Отборная невеста кн. 1

Глава 6. Вовкуны — разбойники

Сумерки густели, как варенье на огне, превращаясь в непроницаемую ночную мглу. Смущенно поджимаясь и хихикая, Катишка вытащила из-под сиденья «вовкунью лампу» из тех, что висят в любом крестьянском доме.

— Оно, конечно, благородной сьёретте и не положено, да только кто тут увидит? — моя горничная звучно шмякнула ладошкой по стеклу. Содержимое лампы начало разгораться, а я торопливо отвела глаза, разглядывая побежавший по стенам кареты хоровод теней. Окна кареты казались угольно-черными заплатками. Я отогнула шторку, всматриваясь в тянущийся вдоль дороги плотный строй деревьев. Во мраке леса время от времени угрожающе поблескивали парные огоньки, а иногда мелькали светлые, будто призрачные, силуэты.

Над ухом у меня сосредоточенно засопели:

— Ваша милость, а… что там такое светится? — подрагивающим голосом спросила Катишка.

— А то самое, что в лампе. — сквозь зубы процедила я. — Только пока бегает.

— Экие неприличности вы говорите, сьёретта. — Катрин с опаской покосилась на лампу, потом за окно. — Неужто… вовкуны?

«А может, и ледяные шакалы.» — подумала я. Эти твари только сильную жару не выносят, а осенью, особенно после дождей, вполне могут проснуться. Голодными.

— Местные сьеры, что ли, не охотятся, ежели вовкуны прям вдоль дороги шастают, непотребствами своими светят даже и без лампы? — возмутилась Катишка.

Я не ответила — для меня, и наверняка для Хэмиша здешние безобразия тоже стали сюрпризом. План добраться до ночлега в темноте не предполагал, что компанию нам составят все хищники здешних лесов. Да что ж столичные, и впрямь зимой не охотятся, раз твари так расплодились?

— Может, туточки и разбойники проезжих на дорогах останавливают? — продолжала возмущаться Катишка.

— Тихо! — шикнула я. То ли из-за слов Катиш, то ли и вправду, мне вдруг послышался настигающий карету слаженный топот — слишком многочисленный, чтобы принадлежать нашему невеликому эскорту из двух стражников.

Я вслушалась, ту же поняв, что безнадежно: стучали колеса, скрипели рессоры, погромыхивали привязанные на задах кареты сундуки. Если и был топот, наверняка кто-то из нашего сопровождения отстал, а теперь нагоняет. А мне в жутковатой тьме чудилось, что за нами несется многочисленная погоня.

— Показалось. — окончательно уверилась я и успокаивающе кивнула Катишке.

Позади кареты глухо хлопнул выстрел и донесся отдаленный крик.

Кучер истошно заорал, судорожно защелкал хлыст, взревели скакуны… и карета рванула вперед!

Катиш вдавило в стенку, а меня швырнуло на нее сверху. Горничная подо мной сдавленно пискнула. Я отчаянно забарахталась, пытаясь подняться, и кажется, заехала Катишке локтем в грудь — она судорожно открыла рот, пытаясь втянуть воздух. Карета ухнула колесом в колдобину, нас перекатило от стенки к стенке — теперь я лежала на боковой дверце, а Катиш навалилась на меня сверху. Меня прижало щекой к окну. Темный силуэт всадника вырвался из мрака. Сначала из темноты выступила голова скакуна с торчащими дыбом иголками гребня, потом вытянутая в усилии скачки чешуйчатая шея, потом стал виден весь скакун с припавшим к шее всадником.

— Стой! Стооо… — приподнимаясь в стременах, заорал тот… и тут же грянул выстрел.

Короткая вспышка озарила темноту, над крышей кареты пронзительно и жутко свистнула пуля. Всадник с размаху ткнулся в шею скакуна, напарываясь лицом на иголки. Я уже подумала, что убит, но он шарахнулся назад и зажимая расцарапанную щеку, заорал:

— Не стреля…

В него тут же выпалили снова, а карета помчалась еще быстрее, хотя мне казалось, что это невозможно! В вихре моих юбок и визге Катиш мы перелетали от дверцы к дверце.

— Бах! Бах! Ба-бах! — выстрелы гремели со всех сторон.

— Аррррр! — ревели скакуны. Карету мотнуло с такой силой, что она наклонилась на одно колесо, и в окошке на мгновение мелькнула дорожная обочина. Карета выпрямилась, и тут же крыша прогнулась под рухнувшим на нее весом — кто-то запрыгнул сверху, а оттуда сиганул на козлы!

Истошно заорал кучер, послышались звуки ударов, карету снова мотнуло… и скакуны начали сбавлять ход.

— Это… это разбойники, да? Нас убьют? — дрожащим голосом спросила Катиш, вжимаясь в угол кареты. К груди она прижимала ящичек с украшениями. То ли собиралась из последних сил защищать немногочисленные мои драгоценности, то ли наоборот, быстренько отдать их бандитам.

— Не убьют… — выдохнула я, но убедить не смогла даже себя.

Неужели все кончится так просто и бесславно, даже не успев толком начаться? И ничего-то я не смогу и не успею, просто потому что всё отлично продумавшая я поехала в темноте по лесной дороге, где местные сьеры плевать хотели, что проезжающих грабят? Какая глупость, нелепость, какая… беспомощность!

— Спрячь нас Крадущаяся под своим хвостом, укрой крылом Летящая в Ночи… — тиская шкатулку, монотонно бубнила Катрин.

— Замолчи! — рявкнула я, сдувая свесившуюся на лицо прядь.

