуровал.

Он прятался уже полтора года. Отрезал, отсек, отбросил большую часть своего мира, своего охотничьего анклава, где много тысяч лет жил и работал, где хранил богатейшую коллекцию и растил прекрасные цветы.

Остались жалкие крохи. Уцелело ядро, личные апартаменты и несколько самых ценных экспонатов. Со всем остальным пришлось расстаться.

Сорокопут обнищал. Он больше не демолорд. Строго говоря, он и раньше им не был, у него не было счета в паргоронском Банке Душ, но он был им равен. Мог потягаться со многими из них.

С ним считались. Он был могуществен.

А теперь он обнищал и вынужден прятаться. Спасая свою жизнь, он скрылся в самой сердцевине берлоги и окутал ее такой паутиной и туманами, что даже слуги демиурга не сумели прорваться.

Полтора года его держали в глухой осаде, но потом махнули рукой. У Вседержителей не те масштабы, чтобы вылавливать отдельных паразитов. Если вредоносная нечисть тревожит их чем-то, неосторожно кусает – ее прихлопывают одним ударом. Но если она затаилась в норе и не дает о себе знать – ее оставляют в покое, потому что выковыривать из щелей всякую дрянь для демиурга слишком мелко.

Хотя, конечно, они поставили часового. Сорокопут слышал его, чувствовал.

Он там, прямо за дверью. Его личный тюремщик. Стоит только высунуть нос – и Сорокопута добьют.

Было бы хорошо заснуть на несколько веков. К тому-то времени о нем уж точно позабудут… позабыли бы, если б это не был Саваоф.

Он какой-то… злопамятный. Совершенно не умеет прощать.

– Обидно? – донесся насмешливый голос.

Сорокопут чуть повернул голову. Аурон как проснулся в тот день, так с тех пор и не засыпал. Сорокопут ослабел, его теперь хватает лишь на то, чтобы удерживать альва в заточении.

И его взгляд аж обжигает. Следит за своим мучителем, ловит каждое движение. Ждет шанса… он не дождется.

– Не так, как, должно быть, обидно тебе, мой дорогой Аурон, – прошептал Сорокопут. – Могу представить, что ты почувствовал, когда понял, что спаслись почти все… но не ты. Ты остался, чтобы я жил. И ты останешься со мной навсегда. И твои друзья тоже останутся.

Аурон пошевелился – и пошевелились лозы. Стиснули его крепче, впились шипами в атласную кожу. Но даже стона не вырвалось из уст прекрасного создания, а глаза остались холодными и презрительными.

Аурон и еще несколько жемчужин. Все, что уцелело. Большая часть экспонатов освободилась или умерла окончательно, что для Сорокопута одно и то же. Шедевр разрушен. От грандиозной коллекции остались жалкие ошметки. Те, что хранились в личных покоях, кого Сорокопут желал держать как можно ближе к себе.

Кроме Аурона тернии продолжали беречь два десятка его сородичей, прекрасных древних альвов. Четверых могучих гелориев, чьи тела – словно костры. Трех сестер-талий, прекрасных воздушных небожительниц. Бессмертного чародея Натараста, что когда-то едва не убил Сорокопута. Нимфу Анадиомену, владычицу полноводной реки. Маркизу Армецци ле Одетта, королеву белых вампиров. И живого кхэлона, повелителя пространства и времени.

Как же досадно, что Адрахиил здесь не поместился!

Самые лучшие, самые драгоценные, каждый – будто ограненный алмаз… но их так мало. Сорокопут утратил девяносто процентов прежнего могущества, если не девяносто пять. Он все еще сильнее простого демона, но с демолордами больше не идет и в сравнение.

И у него плохо с друзьями. Врагов хватает, он нажил их несметное множество, а вот кого-то, кто смог бы приютить, помочь чем-то…

Но прямо здесь у него вообще ничего нет. Он просто будет медленно гнить – и это Саваофа тоже устроит. Он беспощадный и мстительный бог, ему неведомо сострадание. В его культах принято всячески убеждать паству в обратном, но Сорокопут-то уж знал истину.

Кто-кто, а уж слуги Саваофа его не щадили и не жалели. Они никогда не ищут компромисса, не пытаются как-то договориться, разделить сферы влияния.

Ты либо служишь Саваофу и подчиняешься его правилам, либо ты мусор. А мусор сжигают в священном пламени.

Так что ему надо выбраться любой ценой. Чего бы это ни стоило… Аурону.

– Ох, прости, что вынужден это делать, – сказал Сорокопут, касаясь гладкого, такого уже родного бедра.