Карета встала.

— Готово, монсьер! — с козел радостно проорал мужской голос — мне он показался удивительно мерзким.

Послышался еще чей-то голос — вроде бы Хэмиша. Тут же смолк, неужели старика убили? Топот копыт сперва нахлынул волной, а потом стих, и наконец — шаги. Кто-то шел к карете. Споткнулся. Ругнулся сквозь зубы. Взялся за ручку — та дрогнула…

Я снова метнулась от дверцы к дверце. За одной — шаги! За другой… Я даже уже за ручку схватилась, чтоб выпрыгнуть, и замерла, разглядев сквозь окошко силуэт всадника. Окружили! Обложили! Все кончено!

Я в отчаянии запрокинула голову — даже если бы в крыше кареты был люк, куда мне в юбках? Да и смысл, всадники — везде!

Ручка кареты медленно повернулась и… я вцепилась в нее с другой стороны. Дверь дернули, обдирая мне ладони. И еще раз. И еще… Я отчаянно уперлась каблуками в порог и повисла на ручке всем телом, не давая двери распахнуться.

— Сьёретта, что вы делаете? — дрожащим голосом спросила Катишка.

Хоть что-нибудь! Не сдаваться же просто так! Ответить вслух я не могла — пыхтела, отчаянно цепляясь за дверь.

— Заело? Один момент! — прокричал все тот же веселый голос, рядом грузно спрыгнули — кажется, с козел — ручка дернулась между моих ладоней как живая…

Дверцу рванули, и я вылетела наружу, с высоты подножки рухнув на стоящего внизу мужчину.

— Ливви! — сказал он, трепетно прижимая меня к груди.

— Что? — я поднял голову.

Он улыбнулся: по-мальчишески шкодливо и по-мужски соблазнительно. Мои глаза расширились, дыхание перехватило, я попыталась хоть что-то сказать и… пронзительно завизжала.

Громадный вовкун бесшумно вымахнул из темноты.

Взвился в прыжке, на краткий миг меж его задних лап ярко блеснули те самые… для лампы.

Вооруженные мужчины вокруг меня оцепенели. Они стояли и тупо пялились как вовкун падает этому… разбойнику… на плечи, впечатывая его в землю.

Его спасла шляпа. Шляпа с высокой тульей и роскошными перьями. Мощные челюсти вовкуна впились жертве в затылок…

Зверь замер. Из его пасти во все стороны торчали пестрые перья.

Грохнул выстрел. Хэмиш пальнул из-за угла кареты — пистоль в его руке дымился, отчаянно воняя рыбой от сгоревшего потроха. Вовкун сплюнул прокушенную шляпу и с удивительной для такого мощного тела легкостью сиганул в сторону.

Я ухватила судорожно копошащегося в грязи разбойника за ворот камзола и поволокла к карете:

— Быстрей! Шевелись, ты… бандит с большой дороги!

Вокруг метались всадники и грохотали выстрелы — незнакомый молодчик в сером колете наемника отстреливался из-за колеса. Наш кучер, живой и здоровый, палил с козел по вовкуньей стае, катящейся из леса прямиком на нас. Я чумной белкой запрыгнула на подножку, а этот… разбойник, Летящая его клювом в темечко, споткнулся и рухнул носом об дверцу.

— Лезь, пока не сожрали! Лезь, говорю! — завопила я, дергая его за шкирку, как нашкодившего кота.

Я успела по пояс затащить его в карету, когда на меня разом нахлынули жар и вонь, и дверной проем перекрыла распахнутая пасть ледяного шакала!

— Ааааииии! — пронзительный визг Катиш заставил меня выпустить воротник мужского камзола и хлопнуться на сидение.

Катишка размахнулась и шарахнула шакала железным ящиком по зубам.

— Упс! — пасть со щелчком захлопнулась… и Катиш добавила углом железного ящика шакалу между ушей.

Что-то хрустнуло, крышка ящика отскочила, посыпались поблескивающие скудными камешками побрякушки. Шакал завизжал и понесся прочь, подпрыгивая на бегу и яростно пытаясь стряхнуть повисшее на ушах ожерелье. Мое ожерелье!

Мы с Катиш рывком втащили разбойника в карету, снаружи Хэмиш проорал:

— Гони!

В громе выстрелов и грохоте копыт карета рванула вперед.

С высоты сидения я посмотрела на лежащего у моих ног молодого мужчину, усыпанного жалкими остатками моих украшений, и с искренним наслаждением пнула его каблуком в грудь:

— Гэмми, тебя Летящая клювом в лоб долбанула? Ты что творишь? Барон Гельмут Аденор, я с вами говорю! Что вы здесь делаете?

— Лиииивви! — Гэмми открыл мутные, как у пьяного, глаза и расплылся в бессмысленно-радостной улыбке. — Второй день за тобой скачу… Ты… Вы… сьёретта Оливия, младшая графиня Редон… ты выйдешь за меня замуж? — он вцепился мне в юбку и начал приподниматься, вытянув губы в трубочку для поцелуя.

Юбка затрещала. Застрявшие в его волосах кольца посыпались на пол кареты, слабо мерцающее ожерелье из огненных опалов повисло на ушах…

— Гэмми! — прошипела я.

Забрала у Катиш сломанную об зверя шкатулку.

И с размаху шмякнула ею Гэмми по лбу.

Он сдавленно хрюкнул, глаза его закатились, и он хлопнулся обратно на пол, гулко стукнувшись затылком.

Катишка всхлипнула и принялась обирать с него мои украшения.