Вот теперь Аурон застонал. Заскрипел крошащимися зубами, сдерживая истошные крики. Из уголков губ потекла кровь, а на лице проступили морщины. И без того белые волосы стали ломкими, глаза потускнели. Жизнь покидала принца Тир-Нан-Ог, он отдавал ее, чтобы Сорокопут смог освободиться.

Демон прервался в последний момент. Нельзя убить одну из драгоценнейших жемчужин, их слишком мало осталось!

Сорокопуту уже хватит.

Он потянулся вовне. Выглянул мыслью из берлоги. Сейчас он ненадолго обрел прежнее могущество, снова стал равен демолорду… и надо использовать эту кратковременную силу наиболее рационально.

Вот он, архангел-часовой, сияющий тюремщик грязного демона. Прекрасный образец. Сорокопут аж губу закусил, ощутив такую мощь, такую безупречную красоту. Как бы он смотрелся рядом с Ауроном!..

Но захватить будет слишком трудно. Много веков назад Соропут сумел захватить Адрахиила, что звался Мечом Господа, и это было одной из лучших его комбинаций, это невероятно украсило коллекцию… но тогда он был в полном своем расцвете. Сейчас не получится.

К тому же этот настороже. В отличие от почти всей прежней добычи, он знает, что рядом Сорокопут, и готов ко всему. Одна неточность, секунда промедления – и все рухнет, все пойдет насмарку. Надо убить, мгновенно уничтожить – и сожрать то, что получится.

В краткосрочной перспективе это тоже неплохо. Он полтора года постился, берег остатки дивной коллекции… и запасов питания.

Сегодня он наконец-то поест вволю.

Сорокопут славился изощренными ловушками. Иногда он готовил их годами. Долго и тщательно продумывал западню, терпеливо ждал, глядя на добычу из темноты… а потом резкий бросок! Выпрыгнуть из норы, схватить, уволочь!

Иногда охота срывалась. Бывали неудачи. Но обычно все проходило гладко.

Это было частью творческого процесса. Красивая изящная поимка делает шедевр полнее. Добавляет ему историю. Сорокопут любил прохаживаться по своим залам, рассматривать экспонаты, вспоминать, как с ними познакомился… эти истории были дороги его сердцу, а его их лишили.

Проникнуть в его личные покои было невозможно. Но наружу все-таки вели… нет, не двери, не окна и даже не бойницы. Всего лишь щелки. Вовне мог проникнуть лишь слабый цветочный аромат.

И Сорокопут полтора года травил своего тюремщика. Очень медленно, микроскопическими дозами, так что тот ничего не замечал.

В самом деле, даже обычные цветы могут вскружить голову. Сорокопут умел и любил применять в охоте дурман.

Многого не нужно. Просто притупить чувства. Замедлить реакцию. Ослабить бдительность.

Конечно, ангел все равно готов, что Сорокопут попытается сбежать или напасть. Но он не может бдить каждую секунду и во всех направлениях.

А Сорокопуту достаточно легкой заминки.

Сорокопут напрягся. Решающий момент.

Раз… два… три!..

Окно распахнулось прямо в воздухе. За спиной светлого духа. Тот сразу почувствовал. Сразу развернулся, потянулся к поясу… но чуть медленнее, чем нужно.

Страшная ручища смяла череп, как гнилую дыню.

Теперь самое важное. Не дать ему вернуться к небесному престолу. Ангелы очень к нему привязаны, а сейчас погибло лишь временное телесное воплощение.

Захватить… не выпускать. Иначе через пару минут тут все будет кишеть этими ублюдками.

Но это было уже рутиной. Сорокопут делал такое миллион раз.

Готово. Теперь… надо понять, что случилось.

Сорокопут медленно двинулся по тому, во что превратилось его королевство. Разрушенные залы. Гниющие лозы. Души исчезли все до единой, но кое-где лежат трупы.

Далеко не все его экспонаты сбежали живыми. Многие умерли, едва сойдя с шипов.

Ну что ж, по крайней мере, они станут удобрением для новой поросли.

Как это произошло? Что здесь произошло? Сорокопут постоянно об этом думал.

Ясно одно – кто-то из пленников пробудился, сумел освободиться и освободил других.

Такого раньше не случалось. Система была надежна. От Сорокопута еще никогда никто не сбегал. Те немногие, кому удавалось проснуться, не могли слезть с шипов – они просто страдали, пока не приходил Сорокопут и не облегчал их муки, снова погрузив в сон.

Сбежать было невозможно без внешней помощи. Но и она была невозможна! Сорокопут изолировал анклав очень надежно.

И все же… это произошло. Кто-то сумел лишить Сорокопута всего, сумел разрушить его жизнь, превратить в полное ничтожество.

Месть. Сорокопута охватила жажда мести. Чувство, сурдитам несвойственное, но у всякого есть предел.

Однако кому мстить? Слугам демиурга? Он не сможет. Да и не было там конкретных лиц, хотя все наверняка началось с Адрахиила.

Может, именно Адрахиил первым и освободился?

Сорокопут как раз дошел до его зала. Вот здесь он висел, величественный и прекрасный. Повелитель Терний поиграл пальцами в воздухе, дернул за невидимые струны… ох, как все разрушено, в каком всё упадке. Анклав почти не слышит хозяина, живые лозы остались только в ядре. Все остальное безжалостно сожгли.

Но воздух и стены все еще хранят эманации пленников.

Он прислушался – и до него донеслись голоса. Те, что звучали тут полтора года назад, что принадлежали очаровательным цветам. В воздухе замерцал слабый призрак, отпечаток Адрахиила, и раздался чуть слышный голос:

– … Ступайте. Господь с нами.

Почему он это сказал? Кому он это сказал? Висящим на стенах жертвам? Нет… нет-нет-нет.

Сорокопут заметался. Он искал тут и там, просматривал и прослушивал почти угасшие флюиды, читал рисунок эфира, что все еще помнил произошедшее. Уже только обрывочно, а большая часть сгорела в священном пламени, но Сорокопут был терпелив и настойчив.

И он выяснил, с кого все началось. С двух демониц, что составляли прекрасно-ироничную композицию. С двух ненавидящих друг друга цветов, что каким-то образом очнулись… и вступили в союз. Они объединили силы, и этих крошек хватило, чтобы сползти с шипов.

А потом они не сбежали, как было бы логичнее всего, а принялись освобождать остальных.

Жаль. На одиночных беглецов у Сорокопута стояли капканы. Этого не случалось ни разу, но он не отвергал такую возможность и был к ней готов.

Кто был первым? Кто проснулся? Почему проснулся?

Хотя это неважно. Пленники и прежде просыпались, Сорокопут сам допустил ошибку, повесив этих двоих настолько близко друг к другу. Плоти Древнейшего нельзя давать возможность контактировать, но он слишком давно покинул Паргорон… да и эта крылатая была не плоть от плоти… очередная химера Матери Демонов.

Может, в этом и дело? Какое-то неизвестное свойство, сокрытая способность, быть может…

Сорокопуту стоило изучить ее получше.

Но дело может быть и в Абхилагаше. Кто знает, чем одарил любимую жену Балаганщик? Он так легко согласился с ней расстаться… что если это был изощренный план? Что если он подсунул Сорокопуту отраву под видом лакомства? Не в его стиле, не в его духе, но… надо разузнать.

Все равно здесь надолго оставаться нельзя. Рано или поздно сменится караул или случится проверка связи. Можно снова закупорить анклав изнутри, восстановить барьеры, опутать все тенетами и приготовиться к осаде… но сейчас гораздо меньше энергии, чем после бегства из Паргорона. Берлога засвечена, брешей слишком много, а внимание демиурга стало чересчур пристальным.

Сорокопут надежно запер ядро анклава. Его сокровищницу, последний источник его силы. Создал в нем иллюзию своего присутствия. Когда ангелы узнают о пропаже часового, то решат, что Сорокопут высунулся, склевал неосторожного червячка и снова спрятался. Бдительность они после такого удвоят, но сторожить продолжат пустую клетку.

А птичка-то давно упорхнула!

– Какая же ты все-таки дрянь, – густым басом сказал Хальтрекарок. – Я тебя ненавижу, хоть ты и моя мать. Зачем ты меня так назвала?

– До сих пор не верю, что у меня родился такой поганец, – с отвращением ответила Абхилагаша. – Чем тебе не нравится имя, маленький говнюк?

– В этом мире больше ста Хальтрекароков, – процедил младенец. – Я не принимаю это имя. Я плюю на тебя.

– Сейчас я уйду, и через какое-то время ты умрешь от голода, – пообещала мать. – Прощай.

– Стой! – рявкнул Хальтрекарок, пытаясь вылезти из коляски. – Вернись и дай мне сиську! Это твоя обязанность, как матери!

Абхилагаша выждала подольше. Любимый сын продолжал орать и осыпать ее матерной бранью, но она выжидала и все шире улыбалась, потому что в его воплях стало проступать отчаяние.

Все младенцы гхьетшедариев какие-то такие. Их неразвитый крохотный мозг кипит от вмещаемого сверхразума. Их раздражают телесная слабость, полное неумение ходить и держать голову.

– Я обосрался, – устало сказал Хальтрекарок, раскинув ручки в стороны. – Да будет ли в жизни хоть что-то хорошее?

– Ну поплачь, – злорадно сказала Абхилагаша, пока Безликий мыл и пеленал сына демолорда.

– Не дождешься, – огрызнулся Хальтрекарок. – О Древнейший, мне всего тридцать недель, а я уже так вас всех ненавижу…

Был очередной синедень, со стороны арены доносились гул толпы и периодические взрывы оваций, но здесь, в дворцовом саду, царили тишина и спокойствие. Абхилагаша сегодня улизнула от обязанности сопровождать мужа на еженедельном шоу, сославшись на необходимость провести время с сыном. Так что она прогуливалась в белом атласном платье, катя перед собой коляску с младенцем.

Он очень миленько выглядел в голубеньком комбинезончике и чепчике с завязками. Одежда его страшно бесила, он пытался ее сорвать, но ничего не выходило, и это умиляло Абхилагашу еще сильнее.

– Я не могу поверить, что мой отец ввел эти отвратительные порядки! – взвыл Хальтрекарок, все-таки сумев сдернуть чепчик. – Это неестественно! Мое тело должно дышать!

– Меня это радует ничуть не больше, – тоже сняла шляпку Абхилагаша. – Я надеюсь только, что у него это временный каприз.

Ей не нравилось быть матерью. Она предпочла бы просто скинуть ребенка на Безликих и забыть о нем, как делают все нормальные матери. Но конкретно этот – ее первенец, а также сын Хальтрекарока от официально старшей жены. Он на особом положении, и если его отец все-таки однажды умрет, он унаследует счет в Банке Душ.

К сожалению, план убить мужа и задушить новорожденного сына сорвался. И если ничего не изменится, он таки вырастет, повзрослеет и будет основным наследником. И если однажды он все-таки станет демолордом… лучше, чтобы он к ней хорошо относился.

Поэтому Абхилагаша терпела этот маленький кусок дерьма, не обижала его и даже старалась о нем заботиться. Как уж получалось.

К тому же Хальтрекарок-старший неожиданно проникся к этому своему отпрыску… ну не то чтобы отцовскими чувствами, но он хотя бы помнит о его существовании. Иногда даже разговаривает с ним. Один раз пытался играть.

Странный он какой-то в последнее время.

– Привет, Абхилагаша, – раздался тихий мягкий голос.

В нем не было ничего пугающего, но демоница аж подпрыгнула. Первым ее порывом было отбросить ребенка и удрать, пока его жрут, но она сдержалась. Напомнила себе, что находится во дворце демолорда, под защитой своего мужа, и осталась на месте. Заставила себя взглянуть в лицо этому ублюдку и сказать с ледяным спокойствием:

– Привет, Сорокопут. Не знаю, что ты тут делаешь, но сейчас я позову мужа, и он тебя съест. Хальтрекарок, господин мой!..

– Нет-нет-нет, тише-тише, не поднимай шума! – выставил громадные ручищи сурдит. – Я с миром. Просто хочу задать несколько вопросов.

– А с каких херов мне на них отвечать? – грубо спросила демоница.

– Херов, – повторил маленький Хальтрекарок. – Хе-хе.

– Фу, как некультурно, – аж перекосило Сорокопут. – Дети Оргротора, какие же вы сквернословы. Не держи обиду, Абхилагаша. Я просто не удержался, настолько мне хотелось украсить мой сад самым прекрасным цветком во всех вселенных.

Абхилагашу его отвратительная лесть не тронула. Она и без всяких кусков задницы знала, что прекрасней ее не сыскать ни в одном измерении.

– Мне не о чем с тобой говорить, – сказала Абхилагаша. – Ты зря сюда явился. Теперь ты сдохнешь.

– Одну секундочку, – вскинул палец Сорокопут. – Ответь буквально на пару моих вопросов, и тогда я отвечу на твои.

– У меня нет к тебе никаких вопросов.

– Правда? Тебе даже не хочется узнать детали моего договора с твоим мужем? Это же он мне тебя отдал.

Абхилагаша на секунду запнулась. Такое, конечно, неплохо бы знать. Но тем не менее…

– Какие там могут быть детали? – фыркнула она. – Ты попросил – он и отдал.

– Было еще кое-что, – заверил Сорокопут. – Тебе это будет любопытно узнать.

– И что там было? – нетерпеливо спросила Абхилагаша.

– Я первый. Два вопроса, коротких.

– Хорошо, только быстрее!

– Первый вопрос. Кто из вас проснулся первым?

– Лахджа, – с удовольствием ответила Абхилагаша, сразу поняв смысл вопроса.

– М-м-м… ты не лжешь. Хорошо. Спасибо. Второй вопрос. Как это произошло?

– А я не знаю, – с еще большим удовольствием ответила Абхилагаша. – Она просто проснулась, а потом разбудила меня.

– Зачем она тебя разбудила?

– Это уже третий вопрос, но я отвечу. Затем, что не могла освободиться одна. Ей нужен был настоящий аристократ, с демонической силой. Она не особенно-то, знаешь… одарена. Эти фархерримы – они же просто мещане с претензиями.

Сорокопут смерил Абхилагашу пристальным взглядом. Его крохотные глазки ничего не выражали, но Повелитель Терний испытал разочарование. Понял, что ничего больше тут не узнает и не получит. Абхилагаша так злобна и глупа, что Сорокопут даже перестал видеть в ней красоту.

– А теперь моя очередь, – сказала демоница. – Что за договор был у тебя с моим мужем?

– Да сущая безделица. Он просто поставил условием, чтобы я вступил в их круговую поруку.

– Что за круговая порука? – насторожилась Абхилагаша.

– Это очень большой секрет, – покачал головой Сорокопут. – А ты мне ничего полезного не сказала. Пока.

Он отступил на шаг и растворился в воздухе. Абхилагаша хотела было поднять шум, но тут же поняла, что Сорокопута все равно не догонят. Он не заявился бы сюда так нагло, если бы у него не было надежного пути к отступлению. Возможно, это вообще был всего лишь Ярлык.

К тому же теперь он, возможно, заглянет к Лахдже. И можно бы ее предупредить, как Абхилагаша когда-то обещала… но она ведь обещала предупреждать только о Хальтрекароке. Сорокопут – не Хальтрекарок.

Так что… не ее проблемы.

– Но как же он все-таки опустился, – сказала она сыну. – До твоего рождения он был равен демолордам. Не сильнейшим, конечно, но все равно.

– Маменька, я знаю, кто такой Сорокопут, – пробасил младенец. – А вот что связывает с ним тебя, не знаю. Расскажи-ка добром, а иначе я все передам папеньке.

– Ах ты маленький выродок. Думаешь, он тебя похвалит? Думаешь, оценит твое лизоблюдство? Как бы не так.

– Маменька, меня уже и то обрадует, что он на тебя наорет или даже изобьет.

Абхилагаша аж сморщилась от отвращения. Какой же мерзкий у нее сыночек. И в кого он только такой уродился?

Утро выдалось настолько чудесным, что и не передать. Заканчивалась луна Краба, но лета впереди осталась еще целая куча, и в усадьбе Дегатти каждый день был полон солнца, веселья и игр на свежем воздухе. Астрид и Вероника старались взять от каникул как можно больше, потому что не за горами Доктадис, когда Астрид вернется в Клеверный Ансамбль, а Вероника пойдет туда впервые.

Но сегодня первым проснулся Эммертрарок. Единокровный брат Астрид восьмой день гостил у своих парифатских родственников и собирался оставаться тут минимум до осени.

Ему нравилось в Радужной бухте. Не так, конечно, роскошно, как в отцовском дворце, но тоже неплохо. Куча сверстников, походы на реку и поездки на море, а еще малина прямо с куста. Эммертрарок твердо решил сделать своей любимой едой малину… ну или клубнику, он еще не определился. Возможно, стоит сделать ассорти… но тогда придется каждый раз делать ассорти, чтобы удовольствие было законченным.

Ладно, впереди полно времени. Эммертрарок не собирался принимать вторую форму еще минимум лет семь. И сейчас его волновала только малина.

Усадьба крепко спала. Был только восьмой закатный час, официально это даже еще не утро, но летом рассветает рано. Однако Эммертрарок успел сбегать на речку и возвращался посвежевшим, с мокрыми волосами и полотенцем на плече.

Увитая хмелем и диким виноградом калитка скрипнула так деловито, словно приветствовала гостя. На мгновение Эммертрарок ощутил печати, что плотным куполом ограждают усадьбу. Чета Дегатти накрутила их столько, что не пробьется даже демолорд… особенно один конкретный, которого тут особенно не рады видеть.

Нет, в Паргороне, конечно, хуже. Там нельзя вот так вот запросто… делать что-то. Там что угодно может делать только отец. Дворец он выстроил под себя, создал все для бесконечного кейфа и удовольствий, а вот женам и детям остается… ну так. Тоже что пожелается, батюшка ни в чем семью не ограничивает, но все равно как-то оно без души.

Клубника будет сладкой, но не напитанной солнцем. Яблоки появятся просто на волшебном столике. Совершенно не душистые, между прочим. Вместо речки с кучей всего интересного стерильный скучный бассейн, иллюзия морского пляжа.

Огромный бассейн, просто гигантский, но скучный.

Конечно, в Паргороне можно выбраться на природу. Погулять по Мглистым Землям и даже попробовать добраться до джунглей Туманного Днища. Но это довольно опасно для одноформенного гхьетшедария. Да и яблони с клубникой там не растут, а исгодыны Эммертрарок не любил.

А тут свежий воздух, солнышко и даже скверны нет. Единственный ее источник – сам Эммертрарок… ну и хозяева поместья… и кое-какие их питомцы. Маленький гхьетшедарий пристально посмотрел на Каркушу, что притащила откуда-то дохлую собаку и жадно рылась в кишках. Тетя Лахджа каждый день кормит ее мясом, но Каркуше хочется чего-то с душком.

Отвратительно.

Стараясь держаться подальше от демонической нежити, Эммертрарок вошел в сад. Вдохнул аромат роз… розы тут росли огромные, шипастые, с крупными бутонами. Листьев мало, зато цветов очень много, торчат прямо на стеблях.

Сад Дегатти делился на две части и занимал добрую половину усадьбы. Там, где начинались деревья, сладко пахло пожилыми, но еще плодовитыми яблонями. Яблоки как раз созрели, но еще не начали падать, дразнили алыми боками.

Эммертрарок на ходу подпрыгнул и сорвал одно особенно крупное.

Но яблоко – только пролог. Главная цель – малинник. Колючий, шипастый малинник, все доступные ягоды в котором закончились еще вчера. Уцелевшие прячутся там, внутри, в глубинах терний.

Чтобы добраться до боевых трофеев, предстоит получить много ранений. Но малинник должен быть покорен и опустошен. Неважно, чего это будет стоить.

И надо спешить. Скоро проснутся сестры, Астрид и Мамико, а также их младшая сестра, Вероника. Они тоже захотят малины. А потом могут подтянуться и соседские дети. Малина – ценный ресурс, и неразумно делить ее с другими.

Будучи гхьетшедарием, Эммертрарок рассуждал, как взрослый. Логично и рационально. Так что он собирался в одиночку сожрать всю малину, пока не набежала орава девчонок.

Сейчас осторожно… раздвинуть палкой заросли… там может притаиться змея. Дикая или, еще хуже, фамиллиар дяди Майно. Он мирный, но очень ядовитый, и его яд опасен даже высшим демонам.

Теперь отодвинуть самую колючую ветку… да, за ней куча крупных, спелых, почти фиолетовых ягод!.. уже облизываясь, Эммертрарок потянулся к ним…

– Во славу Солары!..

Мальчишка шлепнулся носом в землю, а в волосах повисла целая гроздь репьев. Эммертрарок вскочил, гневно развернулся – сзади заливалась хохотом девчонка с крыльями и хвостом. Ее золотистые глаза аж светились от восторга, а темные волосы были всклокочены так, словно подралась с медведем.

С тех пор, как дядя Фурундарок подарил Астрид Ме Скрытности, с ней вовсе не стало сладу. Все время подкрадывается невидимкой и появляется только когда в цель уже летят снаряды… всегда точно в цель, у нее ведь еще и Совершенная Меткость.

– Тебе бы не удалось подкрасться, если бы я уже преобразовался, – проворчал Эммертрарок, выдирая репьи из волос.

– Держу пари, ты преобразуешься в здоровенную жабу, – осклабилась Астрид. – Такую жи-и-ирную, тупу-у-ую!.. Будешь бегать, хрюкать, трюфели искать.

– Так свиньи делают, а не жабы.

– Да откуда я знаю, в кого ты преобразуешься, свинью или жабу, – пожала плечами Астрид. – В кого-то из них. Или в огромную летающую жопу. А летать ты будешь на пердежной силе.

– Вообще, осторожней с этим, – пригрозил Эммертрарок. – Я могу преобразоваться от неожиданности, и моей любимой едой станут хальты. Слышала о баронессе Мильмаре?

– Конечно, слышала, – соврала Астрид, не моргнув глазом.

И тоже полезла в малинник, потому что этот обжирарий сейчас все сожрет один. Астрид уж его изучила. Да и ежевичина уже проснулась и тоже сейчас притопает, а тогда точно всему конец.

Пихаясь и выхватывая друг у друга перед носом ягоды, Астрид и Эммертрарок доползли до забора. Здесь малина кончилась, Астрид подняла голову… и вздрогнула. За изгородью стоял какой-то дядька.

Очень, очень жуткий дядька. Уродливый. Какой-то… не жирный, но какой-то весь толстый, широкий. Вроде и качок, ручищи аж бугрятся, а все равно странный. Кожа блестит, как намасленная. И глазки такие маленькие – как у поросенка.

Астрид не поняла, кто это. На тролля не похож, на огра тоже. И не корилланг, это уж точно.

Он не подходил к самой изгороди. Стоял в паре шагов, уперевшись ручищами в землю. Молчал. Смотрел.

Астрид вскинула руку, чтобы проверить, демон ли это. Но передумала – а вдруг это какой-то мамин знакомый или по делу кто пришел, а она ему жопу спалит.

– Ты кто такой? – вместо этого спросила она. – Чо стоишь? Это наше поместье там.

Конечно, что за изгородью – то земля как бы немножко и общая, по лесу и лужкам все друг у друга ходят, никто никому не запрещает, потому что это совсем уж жлобом надо быть, чтобы запрещать. Вон, дед Инкадатти все время где-то поблизости ошивается, грибы собирает.

Но это ж не значит, что можно вот так стоять и пялиться. Так что пусть сразу знает свое место, а то Астрид ему покажет.

А Эммертрарок с этого дядьки сразу напрягся, но Астрид ничего не заметила. Она легко подбросила себя на изгородь, встала на макушке столбика и скрестила руки на груди.

Вот, узрите, се Астрид Несравненная!

– Скажи-ка, девочка, а твои родители дома? – спросил дядька.

Фу, ну и противный же у него оказался голос. Сюсюканье какое-то. Астрид аж перекосило, но она честно ответила:

– Да! Ща они выйдут! Ма-а-ам!..

– Нет-нет, не кричи, не зови их, – попросил дядька. – Я просто иду мимо и хочу спросить дорогу. Скажи, в какую сторону мне пойти, чтобы прийти к усадьбе Дегатти?

– Да ты уже пришел! – развеселилась Астрид. – Я Астрид Дегатти, наследница и владычица сих мест!

– Как приятно познакомиться! – обрадовался дядька. – Можно мне войти? Я знакомый твоих родителей.

Возможно, еще пару лет назад Астрид его бы впустила. Но всего через луну ей стукнет одиннадцать, так что на такую дешевку ее не купишь. Был бы он правда знакомый – вошел бы через калитку, как все нормальные индивиды, а не скребся в забор, как всякие там Инкадатти и Компоты.

И раз не может войти сам – значит, всяко демон.

– А как тебя зовут? – приветливо спросила Астрид, поигрывая пальчиками.

Ее зрачки расширились, как у готовой прыгнуть кошки. Она услышала щекотку в ладони. Луч Солары хочет вырваться, хочет сжечь этого типа.

Он не нравится Соларе, Астрид чувствует.

– Меня зовут Логомаз, – вкрадчиво ответил дядька. – Я из Паргорона, как и вы двое. Мне подобных называют сурдитами.

– Вы же вымерли, – сказал Эммертрарок, прижавшись лицом к просвету в изгороди.

– Какой ты умный мальчик, – растянул губы аж до ушей Логомаз. – Да, умный мальчик, мы вымерли, ты совершенно прав. Я самый последний сурдит. И мне нужна ваша помощь.

Астрид спрыгнула с изгороди и шепнула Эммертрароку:

– Он какой-то нехороший. Я ему не верю.

– Он действительно сурдит, – ответил брат. – Но не соврал он только здесь… мне так кажется. Логомаз… это на старопаргоронском. Означает «Мясник».

– Он думает, нам по пять лет? – сморщилась Астрид. – Я не буду верить демону по имени Мясник. Он ребячит нас.

– Глумится, – согласился Эммертрарок. – Хотя мое имя на старопаргоронском означает «Несущий Ужас Дракон».

– Что?.. – аж остолбенела Астрид. – У тебя такое кудесное имя?..

– У нас у всех такие, – пожал плечами брат. – Только на старопаргоронском. Я вообще удивлен, что у тебя оно такое бессмысленное.

– Оно не бессмысленное, – фыркнула Астрид. – Оно означает «Прекрасная Богиня». Только на староскандинавском. Но ты, наверное, даже и языка-то такого не знаешь.

– Будто ты знаешь, – буркнул Эммертрарок.

Астрид и Эммертрарок заспорили, у кого имя кудеснее, а Логомаз тем временем подошел ближе, протянул руку… и отдернул, когда в воздухе что-то замерцало. Печати висели по-настоящему мощные, в несколько слоев. Явно регулярно обновляемые.

– Ваши родители мудры, – произнес он. – Свое жилище нужно как следует защищать. Не все понимают, насколько важна фортификация.

– Они это недавно поставили, – сердито ответила Астрид, отпуская вихры брата. – У нас тут всякое творилось. Кровищи было немеряно. Демоны дохли один за другим. Бац, бац, бац! Трупы. Папу с мамой однажды похитили даже, и я их спасала.

– В самом деле? – медленно повторил Логомаз. – Это была ты? А как у тебя это получилось?

– Ну так, – скромно сказала Астрид. – Я все порешала, как обычно.

Логомаз уставился на нее так пристально, словно пытался просверлить взглядом.

– Что ты врешь-то, они сами спаслись, – донесся снизу укоризненный голосок.

Астрид посмотрела вниз. Там торчал фиолетовый гриб… то есть Вероника в огромной папиной шляпе. Продираясь через малинник, она оставила ее на траве, но добравшись до изгороди – снова оказалась в шляпе.

– Сами спаслись, – повторил Логомаз, пристально глядя на новую девочку. – А как, если не секрет?

– Да просто у нас самая кудесная мама, – ответила Астрид, недовольная, что мелкая подрывает ее авторитет в глазах незнакомцев. – Вероника, сбегай за ней, тут какой-то мутный дядька.

– Чего я-то? – засопела Вероника, плетясь обратно к дому.

Сходила по малину, называется. Гоблинные демоны почти все слопали, еще и командуют, как будто это не она уже почти учится на демонолога. А ведь маму можно и просто призвать, но она же рассердится, если ее прямо из кровати призвать в малинник.

Правда, она говорила, что если это что-то срочное, то можно. Но Вероника не была уверена, что это что-то срочное.

Она решила спросить и вернулась.

– Астрид, а это что-то срочное? – спросила она, дергая сестру за подол.

– Нет, – отмахнулась та.

И Вероника недовольно поплелась обратно.

Но она не успела уйти далеко. Мимо пролетел Матти – ярко-красный попугай ара. Он описал круг в воздухе, увидел Астрид, болтающую через забор с мутным дядькой… и спикировал вниз! Он уселся Астрид на плечо, что-то торопливо сказал ей на ухо… и Вероника аж вздрогнула, так страшно заорала сестра!

Над изгородью словно взошло второе солнце! Астрид выпалила Лучом Солары, и Эммертрарок позади нее заверещал, вжимаясь в землю, а мутный дядька взвыл от боли…

– Вероника, неси кабачок!!! – донесся бешеный крик.

Вероника, уже ничего не понимая, побежала назад, по пути как раз очень удачно найдя кабачок… но когда она домчалась, за изгородью уже не было никого и ничего, и только Астрид зло шипела, тряся дымящейся рукой.

Вероника еще ни разу не видела, чтоб она жахала так мощно.

– Сбежал, глиномес! – обиженно сказала сестра. – Ты чо так долго?!

– Кр-ра-а!.. – укоризненно воскликнул Матти. – Я же сказал, чтобы подождала р-родителей!

– Астрид Решающая сама бы со всем разобралась, – фыркнула Астрид. – Видела, как он задымился?! Я не виновата, что он такой трус, а Вероника такая копуша!

– А кто это был-то? – робко спросила Вероника.

– Неважно, – ответила Астрид, спрыгивая с забора. – Рано тебе еще. Ничо, мы его еще выследим.

– А давай я его призову, – предложила Вероника. – Кто это?

– Ежевичина, это мой подвиг! – упрекнула ее Астрид.

– Нет, не твой, – сказал Матти папиным голосом. – Девочки, немедленно домой.

Сорокопут тем временем уходил все глубже в теневые измерения. Он выяснил не все, что хотел, но вполне достаточно. Он не ожидал подобного Ме у маленькой девочки, да еще и демоненка. Готовя ловушку на супругов Дегатти, он узнал очень много о них самих и их фамиллиарах, но не счел нужным собирать информацию о детях… а стоило, судя по всему.

Прелестный ребенок эта Астрид. Ах, если бы у Сорокопута было прежнее могущество! Эта семья стала бы прекрасной частью инсталляции! Вся, включая детей и животных! Какой вышел бы красивый узор! Им можно было бы посвятить отдельный зал!

Но пока что лучше держаться от них подальше. Соорудить новое логово на новом месте, перетянуть туда остатки коллекции, самозапечататься, чтобы не могли ни обнаружить, ни призвать… и снова копить силы. Это займет время, много времени, придется вырастить много сильных цветов… но это самое надежное.

А когда он снова будет готов… что ж, он знает, кто займет место рядом с Ауроном.